является доказательство самоотравления фюрера. Эта задача была, впрочем, не очень сложной, так как в немецкой, английской и американской литературе этот спор шел уже давно и к версии о яде склонялись авторы, которые к мнению КГБ совсем не прислушивались. Так, Роберт Кемпнер, нюрнбергский обвинитель, писал:
«У меня и моих сотрудников появилось подозрение, что Гитлер не застрелился и его смерть и смерть его жены Евы объясняются отравлением. Это подозрение напрашивалось после многих допросов, на которых шла речь о распр делении врачами СС ампул с ядом среди высших функционеров партии на случай краха третьего рейха. Известно много случаев, когда применялись эти ампулы. Стоит вспомнить о семье Геббельсов, о самоубийстве рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и самоубийстве приговоренного к смерти Германа Геринга… Мое подозрение о том, что и Гитлер отравился, было подкреплено после допроса д-ра Блашке, который сказал, как дрожали руки у Гитлера в апреле 1945 года. Подобное дрожание с криминалистической точки зрения как бы исключало выстрел из пистолета. Кроме того, Гитлер не был типом, который стреляется, а скорее типом, который, попав в тупик, хватается за яд как более „легкий метод“».
Далее Р.Кемпнер ссылался на мою прежнюю книгу, где опубликованы акты, в которых говорилось об обнаружении во рту трупов «предположительно Гитлера» и «предположительно Евы Браун» осколков ампул с цианистым калием.
… Продолжу покаяние. В прежних книгах я не написал и о другом. Политическая установка автору Безыменскому была определенной: снять версию об «офицерской смерти» Гитлера. Впрочем, сами ветераны КГБ свято верили, что Гитлер не застрелился, а отравился. Я был готов принять эту версию. Тем не менее мне категорически не советовали публиковать одно донесение о химической экспертизе, произведенной во фронтовой санитарно-эпидемиолотческой лаборатории № 291 в июне 1945 года [96].
Химическая экспертиза производилась фундаментально: всего в лабораторию (военное сокращение — ФСЭЛ) было доставлено 30 проб внутренних органов и 12 проб крови; было проведено 42 реакции на цианиды и 78 реакций на алкалоиды. Как докладывал начальник ФСЭЛ подполковник медслужбы Малый, были установлены растворимые цианистые соединения проб по актам 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 и 11. Количество синильной кислоты равнялось («на 1 кг мяса» [96.1] ) 9,72 — 12,9 мг. Все это были пробы останков семьи Геббельса, собак и Кребса. А Гитлер и Браун? Соответствующий пункт гласил:
«в) в материале по актам вскрытия № 12 и 13 цианистые соединения не обнаружены».
Как так? У Гитлера и Браун нет следов яда? Я задавал этот вопрос Шкаравскому и другому члену комиссии, профессору Краевскому. Они не придали этому большого значения, ссылаясь на возможность выветривания следов через неделю и на плохую сохранность «материала». Однако это негативное заключение я раньше не цитировал. Кстати, когда Берия послал Сталину акты химического обследования, он предусмотрительно включил только акты 1 — 11, а не 12 и 13, чтобы не вызывать излишних сомнений.
Но сегодня, чем больше я сравниваю различные протоколы, тем больше склоняюсь к мнению, что самоубийство было «двойным» — и яд, и выстрел. Это мнение укрепилось у меня, когда известный криминолог д-р Рольф Эндрис, ознакомившись с фото найденной во время операции «Миф» теменной кости, высказал убеждение, что выстрел последовал не в рот, а в висок. Мнение Елены Ржевской, что отравившегося Гитлера пристрелили, к сожалению, подтверждено лишь одним показанием генерала Раттенхубера [97] . Бывший в имперской канцелярии д-р Клаус Шенк также склоняется к идее «комплексного самоубийства». Ведь точно так же покончил с собой Вальтер Хевель, бывший с Гитлером до последнего часа.
Конечно, у моих заказчиков кроме желания доказать, что Гитлер не застрелился, а отравился, был и идеологический заказ, который в принципе пришелся мне по душе. Публикация должна была быть неким (очередным) напоминанием о нацизме как угрозе для человечества и о его судьбе. Заказ несложный. Вопрос состоял лишь в том, как его выполнять .Тогда, в конце 60-х годов — время разгара «холодной войны», такого рода публикация виделась весьма упрощенно, в черно-белых красках конфронтационного мышления. Нацистская или неонацистская опасность, конечно, на Западе, где мировой империализм хочет воспользоваться наследием Гитлера для своих целей. Этой опасности противостоят мировой социалистический лагерь и прогрессивные силы во всем мире. Как просто было мыслить и писать по этой схеме! Впрочем, так же просто было мыслить и писать по другой конфронтационной схеме, в соответствии с которой все угрозы исходили от агрессивного советского империализма и его происков.
Оценивая сегодня итог этого пропагандистского противостояния, в котором я принимал активное участие, могу применить для своего утешения русскую поговорку «Маслом каши не испортишь». Настойчивые советские напоминания о неонацизме способствовали привлечению внимания западной общественности к этой теме. В свою очередь, демократические западные общества, желая доказать свою жизне— и дееспособность, старались держать неонацистские группы на периферии политической жизни.
Мы же оказались наказаны собственной односторонностью: считая фашизм и нацизм порождением капитализма, упустили из внимания, что эти идеи могут получить распространение и в СССР, и в странах социалистического содружества. Стоило им распасться, как, подобно ядовитым грибам, неофашистские группы стали возникать в той самой Восточной Германии, которую ее коммунистические лидеры именовали «антифашистским государством», защищенным в Берлине «антифашистским защитным валом». В объединенной Германии центр неонацизма оказался в ее восточной части.
Но еще опаснее стало появление фашизма в России. Когда-то советские читатели познакомились с романом Синклера Льюиса «У нас это невозможно», посвященным фашистской нечисти в США. Читали и критиковали автора за излишний оптимизм, зато были свято уверены, что у нас это действительно невозможно. Суровая действительность наказала и «их» и «нас». Фашизм в России середины 90-х годов стал реальностью.
Как и в других странах, началось с малого. С небольших антисемитски настроенных группок типа «Памяти» и листовок на первых демократических выборах, с продажи «Майн кампф» и «Протоколов сионских мудрецов». Затем стали появляться военизированные группы молодежи в черной форме, расистские лозунги на митингах. Но это была лишь верхушка айсберга. Образовалась устойчивая группа газет и журналов, ведущих ксенофобскую и антисемитскую пропаганду на «интеллектуальном» уровне. Появились, используя атмосферу гласности и плюрализма, организации и партии, выдвигающие лозунги типа «Россия — для русских» и солидаризирующиеся с гитлеровской политикой уничтожения евреев и иных «инородцев». Чем дальше, тем энергичнее русские фашисты дают о себе знать.
Неожиданность была велика. Но полезно вспомнить, что российский антисемитизм имеет давние корни и были времена, когда он занимал ведущее место в международном «расистском фронте». Это было время, когда к его помощи прибегнул русский царизм, попавший в тяжелейший кризис. Еврейские погромы начала века, знаменитый процесс Бейлиса прогремели на всю тогдашнюю Европу, и честь русскому обществу принесли смелые выступления лучших представителей интеллигенции против позорного союза царизма с черными силами антисемитизма.
Революция 1917 года, казалось, ликвидировала все условия для расового неравенства. Но не прошло и десятка лет, как под прикрытием интернационалистских лозунгов и коммунистическая партия оказалась зараженной вибрионом ксенофобии и антисемитизма. Государственный антисемитизм стал одним из неотъемлемых элементов извращенной идеологии сталинской эпохи и чуть было не закончился геноцидом советского еврейства в последние годы жизни Сталина.
Конечно, в России сегодня еще нет государственного антисемитизма сталинских времен. Но если тогдашний дозволенный расизм выглядел «тихим» — все о нем знали, но вслух не говорили, — то сейчас он стал гласным, крикливым и, увы, допустимым. Суды молчат и не применяют соответствующие параграфы новой конституции. Осквернение еврейских кладбищ также не волнует стражей законности. Но что еще тревожнее: из арсенала нацизма извлечен не только антисемитизм, но и культ вооруженной силы. Недаром во время событий октября 1993 года отряды Александра Баркашова были одной из главных опор непримиримой оппозиции. И все это происходит в стране, где у общества, воспитанного в духе «у нас это невозможно», нет иммунитета против экстремистско-шовинистической пропаганды и идеологии. Как это ни парадоксально, главный очаг национал-социалистической и шовинистической опасности сейчас приходится
