После такого пути душе нужен отдых. Она скоро проснется. — Стужа попыталась высмотреть сына из-за плеча Терлика. — Ей придется позаботиться о Келе.
В это мгновение силы покинули ее. Она закашляла, и кровь заструилась по подбородку. Слабеющей рукой она полезла под тунику и извлекла тряпку, закрывавшую рану. Мокрую насквозь и совершенно бесполезную.
Терлик сжал ее крепче, и она поняла, что он плачет. Слезы его текли, а она вслушивалась в себя, пытаясь расслышать хотя бы малейший звук, означавший, что в ней еще жива магическая сила. Но в душе ее было пугающе тихо.
Она дотронулась до рукояти кинжала, висевшего на боку.
— И все-таки Жало Демона одержал надо мною верх, — прошептала она. Перевела взгляд за пределы круга. Воздух шевелился от неистово пляшущих теней. Они как будто насмехались над ней, кичась своей живучестью. — Загаси лампу, — попросила она Терлика. — Хочу полежать рядом с тобой, и чтобы проклятые твари на нас не глазели.
— А ты закрой глаза, и они исчезнут, — уговаривал он, прижимаясь к ней щекой. — Мне до лампы не дотянуться. А я не хочу выпускать тебя из рук. — Его слезы капали ей на лицо. Они катились не переставая — обильные, обжигающие. — Не оставляй меня, Самидар.
Она повернула голову из стороны в сторону:
— Где Ашур? Подвинь меня так, чтобы я его видела.
Он сделал, как она просила. Несмотря на все его предосторожности, малейшее движение причиняло ей муки, она не удержалась от крика и схватилась за рану. В глазах потемнело, но когда взор прояснился, она увидела перед собой единорога.
Она потянулась к нему дрожащей рукой. Ашур наклонил голову и лизнул ей пальцы, как часто делал раньше. Его огромный рог качнулся у лица, и она провела ладонью по всей блестящей поверхности. Глаза его сияли подобно звездам, их выпуклые узкие поверхности мерцали.
— Иди, мой добрый друг. — Ее слова были еле слышны. — Беги туда, где ты жил все те долгие годы, когда я не знала, что ты мне нужен. — Веки слипались, она с усилием открыла глаза. — Хотя ты всегда был мне нужен. Ты — моя мечта, мой единорог, а нам всем нужна мечта. — Ашур опустил голову еще ниже, и она погладила его по густой гриве. — Беги, — повторила она, — и каждый, у кого есть мечта, будет стремиться к тебе.
Но Ашур все продолжал ласкаться, тыча в нее носом и облизывая. Она отняла руку и вцепилась в рукав Терлика.
— Отгони его, — взмолилась она. — Заставь его бежать. Мне хочется видеть, как он бежит.
Но Терлик покачал головой:
— Тени-призраки все еще там, за кругом.
— Тогда погаси лампу, и тени умрут.
Он не захотел от нее отходить.
— Мне понадобится лампа, — медленно произнес он. — Если ты покинешь меня, Самидар, я верну тебя назад.
Сердце ее сжалось, слезы брызнули из глаз, но вовсе не боль была тому причиной. Боги, она не хочет покидать его. Какое счастье было бы состариться рядом с ним, дни и ночи проводить в его объятиях. Ей вдруг страстно захотелось увидеть принадлежавший ему дворец в Роларофе и назвать его своим домом.
Но этому не суждено сбыться.
Кончиками пальцев она легонько провела по его губам:
— Ты умеешь читать по-древнекондитски?
Выражение его лица говорило само за себя. Он обнял ее крепче прежнего и разразился рыданиями.
— Я умею.
Она почувствовала, как Терлик обернулся, но последовать его примеру у нее не осталось сил. И все же она узнала голос матери. Реймут показалась ей на глаза — все такая же обнаженная и прекрасная, по- прежнему моложе своей дочери. В руке она держала Глаз Скраал.
— Ты пощадила меня, Самидар, и пощадила своего сына.
Стужа хотела покачать головой. Она подняла глаза на свою мать, желая разглядеть лицо, но черты расплывались.
— Он изменился… — Она замолчала. Слова отнимали слишком много сил. Она вздохнула и обвела взглядом круг. Кела она не увидела.
— Мы все изменились, — ответила Реймут.
Терлик заговорил, внезапно обретя надежду:
— Ты же колдунья. Можешь спасти ее?
Реймут опустилась на колени и взяла дочь за руку.
— Рана слишком глубока. — Губы матери мрачно сжались. Подобрав Книгу Шакари с земли, она сдула налипшую грязь с переплета. — Но у нас есть Три Артефакта.
Лучик надежды блеснул для Стужи, но тут же погас. Скоро утро, ночь новолуния вот-вот закончится. Она сжала руку матери и прижала ее к себе.
— Произнеси мое имя снова, — попросила она. — Мое настоящее имя. — Она внимательно следила, как губы Реймут выговаривали это слово. Оно прозвучало даже слаще и мелодичней той волшебной музыки, что когда-то наполняла ее душу.
Взгляд ее обратился к небу. По-прежнему ничто не предвещало рассвета, но она знала — он скоро настанет. «Если бы только осталось время, — с грустью подумала она. — Если бы оставалось побольше времени».
Дыхание Терлика легкое, как перышко, он шепчет ей что-то на ухо. Или это не голос роларофца она слышит, а Кимона и Кириги. Слова долетают до нее из зияющей пустоты. «Не волнуйся, — хором внушают ей голоса, — не бойся».
Она долго не отпускает от себя эти голоса, находя в них утешение. Ей не страшно. Если останется жива, то у нее есть Терлик, чтобы любить его. Если нет — Кимон и Кириги ждут ее.
Она взглянула на небо, и слабая улыбка тронула ее губы. Протянула руку к Ашуру, чтобы еще раз прикоснуться к единорогу, который был всего лишь мечтой. Ее мечтой. В навалившейся темноте только его глаза продолжали светиться.
Опять послышались голоса, но она не различала слов, и, кажется, это уже не имело значения. Жизнь ее угасала. «Настало время? — гадала она. — А может, все-таки еще есть надежда?»
Последняя песня прошелестела по пустынным закоулкам ее души, и она закрыла глаза. Вздохнула и отошла ко сну, готовая с благодарностью принять тот мир, в котором проснется.
