старше ее по крайней мере на двадцать лет. Он никогда бы не написал то, что подумал: «Она выглядит так, что в нее с ходу можно влюбиться». Есть ей не хочется, сказала она, разве что какую-нибудь маленькую закуску: она сегодня никак не рассчитывала оказаться в ресторане. Он дерзнул поинтересоваться ее планами на сегодняшний вечер в надежде на то, что у нее не найдется более интересного занятия, чем провести его с ним. Она ответила: ее муж сидит дома с ребенком и она уже почти исчерпала свой лимит времени.
Несколько лет назад он написал рассказ о женщине, которая живет с мужчиной гораздо старше себя. Позже он понял, что этот сюжет – продукт его неосознанной мечты. Его первая жена была старше, вторая всего на год моложе его, и он постепенно пришел к убеждению, что мужчине без возраста, как он, нужна женщина намного моложе. Но все его студентки или редакторши, с которыми он теоретически мог бы начать роман, не выдерживали никакой критики. Моя сестра Сельма живет с мужчиной намного старше ее, и каждый раз, когда я их вижу, я думаю: «Повезло же ему!»
Я уже не помню, сколько времени они провели в ресторане. В памяти остались кое-какие детали этого вечера, но теперь я уже не знаю, были ли они всего лишь частью замысла и я забраковал их в процессе работы, или они все же вошли в повесть. Как она сняла туфли, потому что у нее промокли ноги. Как за одним из столиков неподалеку от нас вдруг вскочила с места женщина и с плачем бросилась на улицу и как ее спутник посмотрел по сторонам извиняющимся взглядом, не смея побежать за ней, поскольку еще не успел заплатить. Как я спросил Аманду, как ее зовут, и как она ответила: Аманда Венигер, девичья фамилия Цобель, и как я подумал: наконец-то интересное имя. Упоминание девичьей фамилии было уже вторым сигналом о том, что она замужем; я решил, что если будет еще один, то я скажу, что, кажется, я наконец понял смысл ее намека.
Пока мы ждали свое мясо по-сербски, единственное блюдо быстрого приготовления в меню, я думал о том, как бы удивить и расшевелить ее каким-нибудь замечанием, чтобы не задавать без конца вопросы, как будто я заведующий отделом кадров, выясняющий ее анкетные данные. Она не прилагала никаких усилий, чтобы поддержать разговор; может быть, из смущения (что мне очень понравилось бы), а может, потому что была несловоохотлива; она только отвечала на мои вопросы.
Вопрос, над чем она сейчас работает, то есть что пишет, дал на первый взгляд вполне удовлетворительный результат. Аманда изумленно посмотрела на меня. Она, видимо, мысленно пробежала весь наш разговор (что не составляло особого труда, поскольку сама она почти ничего не говорила) и спросила, с чего я взял, что она пишет. Я сказал, что пока еще в состоянии сложить два и два, и напустил на себя вид, будто это всего-навсего простой фокус с элементами ясновидения. Но мой успех оказался сомнительным: она рассердилась, оттого что я без труда смог разгадать этот ее маленький секрет. Может, она даже почувствовала что-то вроде унижения? Она всего лишь дилетант, сказала она смущенно, во всяком случае была им до сих пор, и не считает себя моим коллегой. Она еще больше замкнулась и на все дальнейшие вопросы о ее сочинительстве только отрицательно качала головой. Даже мое замечание, что вся литература делается как раз непрофессионалами, что все писатели – дилетанты, из которых лишь немногим удается с годами приобрести определенные навыки, не смогло выманить ее из этого упрямого молчания. Я сказал, что если она хочет, то я с удовольствием обсудил бы с ней как-нибудь при случае ее – не знаю, что именно, – рассказ или повесть. Мне это показалось самым надежным средством добиться следующей встречи. Но я ошибся. Она ответила, что это слишком щедрое предложение, а ей действительно нечего мне показать, и опять посмотрела на часы.
Когда она ушла, Рудольф готов был поклясться, что она несчастна в браке. Он, пожалуй, не смог бы сказать почему, но он чувствовал это и был уверен, что чутье его не обманывает – знание психологии! Он представлял себе Луизу страстной натурой, к тому же женщиной, которой не чужды любовные приключения, хотя у него не было для этого ни малейшего повода. Он представлял себе разные картины: она в его объятиях, она у стойки портье, заполняющая формуляр; ее лицо с закрытыми глазами и приоткрытым в ожидании поцелуя ртом… Он не был помешан на женщинах и не стремился покорить каждую понравившуюся ему женщину.
Ночью я долго пытался припомнить какой-нибудь жест или взгляд Аманды, который можно было бы истолковать как знак надежды. Я не вспомнил ничего, если не считать того, что она приняла оба мои приглашения (в первый ресторан, а затем во второй, хотя все эти маневры потребовали и времени, и определенных усилий). Я знаю людей, которых нисколько не огорчает равнодушие или антипатия женщины, я не из их числа. Я говорил себе: отсутствие ободряющих знаков еще не означает равнодушие, но этот аргумент казался мне теорией, не имеющей ничего общего с конкретным случаем. В молодости я каждый раз воспринимал как обиду или оскорбление, если женщина оставалась ко мне равнодушной. Не стану утверждать, что сегодня я уже вырос из этого мальчишества, но теперь я хотя бы сознаю нелепость такого подхода: я научился «прощать» женщинам их равнодушие или антипатию ко мне.
Рудольф тоже достиг этой ступени зрелости. Он в ту же ночь признался себе, что Луиза, похоже, произвела на него более сильное впечатление, чем он на нее. Конечно, это его несколько огорчало, но особой печали по этому поводу он не испытывал. Романы с замужними женщинами были чреваты неприятностями. Его друг, Барух, чуть было не погиб из-за одной такой истории (то есть
Установить с Луизой контакт оказалось очень непросто: адреса ее он не знал, а в телефонном справочнике ее фамилии не оказалось. Десять дней у него не клеилась работа, он был не в силах сосредоточиться, потом ему вдруг пришло в голову, что она не звонит ему только потому, что не знает номер его телефона, и ему очень понравилось это предположение. В конце концов он сделал над собой усилие и позвонил Бородатому. Он сказал, что пообещал Луизе книгу с автографом и в спешке забыл спросить у нее адрес. Бородатый удивился странному совпадению: несколько дней назад ему звонила Луиза и просила номер его телефона. Он, конечно, не дал ей никакого номера, тут, мол, он может на него положиться. Рудольф готов был обнять его за бесценную информацию, давно он уже не получал таких приятных известий! Чтобы хоть как-нибудь отблагодарить Бородатого, он соврал, что литературный вечер ему очень понравился.
Он долго не мог придумать повод для звонка. Теперь, когда у него были основания надеяться, что она и сама не прочь встретиться с ним, ему, пожалуй, необязательно было прибегать к каким-то особым военным хитростям. «Нет ли у вас случайно желания встретиться со мной?» «Что, если нам встретиться?» «Может, вы все-таки покажете мне хоть пару страниц вашей рукописи?» «Я слышал, вы пытались выяснить мой номер телефона – я к вашим услугам». «Мне бы очень хотелось еще раз увидеть вас». Он бы с удовольствием как-нибудь подсунул ей свой номер телефона, но как? Просить об этом своего приятеля Бородатого он не мог, а других общих с ней знакомых у него не было.
Проще всего, конечно, было дождаться своего дня рождения. Он мог бы устроить вечеринку по случаю своего сорокавосьмилетия (чего он не делал уже много лет) и пригласить Луизу в числе многих гостей. Но ждать еще три недели он не хотел. Наконец в какой-то момент все эти уловки и соображения вдруг показались ему глупыми и унизительными. Он выпил коньяку и, приказав себе быть спокойным, решительно направился к телефону.
Трубку снял не муж и не ребенок – он услышал голос Луизы. (В первой редакции ему ответил муж
