панельными окнами. В широком зале наши шаги отдавались глухим эхом, стуча по нелакированным доскам, на которых выцвели призрачные отметки бадминтонного корта. На стенах висели плакаты с приглашением на вечер танцев и рождественскую пантомиму. Старые деревянные стулья были беспорядочно свалены в кучу. Видимо, реконструкция острова так далеко не забралась.
— Страчан хотел построить новый клуб, но всем нравится этот, — сказал Броуди, прочтя мои мысли. — Привычка. Некоторые вещи должны оставаться неизменными.
Камерон остановился у новой двери и раздраженно перебирал звенящие ключи. В ожидании я подошел к пианино. Крышка была поднята, обнажая клавиши, треснувшие и пожелтевшие. Я нажал на одну, и раздался жалобный звук, быстро растворившийся в тишине.
— Вы не могли бы так не делать? — злобно прошипел Камерон и открыл дверь.
Маленький кабинет был хорошо оборудован, с сияющими белыми стенами и стальными шкафчиками. Тут имелись автоклав для стерилизации инструментов, аптечка с изобилием лекарств и холодильник. Самое ценное, что там находилось, с моей точки зрения, это большой стол на колесах из нержавеющей стали и мощная галогеновая лампа. Обнаружилось даже увеличительное стекло для осмотра и зашивания ран.
Камерон подошел к столу и демонстративно проверил, чтобы все ящики были заперты. Затем проделал то же самое со шкафами с документами. Закончив, с неприкрытой неприязнью повернулся к нам:
— Надеюсь, после вас здесь все останется как есть. У меня нет желания убирать.
Не дожидаясь ответа, он направился к двери.
— Нам нужен ключ, — сказал Броуди.
Поджав губы, Камерон отсоединил ключ от связки и хлопнул им по столу.
— А от клуба? — спросил я.
— Мы его не закрываем, — сухо ответил он. — Клуб принадлежит всем жителям острова.
— И все же я предпочел бы иметь ключ.
Камерон снисходительно улыбнулся:
— Ничем не могу помочь. Если он и существует, то я не знаю где.
Он испытывал глубокое удовлетворение, что может отказать нам хотя бы в этом.
— Этот человек кого угодно достанет, — прокомментировал Броуди.
Я думал так же.
— Ладно, перенесем сюда пакеты с уликами, — сказал я.
У меня был неприятный разговор с Уоллесом, пока Броуди и Дункан переносили в больницу пакеты с костями и пеплом. Начальнику наконец сообщили, что мы пытаемся с ним связаться. К сожалению, он позвонил Фрейзеру, а не Дункану, и сержант, не стесняясь в выражениях, изложил свое видение ситуации.
В результате Уоллес вышел из себя и требовал ответа, почему мы осмотрели место преступления без его разрешения. Я был не в настроении слушать, как на меня орут, поэтому сердито заявил, что у нас не было выбора и ничего подобного не случилось бы, если бы он выслал следственную команду.
Броуди забрал у меня рацию, отошел в сторону и охладил накалявшиеся страсти. Когда он вернул мне рацию, Уоллес недовольно извинялся. Приказал мне продолжить анализ останков.
— Полагаю, раз вы зашли так далеко, можете попытаться выяснить что-нибудь еще, — неучтиво сказал он.
Мы оба понимали, что это нереально без должного оборудования в лаборатории. Однако я ответил, что сделаю все возможное. Затем поинтересовался, как продвигается расследование причин крушения поезда. По прибытии на Руну к нам не поступало никаких новостей.
Начальник замялся.
— Подростки угнали автоприцеп покататься. Он застрял на рельсах, они испугались и убежали.
Все-таки не террористический акт. Погибли люди, на Руну не прибыло подкрепление, и все из-за каких-то бездельников-юнцов.
Дункан осторожно положил кисть покойной в холодильник, держа ее в вытянутой руке. В полиэтиленовом пакете она походила на кусок мяса, купленный на обед.
— До сих пор понять не могу, как такое могло произойти, — сказал он, с облегчением закрывая дверцу. — Как-то сверхъестественно.
— Вполне естественно, — возразил я, продолжая думать о словах Уоллеса.
Дункан и Броуди вопросительно уставились на меня.
— Вы знаете, как это было? — спросил Броуди.
Я знал практически с того момента, как увидел останки. Однако не хотел себе в этом признаваться, пока не найду подтверждений. Теперь, на отрезанном острове и с заваленными обломками уликами, не осталось причин отмалчиваться.
— Дункан, на днях я дал тебе подсказку, помнишь?
— Вы о маслянистом слое на потолке? Я так и не смог догадаться.
Он смутился. Броуди выжидающе смотрел на меня.
— Здесь две причины. Человеческий жир и одежда, — объяснил я. — Вы когда-нибудь слышали об эффекте фитиля?
Оба покачали головой.
— Существует два способа превратить тело в пепел. Сжечь при очень высокой температуре, чего не было, иначе сгорел бы весь коттедж. Или жечь при температуре ниже, но на протяжении длительного времени. Под кожей у нас жировая прослойка, а жир хорошо горит. До изобретения парафина свечи делали из сала животных. При определенных условиях человеческий организм превращается в гигантскую свечу.
— Вы серьезно? — не поверил Броуди. Впервые бывший полицейский пришел в замешательство.
— Поэтому вещество на потолке и полу было столь важно. Жир плавится и поднимается вместе с дымом. Очевидно, чем больше у человека жира, тем дольше он горит. Судя по потолку в коттедже, жертва была отнюдь не крошкой.
— Хотите сказать, она страдала избыточным весом? — спросил Дункан.
— Да.
Броуди потер лоб.
— А при чем тут одежда?
— Плавленый жир пропитывает одежду. И она служит фитилем, продлевая процесс сгорания. В особенности если сделана из легковоспламеняющейся ткани.
Броуди был потрясен.
— Боже, ну и картина!
— Да, но такое действительно бывает. Большинство случаев самовозгорания происходит с пожилыми людьми или пьяными. И в этом нет ничего странного или паранормального. Они просто роняют на себя сигарету, засыпая, или подходят слишком близко к камину и не могут себя потушить. Так было и с Мэри Ризер, — сказал я Дункану. — Классический пример того, что называют необъяснимым. Пожилая женщина, толстая и курильщица. Согласно полицейскому отчету, последним ее видел сын. Она приняла снотворное и сидела в кресле в ночной сорочке — оба послужили фитилем — и курила.
Дункан задумался.
— Но почему конечности уцелели?
— Потому что даже при приличном количестве жира человеческие ткани горят не сильно. Получается тлеющий огонь, который достаточен, чтобы поглотить тело, но не зажечь что-либо. Взять свечку: она тает, пока горит фитиль, но не затрагивает ничего вокруг. Поэтому кисти и ноги иногда остаются…
Я поднял руку и закатал рукав.
— Они состоят в основном из кожи и кости. На них почти нет жира. К тому же обычно они не покрыты тканью. Руки иногда сгорают потому, что лежат на теле. Однако стопа и порой голень находятся на приличном расстоянии от очага пламени и сохраняются.
Броуди задумчиво потер подбородок.
— Эффект фитиля мог быть умышленным? Кто-нибудь способен такое подстроить?
