– Это пустяки! – Мансур со смехом сгреб мальчика в охапку и высоко поднял на вытянутых руках. – Как ты вырос!
– Здравствуй, Мансур. – Эмине-ханым подошла ближе и с улыбкой смотрела в его лицо. – Надолго?
Мансур поставил Ильяса на землю и, как всегда, почтительно поклонился женщине.
– Не очень. Простите, что явился к вам в таком виде! Не мог ждать!
– Понимаю. Идем в дом. Я напою тебя кофе.
Они вошли в небольшую, скромно обставленную, но очень уютную комнату. Часть гостиной по обычаю была занята покрытым коврами деревянным помостом. Мансур, вконец уставший, с блаженством откинулся на мягкие подушки. Он вынул небольшой, инкрустированный серебром кинжал и вручил его Ильясу.
– Это тебе, сынок.
Мальчик подпрыгнул от восторга и побежал в сад, где принялся метать оружие в деревянные столбы веранды.
– Значит, теперь ты привозишь ему
– Что поделать, пора. Еще год, самое большее два, и мне придется записать его в янычарский корпус. Потом будет поздно, – сурово изрек Мансур.
– Ты хочешь этого? – Спросила женщина.
– Другого выхода нет. Как сын янычара, он не может стать никем другим.
Эмине-ханым вздохнула.
– Понимаю.
– Я всегда буду заботиться о вас, Эмине-ханым, – сказал Мансур. – Вы останетесь жить в этом доме. Мы с Ильясом будем вас навещать.
Пожилая турчанка положила ладонь на руку Мансура и посмотрела ему в глаза.
– Возможно, тебе стоит поискать ему мать?
– Мать у него была и будет только одна, – резко ответил Мансур.
– Ты мог бы найти женщину, которая стала бы тебе женой и полюбила бы твоего сына. Ты молод и красив. И у тебя есть душа.
– Мое сердце мертво.
– Если бы оно было мертво, разве бы ты мог так сильно любить этого мальчика?
Эмине-ханым подала таз с водой для омовения рук и полотенце, потом принесла кофе, и несколько минут Мансур молча, с наслаждением поглощал ароматный напиток. После паузы он сказал:
– Думаю, нужно обучить Ильяса черкесскому языку. Буду признателен, если вы найдете того, кто сможет это сделать. Не хочу, чтобы он вырос человеком, не знающим ни роду, ни племени!
– Ты намерен рассказать ему правду? – Спросила Эмине-ханым, посвященная в тайну рождения Ильяса.
– Да. Но не сейчас. Позже, когда он будет способен это понять.
– Скажи, у тебя не было мысли отвезти Ильяса на его родину? – Поинтересовалась женщина.
Во взоре Мансура появилась враждебная настороженность.
– Зачем?
– Там живут родственники Мадины.
Лицо, янычара скривилось в горькой, ревнивой усмешке.
– Если я отдам им Ильяса, что у меня останется в жизни? Только война!
– А вдруг его настоящий отец жив? Возможно, он был бы счастлив воспитывать мальчика!
Мансур рубанул ладонью воздух.
– У этого человека была любовь Мадины! Этого более чем достаточно. А сына я оставлю себе!
– Ты думаешь, Мадина тебя не любила? – Задумчиво промолвила Эмине-ханым.
– Я знаю, что нет, – мрачно ответил Мансур; – Если бы она осталась жива, то вернулась бы на родину и вышла замуж за своего жениха. А я бы умер с тоски.
Эмине-ханым помолчала. Потом спросила:
– Между вами что-то было? – Янычар кивнул.
– Да, но… Мы прожили вместе слишком мало для того, чтобы по-настоящему узнать друг друга. Для того чтобы Мадина смогла меня полюбить. Между тем эти дни и ночи были самыми счастливыми в моей жизни. Самое ужасное, что такое… никогда не повторится!
Эмине-ханым решила прекратить разговор: Она нечасто видела Мансура в подобном состоянии. Обычно, приходя к ним, играя и беседуя с Ильясом, он выглядел умиротворенным и веселым. Хотя молодой янычар был скрытным, пожилая турчанка догадывалась, что в его жизни нет женщин. Эмине-ханым удивлялась этому и втайне жалела его. Она подозревала, что душа молодого человека давно не лежит к войне и что Мансур участвует в походах с одной-единственной целью – чтобы обеспечить будущее сына.
Эмине-ханым не представляла мальчика в войске янычар. Не потому, что всей душой привязалась к нему, и не оттого, что по своему характеру Ильяс не подходил для службы в армии. Просто она знала: если с мальчиком что-то случится, Мансур этого не переживет.
Айтек всегда думал, что надежда похожа на огонек, который кто-то неведомый зажег на вершине горы непроглядной черной ночью. Ты идешь к нему, не зная, что потеряешь по дороге, чем придется заплатить за счастье взять этот огонь в руки, ощутить его свет и тепло.
За прошедшие годы жизнь трех расположенных по соседству аулов не слишком сильно изменилась. Как всегда, кто-то женился и выходил замуж, кто-то умирал, рождались дети. Три года назад Асият тоже родила – двух девочек-близняшек – и теперь мечтала о сыне. В семье Ливана все было благополучно; впрочем, Айтек редко появлялся в доме родителей своей жены – в первую очередь, из-за Мадины. Она не вышла замуж, хотя до Айтека доходили слухи, что к ней сватались. Он мог только догадываться, хранила ли она верность ему или своему янычару.
В последнее время Айтек часто появлялся на тропе, ведущей к аулу, в котором он когда-то взял невесту. Он не хотел признаваться даже самому себе в том, что желает встретить Мадину.
Спустившись вниз, он смотрел на воду, на играющие на солнце тугие прозрачные струи, на мелькание изменчивых теней, смотрел до тех пор, пока не услышал посторонние звуки. Предчувствие не обмануло Айтека – не зря он так много времени провел в безделье, в полном надежды ожидании, которое едва ли можно было назвать занятием, достойным настоящего мужчины. По тропе шла молодая женщина, а с ней – маленький мальчик. Айтек явственно различил ее звонкий, веселый голос и смех ребенка.
Айтек стал подниматься по тропе. Он не знал, о чем хочет поговорить с Мадиной, ему просто хотелось ее увидеть.
Мадина шла быстрой, легкой походкой и что-то рассказывала своему сыну. Мальчик прыгал по камням, при этом живо переговаривался с матерью. В руке Мадина несла небольшую корзинку. Судя по всему, мать и сын направлялись в горы за шиповником. Она была стройна и прекрасна и по-прежнему казалась созданной для любви. Айтеку хотелось сказать: «Помнишь нашу пещерку? Пойдем туда и забудем обо всем!»
Он не осмелился. Вместо этого пристально, ревниво и недобро смотрел на «турчонка». На вид мальчику было лет пять-шесть, в его облике сквозило что-то нездешнее, несвойственное жителям этих мест. Белая кожа, светлые глаза… Встретив мрачный взгляд незнакомого мужчины, ребенок прижался к матери. Мадина погладила его по голове. Привычный, полный любви и нежности жест.
Айтек произнес совсем не то, что собирался произнести:
– Вижу, ты не можешь жить без своего «турчонка»!
– Это мой сын, – веско сказала Мадина. Ее глаза сузились и потемнели от презрения и гнева.
– Он знает, кто его отец?
– Конечно.
Не так давно у Мадины вышел спор с Ливаном, который считал, что мальчика нужно воспитывать в ненависти к османам и ни под каким предлогом не рассказывать ему о том, кто его настоящий отец. Но молодая женщина была непреклонна и настояла на своем.
Айтек прикусил губу. Он вовсе не хотел настраивать ее против себя.
– Что тебе нужно, Айтек?
Какая она независимая, уверенная в себе, хотя ее нынешнее положение едва ли располагает к этому!
