Асият была другой. Она советовалась с ним по поводу каждой мелочи, была наивна в суждениях и беспомощна в принятии решений. Случалось, Айтек корил ее за это. Однако в этот миг ему казалось, что по-настоящему преданная мужу, уважающая его жена и должна быть такой.
Молодой человек снова сказал то, чего вовсе не хотел говорить:
– Я слышал, ты собираешься замуж?
Айтек лгал. На самом деле до него не доходило таких слухов.
– Нет, – резко ответила Мадина, – я не собираюсь замуж. – Она взяла мальчика за руку. – Теперь я могу идти?
Айтек почувствовал, что проиграл. Он сел на камень и сложил руки.
– Конечно, Мадина. Прости. Я всего лишь хотел с тобой поговорить. Выяснить нечто важное. Я могу это сделать?
Она немного подумала и кивнула. Потом сказала ребенку:
– Спустись к воде, Хайдар, собери красивые камешки. Я скоро. – Мальчик искоса взглянул на Айтека, но послушался мать и пошел вниз.
– Скажи, – медленно начал молодой человек, пристально глядя на бывшую невесту, – ты меня любила?
Мадина молчала. Яркий солнечный свет отражался золотистыми точками в ее серьезных карих глазах. По лицу пробегали быстрые тени. Ее красота казалась коварной, словно вино, притягательной, как порок, и вместе с тем странно одухотворенной.
– Ты знаешь, что да, – наконец сказала она. Казалось, Айтек не ожидал такого ответа.
– Почему же тогда… – Начал он, но молодая женщина перебила:
– Разве теперь это важно?
– Да, – твердо произнес он, глядя ей в глаза. – Я хочу знать!
– Тот человек очень сильно меня любил. Вспомни, почему ты женился на Асият, и поймешь.
Айтек встал и, наконец, сделал то, что хотел сделать: взял Мадину за руки и притянул к себе. Она мягко, но уверенно высвободилась из его объятий.
– Нас могут увидеть.
– Раньше ты этого не боялась! – С невольным укором сказал он. Она опустила глаза и молчала.
– Неужели мы не можем быть вместе? – Бессильно спросил он.
– Теперь нет.
– Почему?
– Ты женат, у тебя есть семья. Я не создана для того, чтобы разрушать чужое счастье.
«Ты уже сделала это», – хотел сказать молодой черкес, но промолчал.
Мадина позвала сына, и они пошли по тропе. Мальчик, в отличие от матери, несколько раз оглянулся.
«Она сильнее меня, она выдержит», – подумал Айтек.
Он вернулся домой. Асият возилась с детьми. На ее голове был украшенный кусочками парчи и мелкими серебряными монетами платок, талию обвивал кожаный пояс с массивной серебряной пряжкой. Яркий шелковый бешмет, легкие башмачки – даже дома жена старалась одеваться как можно наряднее и красивее. Не то чтобы Айтеку было неприятно, что Асият хочет выглядеть привлекательной. Временами его раздражало, что жена, словно чего-то боится, словно она играет в игру, которая вот-вот закончится.
Увидев, что муж хмурится, молодая женщина испуганно сжалась. Все те годы, что она успела прожить с Айтеком, Асият невольно ощущала перед ним вину, хотя на самом деле ни в чем не была виновата.
Шесть лет назад Асият пришла к своей только что вернувшейся на родину и едва родившей ребенка сестре и вместо радостных приветствий стала бросать ей в лицо оскорбления. А ведь прежде они были очень дружны и близки! Мадина держалась на удивление спокойно. Она не обвиняла, не оправдывалась, не защищалась, тогда, как Асият вела себя как неразумный, капризный ребенок. Ее целью было вырвать у сестры обещание не видеться с Айтеком и не пытаться заполучить его обратно.
– В конце концов, между вами не было ничего серьезного! – Заявила она.
– Мы любили друг друга, – возразила Мадина.
– Ты не успела стать его женой! И ты забыла о нем, как только очутилась вдали от дома! – воскликнула Асият и потребовала: – Поклянись, что не станешь встречаться с Айтеком!
– Клянусь, что не стану, – тихо ответила молодая женщина и сдержала свое обещание.
Но с тех пор Мадина не пыталась видеться их сестрой. Она жила в доме родителей, была молчалива, серьезна, печальна и отвергала все предложения о браке, хотя родителям наверняка хотелось, чтобы дочь вышла замуж и была счастлива.
Иногда Асият казалось, что Мадина упорно и стойко хранит какую-то важную тайну, о которой не знает ни одна живая душа.
Глава II
– Как здесь красиво! – Прошептал Ильяс, с восторгом оглядываясь вокруг.
Мансур посмотрел на него теплым взглядом. Он пытался вспомнить, что чувствовал, когда впервые увидел эти края. Вряд ли обратил внимание на завораживающую красоту гор, вершины которых скрывали клочья тумана, на прозрачную как стекло реку, на кристальную чистоту воздуха. Он думал только о войне.
Мансур втайне радовался тому, что его сын вырос другим.
Конечно, во многом это была заслуга Эмине-ханым. Когда Мансур записал Ильяса в янычарский корпус, и мальчику пришлось переселиться в казарму, пожилая турчанка осталась жить в том же домике. Мансур нанял для нее служанку и определил той, что невольно заменила ему мать, а Ильясу – бабушку, хорошее содержание. Хотя Эмине-ханым было под восемьдесят, она сохранила ясность ума и твердость духа. Она очень радовалась, когда Мансур и Ильяс ее навещали, и молила Аллаха сберечь их жизни и сохранить души на жестокой и долгой войне.
Ильясу исполнилось шестнадцать лет, и это был его первый поход. Будучи сыном одного из старших офицеров янычарского корпуса, он не шел пешком, как подобает простому воину, а ехал верхом рядом с отцом.
Не так давно Османская империя вступила в войну с Россией и крымским ханом за Правобережную Украину, и путь турецкого войска вновь пролегал по той самой дороге, через то селение, где Мансур побывал почти семнадцать лет назад и где впервые встретил Мадину.
Теперь Мансуру было тридцать восемь. Он не смог полюбить ни одну женщину и остался одиноким. Уверенно сидя в седле, янычар смотрел наверх, туда, где горизонт растворялся в густом зимнем тумане. Когда он заговорил с сыном, на его лице не дрогнула ни одна черточка.
– В этих краях родилась твоя мать. Можно сказать, это – твоя вторая родина, – произнес он.
– Значит, здесь живут мои родственники?
– Да. Совсем скоро мы войдем в то селение.
– Ты намерен повидать их, отец? – Взволнованно спросил юноша. – И я должен пойти с тобой?
– Наверное, стоит попытаться с ними поговорить. Главное, чтобы они не восприняли нас как врагов. Я пойду первым и постараюсь объяснить, что мы пришли сюда не со злом. Надеюсь, они захотят тебя увидеть.
Ильяс серьезно кивнул. Это был красивый юноша; он никогда не жил в горах и вместе с тем держался с чисто черкесской грацией. На вид Ильяс был вылитый Айтек в юности, но Мансур, конечно, считал, что мальчик похож на Мадину. В свое время Мансур настоял на том, чтобы сын выучил язык, на котором говорят черкесы. Сам тоже кое-как мог объясняться и был уверен в том, что сумеет донести до родных Мадины все, что захочет. Он должен постараться это сделать – ради своего сына, ради памяти его матери.
Вскоре тропа сделалась совсем узкой; воины ехали и шли друг за другом, растянувшись в огромную цепь. Войско возглавлял Джахангир-ага, человек, побывавший в нескольких десятках военных походов, переживший двух великих визирей[34] и одного султана. Именно он знал Мансура с рождения, и именно его Мансур сумел убедить в том, что, прежде чем османские воины войдут в первый черкесский аул, нужно предупредить его жителей о том, что им не грозит никакая опасность.
Мансур повернулся к сыну и ободряюще улыбнулся. В последнее время Ильяс все чаще просил отца
