— Я так боялась, что они схватят тебя, они искали самых сильных! — причитала она.
Теперь, когда Долф убедился, что девочка спасена, ему не терпелось узнать о судьбе остальных.
— Все в порядке, меня снова спас дон Тадеуш. — Он осмотрелся вокруг. — А где же Петер?
К ним подбежал Каролюс, по щекам его струились слезы.
— Рудолф, Рудолф, они увели Берто!
Мало-помалу истинный масштаб катастрофы начал доходить до него. Нет Берто, Франка, Петера, нет Виллема, Карла, Людвига, Фриды и с ними десятков других ребят, потеря которых еще долго будет напоминать о себе. На счету у крестоносцев был только один убитый всадник.
Долф, не вмешиваясь, смотрел, как по приказу Ансельма с мертвого стянули доспехи, на которые тут же наложил руку Николас. Кольчуга была ему почти впору, в накинутой поверх нее белой хламиде он и впрямь походил на рыцаря-крестоносца. Николас и Ансельм снова заторопили ребят, но на этот раз никого не надо было подгонять.
Долф не участвовал в приготовлениях к походу. Он застыл у пепелища, на месте которого несколько часов назад горел его костер. Он пытался осмыслить постигшее их несчастье. Поднаторевшие в своем ремесле наемники наметанным глазом определили лучших из лучших, они и стали их добычей. Потеря именно этих пятидесяти ребят, понимал Долф, ставила под угрозу дальнейший поход, несмотря на то что пятьюдесятью едоками теперь стало меньше. Одним махом переломлен становой хребет детского воинства.
Друг Петер… Прежде крепостной, а теперь свободный человек, столько раз доказывавший делом свое мужество, силу, предусмотрительность. Пожалуй, немногие вызывали такое уважение Долфа, как он. Петеру вновь суждено стать рабом, обреченным от зари до зари трудиться на хозяина до седьмого пота, испытать на себе господский кнут. Нет, не выдержать больше Петеру такую жизнь. Он вкусил свободы, он почувствовал, на что способен человек, сбросивший ярмо раба. А Берто? Он трижды спасал от верной смерти беспечного Каролюса, дикий кабан оставил на его теле отметины своих клыков. Да один Берто стоит сотни несмышленышей! И Фрида, прелестная девчурка, как никто другой знающая толк в целебных травах, и смышленая Мария, которая так замечательно готовит, и…
— Мы должны освободить их, — не раздумывая больше, сказал Долф.
Леонардо попытался охладить его пыл насмешкой:
— Выбрось это из головы, Рудолф, нам остается самим побыстрее унести отсюда ноги. Хорошо, если граф Ромхильд впредь оставит нас в покое.
— Мы должны освободить их, — повторял Долф, словно во сне. — Как ты думаешь, куда их повели?
— В замок, разумеется. Где-нибудь тут неподалеку, на вершине утеса.
И Леонардо обвел долину неопределенным жестом.
— В такой замок не то что попасть — к нему и подойти-то не удастся. Смири гордыню, Рудолф. Нашим друзьям уже не поможешь. Нам не взять замок и с целой сотней опытных бойцов. Граф Ромхильд действует наверняка.
— Ты когда-нибудь слышал о нем?
— Нет, но я и без того могу представить себе, что это за птица. Он обосновался неподалеку от этой долины, отсюда несколько узких дорожек ведут на Иннсбрук. Шпионы графа наверняка еще вечером заметили, что мы становимся на ночлег в долине, и доложили своему господину. Думаю, граф Ромхильд живет разбоем: грабит тех, кто отказывается заплатить ему дорожную пошлину. Эх, Рудолф, пройдет несколько лет — и Петер с Франком сами наденут кольчуги и точно так же, как эти негодяи, будут расправляться с мирными путниками. А иначе зачем бы они понадобились графу?
— Работать на него, — прошептала Марике.
— Ну, не без этого. Благородному господину вечно недостает крепостных и солдат, молодых, здоровых, у которых нет ни совести, ни Бога в душе. Петер и будет таким…
— Никогда, — встал на защиту друга Долф, — никогда Петер не станет разбойником, не такой он, и Франк тоже.
— У них нет выбора: строптивых быстро образумят каленым железом, а станут и дальше упрямиться — граф Ромхильд укоротит им рост ровно на одну голову.
— Вот поэтому мы и должны вызволить их, всех до единого, — упрямо твердил Долф.
— Но каким образом? Только силой. Значит, ты хочешь бросить тысячи детей в атаку на замок? Рудолф, я был гораздо лучшего мнения о твоем уме.
— А я бы рискнул! — поддержал Долфа маленький Каролюс.
Долф, который все еще не мог прийти в себя, отказывался принимать шутливый тон Леонардо.
— Почему бы, если на то пошло, и не взять замок штурмом? Собираются же дети дать бой сарацинам.
— Это совсем другое дело. Предполагается, что турки с криками разбегутся при одном появлении наших крестоносцев, а граф Ромхильд и не подумает сдаваться. С крепостных стен на детей обрушатся лавины стрел и потоки кипящего свинца.
— Все равно долгую осаду им не выдержать — они уступят силе, — возражал Долф.
— Хорошо. И ты готов положить тысячи жизней, чтобы отбить пятьдесят человек?
Каролюс подскочил от возбуждения.
— Нет, я бы все-таки рискнул! — снова воскликнул он.
— Дело не в том, хотим мы рисковать или нет, — рассудительно заметил Леонардо, — а в том, возможно ли это, а ты, Каролюс, знаешь не хуже моего, что это просто невозможно.
Долф распрямил плечи.
— Наш долг освободить их — Франка, Берто, Петера, Фриду и всех-всех.
Они спорили, а мимо них проходили шеренгами тысячи ребят, держа направление на юг. Николас возглавлял шествие, Ансельм, как всегда, вертелся поблизости от него.
Долф не замечал этого — он в раздумье смотрел в землю.
Не заметил он и каким внимательным долгим взглядом окинул его Леонардо.
— Марике, — тихонько позвал студент, — плохи наши дела, если Рудолф ван Амстелвеен вбил себе что-нибудь в голову. Теперь сам дьявол не заставит его отступиться. Эй, Рудолф, проснись!
— Мы должны освободить их, — продолжал твердить Долф.
— А ведь Рудолф прав, — с жаром вмешался Каролюс. — Берто, и Фрида, и Петер тоже мечтали увидеть Иерусалим. Разве это не было им обещано? Значит, они должны быть вместе с нами, нельзя их бросать.
— Дети, да будьте же вы благоразумны! — в отчаянии урезонивал их Леонардо. — Поймите: если мы бросим наше войско на штурм замка, то семь тысяч ребят уж точно никогда не увидят Иерусалим.
— Какие еще семь тысяч? — вдруг пробормотал Долф. — Не семь, а семнадцать.
— Что-о-о?
— Семнадцать. Нечетное число дьявола, и к тому же простое число. До семнадцати-то Ромхильд и его люди смогут посчитать.
— Что ты хочешь этим сказать? Какое такое простое число?
— Тихо, — велел Долф. — Все оставьте меня, я должен еще подумать. В мое время… То есть я хочу сказать, у меня на родине говорят: где нельзя взять силой, там нужно брать хитростью. Сила не на нашей стороне, да и не люблю я кровопролитий, зато у меня есть хитрый план. Фантастический, очень рискованный. Я хочу еще раз обдумать его.
— Я с тобой, — без колебаний заявил Каролюс. — Как ты собираешься вызволить ребят, Рудолф?
— И сам еще не знаю толком. Пошли, по дороге я еще подумаю и все расскажу вам.
Заговорщики присоединились к последним рядам колонны, поспешно и бесшумно покидавшей долину. Становилось теплее, тучи все еще скрывали небо. Долф поднял глаза, надеясь хотя бы на проблеск солнца. Дождь мог перечеркнуть все его планы.
Спустя несколько часов взорам путников открылись владения Ромхильда фон Шарница. Как и предполагал Леонардо, жилище графа представляло собой неприступную крепость, прилепившуюся к отвесной круче. Подобраться к замку можно было лишь с тыла, где вплотную к скале подступала лесная чаща. Дети в страхе бросали взгляды на замок, невольно ускоряя шаг, хотя путь их пролегал по
