Роберт Блисс был мужчиной среднего роста, в возрасте около пятидесяти лет. Его каштановые волосы уже, наверное, начали седеть. Двадцать лет назад он был строгим учителем, лишенным чувства юмора, начитанным, с хорошо подвешенным языком, его манера общаться напоминала скорее проповедь священника, чем болтовню обывателя.
Что касается девушки, которая, собственно, и являлась целью его поисков… о ней Макнайт не знал почти ничего. Ни возраста, ни даже имени.
Таннер припомнил, что именно это больше всего расстраивало Хогана. Объяснив, чего он хочет от Таннера, обычно решительный Хоган принялся нервно мерить шагами свой роскошный кабинет, находясь в состоянии полуярости полудосады.
— Я даже не знаю ее имени! — рычал он. — Я не знаю даже имени своей единственной внучки!
— Покажите мне письма.
Пока старик ворчал и чертыхался, Таннер внимательно изучил первое письмо, которое Роберт Блисс послал Вилларду Хогану, сообщая последнему, что Маргарет Хоган Блисс после продолжительной болезни отошла в мир иной. Лишь одно предложение обнаруживало наличие у адресата внучки: «До последнего вздоха покойницы большим утешением для нее была наша дочь».
— Что вы написали в ответном письме? — спросил Таннер.
— Я послал ему телеграмму, довольно длинную. Сообщил конечно, что хочу повидаться с внучкой. Черт! Я могу дать ей все, чего бы она ни пожелала! А если мы не сможем достать чего-нибудь в Чикаго, то отправимся туда, где получим желаемое! — добавил, бахвалясь, старик.
— Как я понимаю, он натянул вам нос.
— Ублюдок! Этот ублюдок, — продолжал мистер Хоган, — уведомил меня, что он увозит мою внучку в Калифорнию.
Неожиданно — без стука — открылась дверь.
— Кто это отправляется в Калифорнию?
Хоган, нахмурившись, уставился на бесцеремонного гостя:
— Черт возьми! У меня частная беседа.
На посетителя, однако, крик Хогана не произвел никакого впечатления, и, выругавшись еще раз, старик произнес:
— Таннер, это Патрик Брэди. Он ведет мои дела на Восточном побережье.
— И за рубежом, — добавил Брэди, протягивая для пожатия руку Таннеру.
Таннер кивнул и пожал руку.
— Таннер Макнайт.
— Вы что… работаете на нас в Калифорнии? — спросил Брэди, окидывая собеседника взглядом с головы до ног.
— На меня, — Хоган предупредил ответ Таннера и пояснил: — Это семейное дело.
— Какого рода дело? — спросил Брэди и задумчиво свел брови. — А не тот ли вы Макнайт, который выследил банду, ограбившую Первый городской банк?
— И захватил врасплох осторожного Лэндфорда, который присвоил себе три тысячи долларов, принадлежащих железной дороге, — добавил Хоган. — Мы закончим беседу через несколько минут. Сразу после этого я зайду к тебе, — выпроваживая незваного посетителя, сказал Виллард Хоган.
Брэди пожал плечами, повернулся и вышел. Выждав минуту, Хоган продолжил:
— Никто не знает, что у Маргарет есть ребенок, — объяснил он Таннеру. — Не стоит рассказывать об этом кому бы то ни было, пока вы не разыщете ее. Итак, держите меня в курсе, вы слышите? Как только выясните что-нибудь, пошлите мне телеграмму.
Хоган ни словом не обмолвился о том, что он лишил наследства собственную дочь, когда та без родительского благословения тайно вышла замуж за Роберта Блисса, но догадаться об этом было нетрудно. Теперь стареющий промышленный и биржевой магнат страстно желал исправить ошибку, которую он когда-то совершил.
Мысль о том, что придется тащить назад какого-то ребенка, не согрела сердца Таннера, но суммы, которую отчаявшийся Хоган предложил в обмен на внучку, было достаточно, чтобы убедить Макнайта в целесообразности задуманного предприятия. Ему следовало доставить ее в Чикаго вне зависимости от того, согласится ли на это ее отец. Связи в деловых и политических кругах, которыми обладал Хоган, позволяли ему гарантировать то, что неприятностей с законом у Таннера не будет.
Не то чтобы Таннер особенно переживал из-за закона… но как только он получит свои деньги от Хогана, так сейчас же уедет. На эти деньги он купит племенных лошадей, которых давно собирался разводить, и огромную кровать с пуховым матрацем. Когда он, наконец, уедет из Чикаго, это будет счастливый день.
Таннер поднял воротник куртки, спасаясь от пронизывающего весеннего ветра. Проверив, прочно ли закреплен груз на второй, вьючной, лошади, он натянул кожаные перчатки и вскочил на резвого жеребца. Четыре каравана фургонов уже миновали Сент-Джо. Первый из них отошел от города уже две недели назад. Горячее времечко у него впереди. Сначала ему предстояла изнурительная скачка, а потом деликатные расспросы. Пора в путь.
В субботу к полудню караван фургонов достиг форта Кирней, расположенного в живописном местечке на берегу реки Платт.
Почти три недели люди провели на колесах, и мысль о том, что впереди у них еще четыре месяца кочевой жизни, была удручающей. Переселенцы расположились лагерем на отдых, поставив фургоны друг за другом в форме замкнутого круга.
— Почему бы тебе не сходить за газетами? Быков я распрягу сама, — предложила Эбби.
Роберт Блисс подозрительно взглянул на дочь из-под насупленных бровей.
— Ухаживать за скотом мужская работа.
— Сегодня я выполню ее с радостью. Они для меня стали чуть ли не домашними любимцами.
Склонив голову на плечо, отец внимательно посмотрел на дочь.
— Как Бекки? — спросил он, имея в виду пони, которого сам же и продал. — Так что же… свою привязанность к пони ты перенесла на быков?
Судя по голосу, отец был близок к отчаянию, и это угнетало Эбби больше, чем все трудности пути.
— Да, папа, — солгала она. — Думаю, что я к ним очень привязана. Иди, пожалуйста. Я позабочусь о быках и займусь приготовлением ужина, а ты отправляйся в форт и разузнай обо всех новостях из Орегона и из других мест.
То, что она хотела избавиться от отца, было плохо. Эбби знала об этом. Но она была готова молить Небо, чтобы он согласился на ее предложение, потому что после трех дождливых дней, которые они бок о бок провели в повозке, она просто-напросто нуждалась в одиночестве. Кроме того, общение с людьми пойдет отцу на пользу. Он становился слишком неуравновешенным, настроение его менялось от безграничного энтузиазма до полной безнадежности. Энтузиазм выливался на Эбби потоком мечтаний, состоянию безнадежности сопутствовало молчание.
Отец был угрюмым человеком всегда. Но теперь… без смягчающего влияния матери он быстро становился ипохондриком. Бывали дни, когда, казалось, даже книги не могли утешить его. Глядя вслед отцу, Эбби отметила про себя, что походка его стала тяжелой и медленной. После смерти мамы он сильно постарел.
Вздохнув, девушка закрепила колеса, чтобы фургон не сдвинулся с места, и слезла с козел. В субботу можно будет отдохнуть. Отец сможет спокойно почитать и всласть поговорить с его преподобием Декстером Харрисоном. Кажется, эти разговоры доставляют ему удовольствие. Эбби остается только надеяться, что приступы депрессии со временем оставят папу. Если же нет… Если нет, она ничего не сможет поделать, только продолжать жить с ним, как жила раньше. Не в силах избавиться от грустных мыслей, Эбби отправилась распрягать быков. Но не успела она и шагу ступить, как заметила, что к ней приближается молодой священник. Быстрая походка и невероятно серьезное выражение лица выдавали его решительность и целеустремленность.
Эбби изобразила на лице радушную улыбку и мысленно приободрила себя.
— Мисс Морган… — тяжело дыша, он снял простую войлочную шляпу. Из-под рыжеватой бороденки виднелся мощный кадык.
— Добрый вечер, ваше преподобие.
