какой-то новый метод, который ты выбрала, чтобы досаждать мне?
Лиллиана понимала, что он имеет в виду ее отсутствие за столом, но ей показалось забавным изобразить святую наивность.
— Как жестоко с твоей стороны — пожалеть несколько минут моего времени для этой маленькой сиротки, — провозгласила она тоном самой печальной укоризны.
— Черт побери, женщина! Я не это имел в виду. — Он бросил на нее возмущенный взгляд. — И ты сама прекрасно это понимаешь.
Ей стоило огромных усилий не расхохотаться, и она быстро потупилась, чтобы он не увидел ее лица. Конечно, ей придется прочитать сегодня перед сном побольше молитв во искупление греховного восторга, который она находила в том, чтобы дразнить его таким образом. К тому же он сам виноват, подбодрила она себя, вспоминая, как он помешал ей днем прокатиться на лошади.
— Ах, если ты сердишься не из-за тех минут, которые я провожу с Элизой, то из-за чего же? — настаивала она.
Корбетт еще больше помрачнел.
— Долго еще ты будешь уклоняться от участия в вечерних трапезах?
— Я вовсе не собираюсь злить тебя своим отсутствием, — ответила наконец Лиллиана более рассудительно. — Просто вышло так, что сегодня…
Она замолчала, еще раз подумав о том, каким несговорчивым он был сегодня.
— То есть, вышло так, что именно сегодня ты пожелала разозлить меня, — закончил он оборванную фразу.
То, что и тут он думал прежде всего о самом себе, оказалось последней каплей. Она быстро встала и уложила ребенка в деревянную колыбель. Потом аккуратно заправила мягкое шерстяное одеяльце вокруг девочки и медленно повернулась к Корбетту.
— Сегодня, — начала она, едва сдерживая бушующие в душе чувства, — сегодня я просто не могла ни минуты больше принимать участие в том фарсе, который мы называем нашим супружеством. — Она горько усмехнулась, а его брови изумленно поднялись. — Этот замок имеет длинную историю борьбы и раздоров. Но я никогда не ощущала это на себе так остро, как теперь. Даже тогда, когда наши семьи жестоко враждовали! И это все твоя вина!
— Моя вина! — взорвался он. — Моя вина? Да ведь с первого момента, когда я тебя увидел, от тебя были одни неприятности!
— Тогда уходи отсюда! — пронзительно закричала она.
В молчании, наступившем после этого, они долго молча смотрели друг на друга. Его глаза метали громы и молнии. Но ее зрение быстро затуманили непрошеные слезы, и она резко отвернулась. Как она хотела бы взять обратно эти опрометчивые слова! Но они были произнесены, и ничего тут нельзя было поделать. Да и не знала она, что следовало бы сказать вместо них.
— Ты не отделаешься от меня так легко, Лилли. И не важно, насколько сильно ты стремишься к тому, чтобы я убрался.
Комок подкатил к ее горлу, и она заломила руки.
— Я не… не это имела в виду, — сказала она тихим, ровным голосом.
Он не ответил, и она с опаской взглянула на него. Он не шевельнулся. Не сдвинулся ни на один дюйм. Он просто смотрел на нее, словно мучительно пытался понять, что же представляет собой эта женщина, на которой он женат.
— Я признаю, ты постоянно ставишь меня в тупик, Лиллиана. — Впервые казалось, что он перестал быть хозяином положения. — Что же ты действительно имеешь в виду? Должен ли я уйти — или я должен остаться?
Она не верила, что он действительно покинет Оррик, если она того потребует. Она была уверена, что он ни за что не пойдет на это. Вероятно, его вопрос относился к их браку. Но, о чем бы ни шла речь, ей было отрадно сознавать, что ему захотелось узнать правду об ее истинных чувствах.
Пока она с трудом подбирала слова, он провел рукой по волосам и устало вздохнул.
— Дашь ты мне, по крайней мере, честный ответ? Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
— Я чувствую себя такой… такой одинокой, — тихо выговорила она.
— Одинокой? Господи помилуй, да ведь нас окружают люди — днем и ночью! И слуги, и вассалы… И незваные гости.
— Я говорю не об этом, — мягко перебила она, беспокойно расхаживая по тесной комнатушке. — Я ведь тоже чувствую напряжение последних недель. Но тем не менее — я одинока. Я не знаю… — Она горестно покачала головой. — Я не знаю, чего ты ждешь от меня.
Несколько мгновений он молчал.
— Но ты-то чего хочешь? Чтобы я ушел или чтобы я остался? — еще раз спросил он.
Его низкий рокочущий голос, казалось, задел в ней какую-то струну, и ее пронизала дрожь. Она знала ответ. И глупо было притворяться, что это не так.
— Я хочу, чтобы ты остался, — сказала она, настороженно наблюдая за ним; увидев, как быстро посветлело его лицо, она поспешила договорить. — Но мы не можем продолжать такую жизнь. Что-то должно измениться.
Корбетт медленно кивнул, не отрывая от нее задумчивого взгляда.
— Может быть… — он осекся, но потом улыбнулся, словно солнце вдруг вышло из-за туч. — Очень скоро мне придется уехать в Лондон. Ты не хотела бы оставить Оррик и отправиться со мной?
— Оставить Оррик? — Лиллиана была поражена.
— Рокк позаботится об обороне. Ферга — о малышке. Магда проследит, чтобы все занимались своим делом. Оррик переживет твое отсутствие, Лилли.
— В этом я не сомневаюсь, — согласилась она, и неуверенная улыбка тронула ее губы.
— А в чем сомневаешься? В искренности моего приглашения?
Лиллиана не ответила. Может быть, перемена места окажется для них благотворной; может быть, вдали от будничной рутины Оррика, без угнетающего присутствия Уильяма и Рокка они действительно уладят хотя бы часть своих недоразумений.
— Но почему так далеко? Почему в Лондон?
Он пожал плечами.
— У меня там есть дело. И потом, разве тебе не все равно, куда ехать, если мы будем вместе?
Лиллиана едва могла поверить своим ушам. Он хотел, чтобы она была вместе с ним! Это было невозможно вообразить, но тем не менее это было правдой. Ее янтарные глаза не отрывались от него, и она не стала медлить с ответом.
— Да. Я хотела бы поехать с тобой.
Корбетт радостно засмеялся. Он подошел к ней и ласково привлек ее к себе.
— Итак, миледи поедет в Лондон. Тебе, конечно, кажется, будто это увеселительная поездка, но могу поручиться: двор тебе быстро надоест.
— Я уверена, что мне там понравится, — возразила она, слегка оправившись от изумления. — Столько важных лордов и леди. Столько прекрасных вещей, которые можно увидеть.
— Мы не останемся там надолго, — предупредил он.
— Вот и хорошо, — она наконец улыбнулась ему. — Как я ни буду радоваться жизни в Лондоне, возвращение домой будет для меня еще большей радостью.
Он о чем-то задумался, а потом взглянул на нее и улыбнулся.
— И для меня тоже, — пробормотал он. — И для меня.
Глава 15
Лондон пленял и наводил ужас одновременно. Лиллиану изумляли размеры и величие множества зданий, теснившихся вдоль берегов Темзы и протянувшихся до ближайших деревень. Ее повергали в растерянность толпы народа, где все постоянно куда-то торопились и никому ни до кого не было дела. Она морщила нос от тяжелого запаха дыма и нечистот, но даже это не могло умерить ее восторг.
Все путешествие казалось ей чудом, потому что, после того как Бергрэмское аббатство осталось позади, она оказалась в совершенно незнакомой местности. В течение первых двух дней они ехали по старой дороге через Пеннинскую горную цепь. Под покровом раннего снега горы были прекрасны. Когда же путники спустились в центральные графства страны, снег сменился слякотью и холодным дождем, и передвигаться стало значительно труднее. И все же каждый день приносил знакомство с новыми местами, с разными людьми, и день ото дня крепло ощущение — как просторен мир.
Каждый вечер они останавливались на ночлег в каком-нибудь замке, хозяева которого с радостью оказывали гостеприимство новому лорду Оррику и его супруге. В голове у Лиллианы уже путались названия замков и имена многочисленных лордов и леди, с которыми она познакомилась: сэр Фредерик Бексхилл, лорд Руфус и леди Анна Тэтбери, пьяница Герберт из Уолстона. Лиллиана испытала настоящее облегчение, когда они остановились в Уобернском аббатстве, потому что скромный образ жизни его обитателей показался ей сущим благословением после пышных празднеств предыдущих пяти ночей. В Беркхенстеде им были предоставлены не столь удобные помещения, но Лиллиана не придала этому значения, потому что знала: до Лондона оставалось лишь несколько часов пути.
И сейчас, когда отряд тяжело вооруженных воинов вступил в Лондон, Лиллиана не могла сдержать возбуждение. Повинуясь безотчетному порыву, она послала лошадь вперед, не обращая внимания на тревожные крики двух рыцарей, назначенных ей в сопровождение. Прежде чем они успели ей помешать, она поравнялась с Корбеттом и обратила к нему изумленно-восторженное лицо.
— О! Посмотри, посмотри, это ярмарка? Вот уж никогда не слыхала, чтобы в такое время года бывали ярмарки!
Корбетт сразу же перехватил у нее поводья, очевидно раздосадованный тем, что она его ослушалась: ей было приказано передвигаться по улицам городов только в окружении рыцарей. Но резкий выговор застрял у него в горле. Ее глаза блестели так ярко, а улыбка на разрумянившемся от ветра лице светилась таким неподдельным воодушевлением, что он не в силах был сохранять свой грозный вид.
— Это не такая ярмарка, к которым ты привыкла, — ответил он, подав одному из рыцарей знак, чтобы тот ехал по другую сторону от Лиллианы. — Это рынок; в Лондоне они открыты круглый год. А ярмарки устраиваются в более теплые месяцы, и туда привозят редкие, дорогие товары — украшения, благовония, шелка и хлопок.
У
