В следующий миг к губам девушки прижалось что-то круглое и холодное.
— Тихо, — пробормотал неизвестный в самое ухо Элизе. — Выпей это.
Элиза боролась изо всех сил, молотя во все стороны ногами, отчаянно вырываясь из стальных объятий. Ее хотят отравить! Убить! Но за что?!!
— А ну-ка, тихо, мой мальчик! — прошипел неизвестный и внезапно разразился самыми замысловатыми ругательствами, какие Элиза когда-либо слышала. Но шок от услышанного не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло мгновением позже. Нападавший, случайно проведя рукой по груди Элизы, удивленно замер, затем снова вернулся к этому нежному месту, как бы не веря себе.
— Тысяча чертей мне в задницу! — вырвалось у Киприана, когда он понял, что находится под его правой рукой. Это была нежная и, несомненно, женская грудь. Болван Оливер перепутал каюты! Сучий потрох, дерьмо!
Женщина снова укусила его, и Киприан, чертыхнувшись, отдернул руку от этого опасного ротика, сознавая, что произошла чудовищная катастрофа и все рушится. И тут его осенило: если никто не догадается, зачем он был здесь на самом деле, то, возможно, еще не все потеряно.
Недолго думая, он рывком развернул женщину к себе лицом, схватил за косу и, заставив запрокинуть голову, впился в ее рот поцелуем.
Она сорвала его замысел. Нет, конечно, он был сам виноват, но, так или иначе, именно на нее он обрушил всю свою ярость и разочарование. Киприан хотел, чтобы она подумала, будто перед ней пьяный матрос, пытающийся ее изнасиловать, и полностью вошел в роль. Его рот грубо завладел ртом Элизы, а свободная рука, шарившая по телу девушки, задержалась, обнаружив упругие ягодицы.
Собственное его тело немедленно отреагировало, и восставшая плоть уперлась в мягкий женский живот. Странным образом это отрезвило Киприана. Во имя неба, с ума он сошел, что ли? Резко отшвырнув женщину в сторону, он постарался заставить себя сосредоточиться на гораздо более важных вещах, чем обладание женским телом. Не заботясь больше о соблюдении тишины, Киприан выскочил из каюты.
Оливер уже выхватил нож и чуть не проткнул Киприана, выбежавшего ему навстречу. Молодой моряк без слов понял, что дело провалилось. Одним махом оба взлетели по короткому трапу на палубу и кинулись в бурные воды бухты, взбаламученные штормом. Последнее, что услышал Киприан перед тем, как его тело врезалось в волны, был пронзительный женский вопль, в котором смешались ужас и негодование.
5
Остров Мадейра, словно сказочная драгоценность, покоился на широкой ладони моря. Изумрудно-зеленый, окутанный легкой голубой дымкой и увенчанный короной облаков над вздымающимися к небу пиками, он немедленно приковал к себе взгляды всех, кто находился на борту «Леди Хэбертон».
Крик марсового «Земля!» застал Элизу на баке, где она проводила почти все свое свободное время, наблюдая за волнами и размышляя. Вот уже десять дней подряд кругом расстилалась лишь сияющая морская гладь, где не за что было зацепиться глазу, и невольно мысли девушки снова и снова возвращались к мучительным подробностям той кошмарной ночи.
Элиза очень хотела забыть происшедшее. Но не могла.
Клотильда уговаривала ее выбросить все из головы и получше есть, кузина Агнес сетовала на греховность этого мира и рекомендовала Элизе искать утешения в молитве. Капитан, конечно, приказал провести тщательное расследование, но никаких результатов оно не дало. Вахтенный, наблюдавший за берегом, никого в ту ночь не видел. Среди команды «Леди Хэбертон» не оказалось ни одного промокшего матроса, а, по словам Элизы, напавший на нее мужчина был весь мокрый. Мокрый и соленый — она отчетливо помнила вкус соли на своих губах, но говорить об этом никому не собиралась. И так всем вокруг известно, что ее пытались обесчестить. Не хватало еще, чтобы матросы и слуги узнали, как далеко зашел неизвестный, как он целовал ее и как ощупывал ее тело.
И разумеется, никому на свете Элиза не призналась бы, что в те памятные мгновения какая-то крошечная, несомненно порочная частичка ее самой с томительным любопытством ждала того, что должно было последовать дальше. Признаваться в этом она не желала даже самой себе. Это неправда, убеждала себя Элиза, ничего подобного не было и быть не могло, ее просто парализовал страх. И все же… все же теперь, когда кошмар остался позади, в мыслях своих и даже во сне она постоянно перебирала наиболее возмутительные подробности происшедшего, подробности, которыми она ни с кем не поделилась.
Неизвестный трогал ее грудь, касался ее снова и снова, как будто наличие ее явилось для него неожиданностью. Никто прежде не касался ее груди, и Элиза испытала настоящее потрясение, которое, впрочем, не шло ни в какое сравнение с тем, что она ощутила, когда его язык вторгся в ее рот. Ей это не понравилось, конечно, не понравилось, ни капельки не понравилось, но с тех самых пор она никак не могла перестать думать о… о плотской любви. О том, что происходит между мужчиной и женщиной на супружеском ложе. О том, чем в конце концов будут заниматься и они с Майклом.
Она представляла себе, как Майкл, этот достойный во всех отношениях джентльмен, целует ее так, как… как этот неизвестный на корабле. Такая картина вовсе не казалась ей пугающей. В последние несколько дней Элиза то и дело грезила наяву, и в ее грезах Майкл проделывал почти все то же самое, что и напавший на нее негодяй. Целовал ее пылко, почти грубо. Прижимался к ее животу, так что она чувствовала, как набухает и твердеет его… его штука.
Очнувшись, Элиза качала головой, словно пытаясь вытрясти из нее непристойные видения, но тщетно. Вновь и вновь в ее воображении Майкл целовал и ласкал ее с той же неистовой страстью. Вот только этот вкус соли… Воспоминание о нем неизменно вдребезги разбивало ее фантазии, и Майкл тут же превращался в незнакомца, накинувшегося на нее в ночной тьме. Мокрого и соленого. Сильного и беспощадного.
Но ее-то он пощадил. Каждый раз, когда Элиза пыталась понять, почему он так поступил, мысли ее вращались по одному и тому же кругу. Он хотел напоить ее каким-то зельем. Потом вроде бы собирался изнасиловать. А потом вдруг сбежал, Если бы вспомнить… Может быть, он сказал что-нибудь проливающее свет на то, кто он такой и почему напал на нее? Хоть что-нибудь?..
— Подвинься, Элиза, — раздался за ее спиной голос Обри. Обернувшись, девушка увидела Роберта с мальчиком на руках и улыбнулась. В последние десять дней Элиза лучше всего чувствовала себя в обществе своего маленького кузена. В ту ночь он проснулся от ее крика и, забыв о собственных страхах, успокаивал и утешал ее, пока не пришла помощь. С этого момента он принялся опекать Элизу. Но в отличие от Агнес, постоянно уговаривавшей ее прилечь отдохнуть, и Клотильды, пичкавшей хозяйку успокоительными лекарствами, Обри старался заставить ее встряхнуться, гулять по палубе, участвовать в повседневной жизни и тех скромных развлечениях, какие возможны на борту корабля. Соглашение должно соблюдаться, заявлял он, по часу каждый день они по-прежнему будут заниматься друг другом.
При воспоминании об этом Элиза снова улыбнулась. Идея, пришедшая ей в голову экспромтом, нашла у него неожиданно сильную поддержку, а с его упорством могло бы поспорить разве что несокрушимое упрямство его собственного отца. Элизе, пусть и нехотя, пришлось сдаться, и теперь она не могла не признать, что их занятия принесли определенную пользу, по крайней мере ей: невзирая на подавленное состояние духа, физически она чувствовала себя лучше, чем когда бы то ни было.
Роберт опустил Обри в кресло рядом с Элизой. Тот немедленно начал ерзать, вертеться, а слуга хлопотал вокруг него, приговаривая с досадой:
— А ну-ка, тихо, мой мальчик! Дай мне устроить тебя как следует.
«А ну-ка, тихо, мой мальчик!»
Элиза оцепенела. Она уже где-то слышала эти слова, только произнесенные другим голосом, более низким, более грубым. Это было той ночью! Тот человек велел ей вести себя тихо. «А ну-ка, тихо, мой мальчик!» Значит, он принял ее за мальчика? Поэтому-то он так и удивился, обнаружив у нее женскую грудь?
Она задумалась, прикусив губу. Какой во всем этом смысл? Зачем неизвестный вломился в каюту мальчика? Сдвинув брови, Элиза уставилась на Обри невидящим взглядом. Неужели бандит приходил за Обри? Хотел похитить его? Но зачем?..
— Нечего так хмуриться, Элиза, меня не напугаешь, — весело сказал мальчик. — Ты еще должна мне час за вчера. Почему бы нам не спеть песенку? Пой так громко, как только сможешь.
Он заставил ее петь французскую детскую песенку про лягушонка, потерявшего свой хвост, я после первых же строк Элизе удалось отогнать тревожившие ее мысли. Отогнать, но не забыть. Пока корабль медленно приближался к месту, где им предстояло провести всю зиму, Элиза приняла решение переговорить
