сказали, что я могу идти, после чего я ушел и наблюдал за тем, как развивались события в дополнительное время, из туннеля, ведущего на поле. Не могу сейчас пересказать того, что разворачивалось передо мной: состояние у меня было такое, как будто удаление с поля стерло из памяти все иные воспоминания, какие могли бы остаться после этой встречи. Но тот момент, когда Дэвид Батти смазал свой пенальти, и аргентинцы, помчавшиеся к их вратарю, чтобы праздновать победу, — это запечатлелось. Завтра я поеду домой.
Тот вечер был худшим в моей жизни, но вскоре меня ждало нечто по-настоящему потрясающее: встреча с Викторией, которая ждала нашего первого ребенка. В тот день, когда сборная Англии прибыла в Сент-Этьенн перед игрой с Аргентиной, мы вышли из самолета, и тут на моем мобильном телефоне появилось следующее сообщение:
— Дэвид, это Виктория. Свяжись со мной, пожалуйста, как можно быстрее.
Я вошел автобус и тут же перезвонил ей.
— У меня есть для тебя кое-какие новости, — сказала она.
— Какие именно?
— Мы беременны.
Я не мог поверить этому. Мне хотелось встать на своем месте во весь рост и кричать об этом всем и каждому. Это была просто фантастика. Я не мог поверить тому, что мне сказала минуту назад моя дорогая девочка. А чтобы разрядиться, зашел в крошечный туалет в автобусе и стал там прыгать, как безумный, радуясь и поздравляя себя. Я был так счастлив, что не передать. И хоть моя новость была из разряда тех, которыми хочется поделиться с окружающими, я, разумеется, не мог рассказать о ней ни единой душе.
В моей памяти осталось о том вечере в Сент-Этьенне кое-что конкретное, высвечивающееся перед моим умственным взором настолько ясно, как будто я вижу это все в лучах прожекторов, горевших тогда по периметру стадиона: само удаление и свой уход с поля, разговор по телефону с Викторией, во время которого я ни на секунду не забывал, что мне предстоит стать отцом, и потом, с отцом в паркинге. Но все остальное? Вероятно, ради сохранения моего душевного здоровья оно как бы само по себе смазалось в памяти: я вроде бы и вижу ход игры, но так, словно наблюдаю за происходящим через противоположный конец подзорной трубы. Помню, хоть и туманно, собственный гнев, разочарование и ощущение позора. А также неспособность поверить, что такое могло случиться со мной.
Когда все кончилось, игроки сборной Англии пошли к той трибуне, где собрались наши болельщики. Я не чувствовал в себе сил принимать хоть какое-то участие в этом, а потому, повернувшись, вернулся в раздевалку. Как раз в это самое время Гленн Ходдл давал телевизионное интервью, в котором он сказал, что если бы игра шла одиннадцать на одиннадцать, Англия наверняка бы победила. Газеты и все прочие, конечно же, перетолковали эти слова таким образом, как будто он заявил, что только по моей вине Англия проиграла Аргентине.
Все наши ребята вернулись в раздевалку, и в ней повисла смертельная тишина. Рядом со мной присел Алан Ширер. «Прости, Ал», — только и смог я выдавить. А Алан опустил голову и уставился в пол. О чем тут было говорить? Только каждый конкретный игрок знает, какие мысли бродили у него в голове после той игры. Я никогда не забуду, что единственным, кто специально подошел ко мне поговорить, был Тони Адамс. Когда я в первый раз попал в состав сборной Англии, Тони напугал меня буквально до смерти. Помню, как в Грузии, где нам предстояло сыграть на выезде отборочный матч, он за несколько минут до того, как надо было выходить на поле, поднялся в раздевалке и произнес: «Держитесь, мужики! Это наш матч. Мы его заслуживаем. Мы приехали сюда с одной целью — выиграть!» И дело не только в том, что Тони говорил громогласно, — его голос переполняли страсть и решимость. Я прямо не мог поверить в жесткость, даже свирепость его тона. Это было одно из тех мгновений, когда ты по-настоящему потрясен и одним рывком выходишь на совершенно новый уровень преданности делу и чувства долга. И не то чтобы ты не понимал этого раньше или оно тебя не волновало. Но возможность находиться здесь, в раздевалке, и оказаться свидетелем того, насколько все эти вопросы важны для Тони, несомненно, воодушевляла парня, который только начинал свои выступления в составе сборной. Поражение Англии в Сент-Этьенне было для Тони таким же горьким и тяжким испытанием, как и для любого другого сборника, и даже еще усугублялось его опасениями по поводу того, что ему уже больше никогда не удастся выступить за свою страну. Словом, в раздевалке царила в тот вечер гнетущая атмосфера. Не могло быть большего разочарования, чем то, которое нас постигло. Но Тони все же подошел и положил мне руку на плечо:
— Что бы здесь ни произошло, я все равно считаю, что ты — отличный парень и превосходный молодой игрок. Я горжусь, играя с тобой за сборную Англии. Благодаря случившемуся ты можешь даже стать сильнее. И можешь после этого сделаться лучше как спортсмен.
Мы покинули стадион и направились к автобусу, перед которым меня ждали мама и папа. Я рухнул в объятия отца и разрыдался. Буквально не мог остановиться. Сейчас, думая об этом, я испытываю некоторое смущение, но в тот момент ничего не мог поделать с собой. В конце концов я все же успокоился, и папа затолкал меня в автобус. Я сел и подставил голову прохладному ветерку, дувшему из окна. Гэри Невилл тоже вошел и сел рядом со мной. Он, конечно, видел, как я плакал. И чувствовал, что вот-вот я могу начать снова.
— Не позволяй никому видеть тебя в таком состоянии. Нечего раскисать. Ты не сделал ничего плохого. Что случилось, то случилось, — сказал он.
Я посмотрел на него.
— Виктория беременна.
Глаза у Гэри открылись чуть пошире.
— Ну и прекрасно. Отправляйся туда и будь с нею. Это самая лучшая новость, какую ты только мог услышать. Думай только об этом. То был всего лишь футбольный матч. А это — новая жизнь.
Помню, когда в «Юнайтед» пришел Себа Верон, мы с ним говорили о реакции аргентинских игроков или, по крайней мере, некоторых из них, когда они увидели меня в тот вечер рядом с моим отцом. И когда их автобус выруливал с автостоянки, мы могли видеть, как они, голые по пояс, оглядываются на автобус сборной Англии, смеясь и размахивая футболками над головой.
Мы отправились прямиком в аэропорт и затем прилетели обратно в Ла-Боль на свою последнюю ночевку в турнире «Франция-98». Некоторые из ребят сразу пошли в свои номера, другие отправились чего-нибудь выпить. Я оказался в комнате для игр — вместе с Терри, Слэтсом и Стивом Макманаманом. Обычно мы после матчей пили горячий шоколад и вскоре после полуночи укладывались спать. Однако в этот вечер Терри велел мне выпить что-нибудь покрепче. Я решился на пару кружек пива. Как правило, я не пью, но в тот момент алкоголь помог хоть чуть-чуть снять боль. Так мы и торчали вчетвером, не особенно и разговаривая между собой — не очень-то и было, о чем, — и я, насколько помнится, досидел где-то приблизительно до четырех утра, невзирая на то, что в девять нам предстояло встать и готовиться к обратному полету в Англию на «Конкорде».
Я позаботился о том, чтобы в тот же вечер вылететь в Штаты. Англия тоже вылетела — из чемпионата мира. Я хотел провести с Викторией как можно больше времени до начала тренировок перед новым сезоном. Мои родители вылетели в Англию прямо из Сент-Этьенна и на следующий день должны были встретить меня в лондонском аэропорту «Хитроу». Когда «Конкорд» приземлился, кто-то в аэропорту был настолько любезен, что предложил нам воспользоваться своим кабинетом в течение тех нескольких часов, которые оставались до вылета моего самолета в Штаты. Тем временем я разыскал родителей, отдал им часть своих вещей и совершил все формальности для последующего полета в США. Я знал, что не увижусь с родителями, по меньшей мере, две недели, а ведь у меня имелась для них новость, которую хотелось сообщить им лично, а не по телефону. В общем, я сказал им, что Виктория беременна.
Они выглядели очень удивленными. И взволнованными тоже. Возможно, потому, что уже каким-то образом настроились на то, чтобы как-то сгладить мою реакцию на удаление с поля, когда я окажусь в кругу близких. Джоан приехала вместе с родителями, она обняла и поцеловала меня, но мама не проронила ни слова, а папа, помнится, только и сказал:
— А ты уверен, что это не слишком быстро?
Мы должны были попрощаться. Я без всякой спешки и суеты отправился в зал вылетов, предварительно обратившись туда, где должен был сдать свой багаж и пройти контроль. Меня предупреждали, что пресса будет искать встречи со мной, но все выглядело так, словно все пройдет тихо. Пройдя положенные процедуры, я считал, что дело в шляпе и никто из журналистикой братии не сможет
