Песик, надо сказать, был очень смешной. Длинным тельцем и короткими лапками он напоминал таксу, но мордочка у него была не такая узкая, да и пушистость повышенная. Два озорных глаза-пуговки решали все дело – не влюбиться в щенка было невозможно.
Мы решили завтра пронести его по поселку, предлагая всем дачникам – конец августа, оставлять Собакина зимовать в шалаше все равно нельзя.
Председатель продолжал навещать тетю Настю.
Оставалось загадкой: если в последнем мешке была не она, то кто?
Кузькины ждали половозрелости кроликов, тогда они начнут размножаться как бешеные. Кролика- мальчика с глазами-прицелами я назвала Обедом. А девочку Пашка назвал Шубкой. Жестокость Кузькиных, которую они столько лет успешно скрывали, вылезла наружу. Не представляю, как можно уплетать за обе щеки своих же питомцев? Бурундуков встал на сторону Машки.
– Вы урбанисты-гуманисты! – сыпал терминами он. – Все мы вышли из села, где испокон веков употребляли в пищу домашний скот. Вот ты, Солнцева, поди, котлетки мясные лопаешь! Так к чему морализаторство?
Неужели всем этим умным словам учат в девятом классе? Хотя Мишка сейчас казался мне полным дураком.
– Я котлеты дома не выращиваю, им бока не откармливаю, я их в магазине покупаю. Были бы в древности кулинарии, не стали бы в деревнях живодерством заниматься. Что за радость?
Тогда Машка выпятила нижнюю губу и посмотрела на меня, как удав на кролика:
– Ты просто завидуешь, что у меня будет шубка.
А Пашка шепнул:
– Соньк, пуховик не хуже шубы, он хотя бы не мертвый.
Так ни до чего и не договорившись, мы пошли есть омлет из домашних яиц. Машка дала мне подержать только что снесенное яйцо – оно было теплым-теплым…
21 августа
Весь день мы ходили и предлагали нашего щенка дачникам. Для создания товарного вида я его причесала и повязала на шею бант – по мне, устоять перед ним было нельзя!
Но все почему-то отказывались: кто грубо и наотрез, кто ласково и немного грустно, кто просто недовольно отмахивался.
К Галоповым не пошли – у них бультерьер, а к председателю – побоялись.
Вот тете Насте собака крайне бы пригодилась – вырабатывать человеколюбие. Мы подошли к ее участку. Тетя Настя уже оклемалась и заняла привычное место, то есть стояла над грядками кверху попой. Узрев нашего Собакина, она опять окривела.
– Уберите от меня эту недоделанную таксу! Всунут же по цене элитных щенков какого-то монстра! – завопила тетя Настя, грозно размахивая перепачканными в земле руками.
Мы пулей выскочили с участка. Сейчас я сама готова была закопать тетю Настю! Понятно, откуда возле ее дома взялся щенок – злыдня сама его и вышвырнула! Они с председателем стоят друг друга!
Злость придала мне бесстрашия. Я принесла Собакина домой и заявила, что останусь здесь жить только вместе с ним. Бабушка улыбнулась, дед хмыкнул.
– Ну, что ж, подождем родителей, – сказали они хором.
22 августа
За завтраком бабушка с дедом смотрели какое-то шоу, где маг с лицом сантехника из нашего ЖЭКа гнул ложки усилием мысли.
– Бабуль, это же наш сантехник! – радостно воскликнула я. – Прекрасно помню его задумчивую физиономию, как-то он целый день провисел ею над нашим текущим унитазом.
– Ты что-то путаешь, – отмахнулась бабушка, – выступает известный экстрасенс Поздняк.
Поздняк согнул две чайные и одну десертную ложку. Затем, не исчерпав запасов интеллекта, готов был взяться за вилки.
– Зачем он это делает? – спросила я.
– Демонстрирует возможности человеческого организма, – усмехнулся дед.
Странно, почему никто не скажет магу, что намного проще гнуть ложки руками, сберегая силу мысли для более благородного труда? За экраном зрители отчаянно хлопали горбатым столовым приборам. Я доела кашу прямой ложкой и пошла читать Аверченко. Уж он бы точно разделил мое недоумение по поводу странностей современных экстрасенсов.
Собакин освоился у нас на крыльце. Ему постелили старое пальто, которое бабушка давно собиралась выбросить, а дед обрадовался: «Говорил же, еще пригодится!» Теперь мне не приходилось жертвовать своим завтраком, щенку выделялась его законная сосиска по утрам, а днем перепадало всякой вкуснятины без меры.
Пашка сказал, что Собакин сможет нам пригодиться в раскрытии тайны. Мы возьмем его и проберемся на участок к Феликсу Петровичу, пока тот будет находиться у тети Насти. А если председатель внезапно нагрянет, скажем, что щенка принесли предлагать.
Договорились завтра дождаться, когда Феликс Петрович к тете Насте намылится (что он делал в последнее время каждый день, пропадая в ее доме по нескольку часов), и залезть к нему на участок.
23 августа
На участке у председателя было чисто и пусто, как на футбольном поле перед матчем.
Посреди коротко подстриженного газона красным прыщом возвышался кирпичный дом, в дальнем углу участка к забору примкнул новенький сруб бани. Хорошо, что поселковые деньги еще не дошли до председательского забора, и мы легко прошмыгнули на участок через небольшую прореху в штакетнике.
Пробраться в дом не представлялось возможным, а на участке не за что было глазом зацепиться. Мы тихонько поднялись по каменной лестнице на крыльцо и попытались подергать дверь – глухо. Вдруг Пашка со всего маха пихнул меня в бок.
– Смотри-и-и! – сквозь зубы проскрежетал он.
Я проследила за Пашкиным взглядом и увидела под длинной лавкой у дальней стены крыльца один из тех страшных мешков. Он неуклюже завалился набок и был слегка приоткрыт. Из мешка что-то выглядывало. Что-то темное, вроде покрытой волосами головы.
Я открыла рот, чтобы закричать, но спазм сковал горло, не позволяя выйти ни одному звуку. Пашка стоял рядом белый, как простыня. Потом, видимо, взяв себя в руки, он начал медленно приближаться к мешку. Щенок, которого я взяла для конспирации, тявкнул у меня на руках, мы вздрогнули.
Пашка подошел вплотную к скамье, под которой лежал мешок, и осторожно пнул его ногой. Торчащая из отверстия голова покачнулась и выкатилась наружу. Мы завизжали и сбежали с крыльца.
– Ничего страшного, мертвая голова нас не укусит, а дело надо довести до конца! – заявил обнимающий меня трясущимися руками Пашка.
Он выдохнул и начал подниматься по лестнице обратно. Я зажмурилась, хотя все равно снизу ничего не смогла бы увидеть.
Вдруг раздался Пашкин смех.
– Солнцева, иди скорей сюда, ты должна это видеть! – покатываясь со смеха, фальцетом завывал Пашка.
Не совсем понимая причину Пашкиного смеха – поди, помешался от страха, – я осторожно поднялась по ступенькам.
Мешок широко раскрыл свою пасть, и из него вылезла добрая часть внутренностей – пакеты из-под кефира, консервные банки, бутылки… Венчала картину «голова», оказавшаяся не чем иным, как древней меховой шапкой.
– Мусор, – в недоумении констатировала я.
– Помойка! – поддержал, продолжая гоготать, Пашка.
Мне показалось или на самом деле мимо пролетел мыльный пузырь и, сев на старую меховую шапку председателя, лопнул – «пх»?
Ну да, все становилось на свои места! У Феликса Петровича сломалась машина, отвозить отходы своей жизнедеятельности на свалку в километре от поселка он не мог, и не придумал ничего лучше, чем
