докладе на заседании Русского технического общества и в появившейся на следующий год книге «Нефтяная промышленность в североамериканском штате Пенсильвания и на Кавказе» Менделеев будет настаивать не только на отмене акциза на фотонафтиль (одно из названий русского керосина) и сохранении протекционистского таможенного налога на привозной керосин, но и на других срочных мерах. Во-первых, он потребует, чтобы были пересмотрены правила пожарной безопасности, которые должны «по возможности не стеснять торговлю и промышленность, а помогать ей». Во-вторых, он считал необходимым «особенно настоятельно подвергнуть технически-химическому исследованию нашу нефть для определения правильных условий производства из нее смазочных масел. Сжигание на пароходах… нефтяных остатков доставляет ныне нефтепромышленникам сбыт и содействует экономии дровяного топлива, но производство смазочных масел из нашей нефти обещает несравненно важнейшее применение, особенно как предмет для отпускной торговли». В-третьих, надлежало разработать правила отчетности для нефтепромышленников, «потому что нефтяное дело при своем развитии регулируется только одними статистическими данными. Охота рыть новые колодцы и ценность нефти и разных из нее продуктов определяются выходами нефти из имеющихся колодцев, качеством добываемой нефти, количеством спроса, запасов и предложений». Он настаивал также на том, чтобы качество русского керосина не уступало американскому. В-четвертых, в-пятых, в-десятых…
Детальный разбор перспектив нефтяного рынка включал и условие, которое Менделеев выдвигал еще в 1863 году: «Заводы для переработки нефти в керосин и тяжелые масла, по моему мнению, следует иметь не только в Баку, а преимущественно на Волге и, вообще, в центрах торговли и потребления, вблизи тех мест, где бочки дешевы и где их возврат возможен. Это важный вопрос относительно стоимости. До заводов нефть может идти трубами, водяными и железными путями, укупоренною в большие резервуары, а не в тяжелые бочки». Пройдет несколько лет, и эта оставшаяся неизменной позиция станет причиной появления у Дмитрия Ивановича могущественных и непримиримых врагов. Пока же он со своими единомышленниками мог праздновать победу — в сентябре 1877 года акциз на нефть был отменен.
Знакомство с американской практикой бурения, свидетельствующей, что нефтяные горизонты расположены параллельно горным хребтам, неожиданно заставляет Менделеева пересмотреть свои взгляды на происхождение нефти. До тех пор он был сторонником мнения, что нефть образовалась из остатков доисторических организмов. Теперь же он полагает, что при образовании хребтов вода сквозь сопутствующие этому процессу разломы уходила в глубокие недра планеты, проникала до раскаленных слоев углеродистого железа — так образовывались пары нефти, которые поднимались в более холодные слои, где сгущались в жидкую нефть или оставались в виде сдавленных земельными пустотами газов. Выдвинутая Менделеевым парадоксальная теория минерального происхождения нефти до сих пор вызывает споры и рождает всё новых последователей. Несмотря на то, что сторонников органического происхождения углеводородов значительно больше, минеральная теория до сих пор не опровергнута. В ее пользу косвенно свидетельствуют не только лабораторные опыты, но следы метана и некоторых нефтяных углеводородов в глубинных кристаллических породах, в газах и магме, извергающихся из вулканов. Эта гипотеза Менделеева не оказалась столь же бесспорной, как его Периодический закон, но она тем не менее внесла свежую струю в геологию и предложила человечеству еще один «рецепт» рождения нефти.
Менделеев привезет из командировки, кроме научных, экономических и технических выкладок, и свое личное впечатление об Америке, которое также найдет место в его книге «Нефтяная промышленность в североамериканском штате Пенсильвания и на Кавказе». Соединенные Штаты ему не понравились, и дело тут было не только в жаре. Он, конечно, вполне оценил организацию промыслов в Карн-Сити, высокий уровень технической мысли на нефтеперерабатывающем заводе «Атлантик», эффективную технологию производства смазочных масел, парафина, керосина и удивительного, неизвестного в России вещества под названием петроцен (Менделеев поручил Гемилиану исследовать это «особенное вещество желтого цвета, твердое, порошкообразное, плавящееся выше 300 °C»), которую применял питсбургский заводчик Тведдль на своем предприятии «Аладдин».
Он был восхищен американскими инженерами и рабочими. «От лиц отдельных, как и от американской природы (Дмитрий Иванович специально ездил на Ниагарский водопад и даже сфотографировался там на память вместе с Гемилйаном. — М. Б.) да от заморского искусства обделывать сложные практические задачи — я просто в восторге». Но в целом он был разочарован: «…того, что думал встретить — в хорошем виде, — не нашел. В Новом Свете людские порядки и за сто лет остались те же — старосветские. Соленые воды океанов и свободные учреждения штатов, видно, не обновляют людей, не освежают их мысли. Там не решат задач, обновляющих умы, там просто повторяют на новый лад ту же латинскую историю, на которой воспиталась западная мысль…» Самая главная претензия Менделеева к Америке состояла в том, что «новая заря не видна по ту сторону океана». Все остальные сделанные им выводы, как совершенно точные (например, предсказание скорого нефтяного кризиса), так и поразительно ошибочные (вроде предсказания, что борьба между демократами и республиканцами рано или поздно приведет к новой гражданской войне), вытекали из убеждения: Америка пошла старой разбитой дорогой. «Отсутствие каких-либо идеальных стремлений, совершенно непривлекательная и ник чему не ведущая политическая неурядица… взаимная вражда партий», «пресловутая всеобщая подача голосов, стремление политикой, компанейскими приемами и всякими неправдами нажить и нажиться» — всё это воспринималось русским мыслителем с болезненным разочарованием.
Будем, однако, иметь в виду, что, ругая американскую политическую систему, он долго и с удивлением вспоминал, что власть может быть довольно простым инструментом для удовлетворения гражданских потребностей. Даже в старости он пересказывал разговор, который состоялся у него с каким-то влиятельным американцем. Дмитрий Иванович поинтересовался, к какой из партий тот принадлежит. Его собеседник ответил, что не желает заниматься вывозом дерьма, поскольку для этого есть свои специалисты. Пораженный Менделеев решил уточнить: «То есть вы сравниваете ваших политиков с золотых дел мастерами?» — «Вот именно, — подтвердил тот. — До тех пор, пока в моей квартире не завоняет». Но по свидетельству Ивана Дмитриевича, эту историю отец воспринимал скорее как анекдот о несуразности американской действительности.
Растаявшая в считаные дни надежда увидеть за океаном зарю новой правильной жизни немедленно укрепила в Менделееве давнюю уверенность, что эта заря непременно взойдет над его родиной. И вот уже ему казалось, будто все головы повернуты в сторону России. «Видят, что в ней нет ни зла организованного аристократизма, ни бедственной вражды политических партий, что в ней капитал не забрал всего в свои руки, что в ней есть в высших, духовных сферах смелость удовлетворять правдивым требованиям народа и времени, видят, что, идя так, Россия, при ее свободе расширяться и расти, достигнет высшего положения среди других народов…» По мысли Менделеева, Россия, слава богу, выросла из западноевропейских пеленок и не пойдет латинской дорогой, ее спасут община, земство и разумные реформы государя Александра II.
Читая письма Менделеева из американской командировки, нельзя не заметить в них некоторого внутреннего напряжения. Почти все его послания семье лишены какого-либо обращения. Нет и в помине привычного «голубчик Фаза», всего пару раз в десятке писем встречается «друг Физа и милые детки». Кажется, автор с трудом подыскивает темы для описания и вообще едва сдерживает раздражение. Он сообщает о расписании движения «Лабрадора», о прогнозе погоды, о технических характеристиках корабля, количестве кают в разных классах, даже вычерчивает план своей каюты. Сойдя на сушу, он в том же ключе описывает устройство американского железнодорожного вагона… Всё отражается в письмах настолько тускло и безлико, что даже редкие яркие события — например, посещение Итальянской оперы в Париже, где он слушал «Реквием» (дирижировал сам автор, Джузеппе Верди), или обед у русского комиссара выставки с участием бразильского императора — кажутся столь же тоскливыми и безрадостными, как и всё остальное. И никакой речи о подарках, разве что самому себе — магазинное ружье и духовой пистолет. Очевидно, что супружеская жизнь Дмитрия Ивановича претерпевает в это время серьезный кризис, а сам он изо всех сил пытается избежать решительного
