думаешь, Элфрик? — Он вытащил меч.
— Нет, — ответил Элфрик. — Не пори горячку. Может быть, сначала немного развлечемся?
Щеки женщины зарделись.
— Какие вы, англичане, самоуверенные! Да я скорее лягу со свиньей, чем с вами — свиньи чище и пахнут лучше!
К этому времени Элвин уже оправился от изумления. Что бы он ни думал об этой женщине, ошибки быть не могло. Перед ним спутник, товарищ по долгому и необычному путешествию. Он сделал шаг вперед и обрел голос.
— Добрые таны, умоляю вас, пропустите эту женщину. Она действительно пришла лечить. — Он встретился с горящим взглядом зеленых глаз, и во рту у него пересохло. — Я буду смотреть за ней. Я буду… свидетелем.
Ее лицо исказилось от ужаса. Полные красные губы презрительно сложились в узкую полоску.
— Это ты, — тихо сказала женщина. — Ты монах. Задница Мидхира! Почему я не осталась дома?
Глядя на это воплощение женского бесстыдства, уязвленный ее неприязнью и разрываясь между отвращением и влечением, Элвин думал о том же самом.
ЧАСТЬ II
ЗНАМЕНИЕ
Когда же сидел Он на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики наедине и спросили: скажи нам, когда это будет? И какой признак Твоего пришествия и кончины века?
Иисус сказал им в ответ: «…услышите о войнах И военных слухах. Смотрите не ужасайтесь, ибо Надлежит всему тому быть, но это еще не конец; Ибо восстанет народ на народ и Царство на Царство; И будут глады, моры и землетрясения По местам; Все же это — начало болезней»…
ГЛАВА 8
Уста их мягче масла, а в сердце их вражда;
слова их нежнее елея, но они суть обнаженные мечи.
Анджело любил белых лошадей не меньше, чем снег. Немудреная яркость и недостаток цвета успокаивали, так как подобно ему самому происходили из мира мягких, темных оттенков и приглушенности, хотя, если сказать по правде, и конь, и снег, по которому он сейчас гнал коня, имели множество разнообразных тонов. Тем не менее общее впечатление чего-то чистого и пустого довлело над другими. Это было нечто, на чем он мог оставить свою отметину.
Конь с трудом пробивался через сугробы. От раздувающихся ноздрей поднимались облачка пара. След был виден ясно — еще одна причина, почему ему так нравился снег. Судя по расстоянию между копытами, мальчишка несся практически галопом.
Дурак! Так гнать лошадь по глубокому снегу было безумием. Этельред мог свалиться и сломать себе шею. Или, что вернее, конь мог споткнуться, а потом утащить безрассудного простака куда угодно. И одно и другое стало бы катастрофой для планов Анджело. Этельред — жалкий, нетерпеливый, покорный Этельред — являлся необходимым условием окончательной победы Анджело.
Он заметил короля в нескольких сотнях ярдов от себя. Серая точка на белом снегу. Этельред гнал коня во весь опор. Анджело покачал головой. На его глазах лошадь перемахнула через упавшее дерево, зацепившись животом за белый холмик над темно-коричневым стволом. До Анджело долетел восторженный мальчишеский вопль. Теперь король скакал к лесу.
Советник задумчиво кивнул. В руке его появился мех с горячим вином. Нахмурившись, он потискал его пальцами, словно пойманного зверька. Вот так-то лучше. Они изрядно удалились от королевского замка, и если вино будет слишком горячим, то даже тупоголовый Этельред сможет заподозрить неладное.
— Вперед, мой дорогой, — сказал он своему белому жеребцу. — Еще немного на холоде, а потом мы вернемся в более теплое место.
Конь выгнул шею и посмотрел на хозяина умными глазами. На долю мгновения карие глаза блеснули красным. Потом конь тряхнул гривой и послушно устремился к лесу.
— Ты можешь хотя бы ненадолго оставлять меня одного, а, наседка? — улыбаясь, сказал ему Этельред.
Анджело тоже улыбнулся в ответ.
— Нет, ваше величество, ведь я вас так люблю. Ваша жизнь для меня ценнее моей собственной. — Он придал лицу выражение угрюмости и набожности. — Помните о трагической смерти вашего брата, последовавшей из-за отсутствия надежного спутника.
Ему было приятно наблюдать, как улыбка ушла с губ Этельреда. Нет ничего лучше страшной истории, чтобы держать ребенка в руках, и Анджело позаботился о том, чтобы воспоминания короля о той ночи были по-настоящему ужасными. Хотя и не очень точными, ведь сам он представал в этой истории в образе героя, пытавшегося отыскать злодея, а мать короля, Эльфтрит, в образе невольной и невинной свидетельницы произошедшего.
Этельред перекрестился. Анджело отвернулся.
— Да сохранит меня Господь и Святой Эдуард от такого предательства, — пробормотал король.
Его советник состроил гримасу. Возможно, он сделал все слишком хорошо. Горюя по убитому Эдуарду, Этельред распорядился причислить его к лику святых. Аббатство Шафтсбери, где лежал святой Эдуард Мученик, стало местом поклонения. Как обычно, заговорили о происходящих там время от времени чудесах.
Обе лошади шли рядом, и Анджело, наклонившись, положил руку на локоть короля.
— Вот потому я и здесь, — с трогающей искренностью сказал он, и улыбка тут же осветила лицо
