приезжает Билл Честер, и ей не хотелось оказаться с ним наедине…
Сильвия огляделась в поисках бумаги, но не нашла в маленькой гостиной не только письменного стола, но даже карандаша и клочка бумаги. Что за глупость!
Но нет, должны же быть где-нибудь в доме принадлежности для письма.
Стараясь ступать мягко, и все же слыша в пустом доме пугающе громкое эхо своих шагов, Сильвия Бейли миновала открытую дверь кухни и углубилась в самый конец коридора.
Затем случилось нечто странное.
Открывая дверь спальни мадам Вахнер. молодая англичанка застыла и затаила дыхание. Ее вновь бросило в дрожь от жуткого ощущения, будто она здесь не одна. На пороге спальни это чувство проявилось сильнее, чем в столовой.
На сей раз она знала, что в доме находится не животное, а человек. Она так в этом уверилась, что невольно резко повернула голову…
Но короткий коридор, примыкавший к холлу» был пуст, только в середине его пересекал луч света из открытой кухонной двери.
Решив, что у нее ни с того ни с сего разгулялись нервы, Сильвия заставила себя успокоиться и пересекла порог спальни.
Обстановка комнаты была, на английский вкус, слишком бедной и скудной, однако здесь, в отличие от гостиной, царила прохлада.
Сильвия подошла к окну, раздвинула муслиновые занавески и выглянула наружу.
За тенью дома простиралась заросшая лужайка, которую немилосердно палило солнце, а далее виднелась густая каштановая роща. На этот раз Сильвия рассмотрела ее гораздо лучше, чем в два своих прошлых посещения «Шале де Мюге».
Лужайку и лес разделяла живая изгородь, такая же неухоженная, как все вокруг. В ней виднелись большие просветы.
Сильвия отвернулась от окна. Да, здесь, во всяком случае, было то, что она искала! Рядом с широкой низкой кроватью стоял письменный стол, накрытый ярко-красной скатертью. На столе лежал большой, запятнанный чернилами лист белой промокательной бумаги.
Рядом с промокательной бумагой находилась стопка красных записных книжечек мсье Вахнера, в которых он тщательно фиксировал все перипетии игры. На этих записях основывались его изощренные «системы».
Сильвия приблизилась к столу и склонилась над ним, надеясь отыскать листок писчей бумаги. По ничего подходящего ей не попадалось.
При этом на столе лежали несколько ручек и стояла полная до краев чернильница! Сильвия решила, что остается только одно: вырвать листок из блокнота ами Фрица и написать на нем приглашение. Листок можно будет оставить на обеденном столе, тогда хозяева наверняка его заметят.
Она взяла один из блокнотов, который показался ей самым свежим, открыла его и в третий раз испытала странное чувство, словно в комнате, кроме нее, присутствует кто-то еще… Теперь ей было ясно, что этот кто-то — Анна Вольски!
Это ощущение было удивительно острым и притом жутким, тем более, что Сильвия не только знала, что она в доме одна, но и была уверена, что Анна теперь далеко от Лаквилля.
К счастью, испуг, вызванный незримым посторонним присутствием, вскоре прошел. Сфокусировав взгляд на странице записной книжки, которую она держала в руках, Сильвия постепенно успокоилась, а затем, со вздохом облегчения поняла, почему ей так явственно вспомнилась отсутствующая подруга.
Между двумя блокнотными страницами лежало развернутое письмо, под которым стояла подпись Анны Вольски! Это была короткая записка, присланная, очевидно, в ответ на напоминание мадам Вахнер о предстоящей встрече. Странно, что Вахнеры ни словом не обмолвились об этой записке — ведь она делала поведение Анны еще более необъяснимым.
Письмо лежало на одной странице, а на соседней виднелись записи мсье Вахнера, который, ради развлечения, копировал угловатый почерк Анны.
Сильвия вырвала чистый листок и положила записную книжку обратно. Ее слегка расстроило то, что Вахнеры скрыли от нее последнее письмо подруги. Они единственные разделили ее тревогу и огорчение, когда Анна внезапно уехала — напомнила она себе. И им тоже было обидно, что мадам Вольски не сочла нужным с ними попрощаться.
Она нацарапала на бумаге приглашение, быстро вернулась в столовую, оставила там записочку и вышла в холл.
Открыв дверь «Шале де Мюге» и почувствовав обжигающий порыв ветра, она стала растерянно осматриваться, нервы у нее расстроились: в таком состоянии не хотелось даже думать о том, что нужно под палящими лучами солнца возвращаться пешком обратно.
Впервые ей перестал нравиться Лаквилль. С удивлением и укорами совести она спрашивала себя, что держит ее здесь, вдали от родины и соотечественников? С тянущим ощущением в груди она подумала, как приятно было бы снова увидеть высокую мощную фигуру Билла Честера и услышать его добродушно- ворчливую английскую речь.
Она переступила порог и раскрыла свой белый зонтик.
Было все так же жарко, но слева, за лужайкой, лежала прохладная сень каштанового леса. Почему бы не пойти туда и не отдохнуть в тени? Она быстро пробралась через выгоревшую траву к просвету в живой изгороди и вскоре нырнула в благодатный зеленый сумрак под высокими кронами.
В лесу было восхитительно тихо и спокойно, и Сильвия мимоходом удивилась, почему Вахнеры никогда не устраивают здесь чаепития. Правда, все иностранцы — люди законопослушные (так, во всяком случае, ей представлялось), а этот лес, если в настоящее время не имеет владельца, все же предназначается для продажи. Дальше по тропе она разглядела большую доску.
Ясно было, что эту красивую местность давно разбили бы на участки, чтобы построить виллы, будь она расположена ближе к дороге. Но сейчас здесь по-прежнему стоял нетронутый лес. Там и сям, среди пучков травы, валялись каштаны, сохранившиеся с прошлой осени.
Сильвия медленно шагала по извилистой тропке, прорубленной в лесу. Потом ей захотелось немного посидеть. И она свернула вправо, туда, где виднелся клочок земли очищенный от подлеска и зарослей ежевики.
Даже в этом месте, куда летом никогда не проникало солнце, грубая трава была опалена жарой. Сильвия посмотрела вниз: нет, бояться нечего, на твердой сухой земле ее красивая хлопчатобумажная юбка не испачкается.
Усевшись, Сильвия заметила вскоре, что поблизости, там, где заросли не были расчищены, землю недавно кто-то копал. На участке неправильной формы, размером приблизительно в квадратный ярд, дерн был снят, а потом возвращен на место.
Ей пришло на ум, что здесь, наверное, играли дети, а потом, желая скрыть следы, неловко прикрыли потревоженный участок земли сломанной веткой. Именно эта ветка с увядшими листьями привлекла ее внимание и позволила догадаться, что здесь кто-то побывал, причем недавно.
Ее мысли снова обратились к Биллу Честеру. Сейчас он изо всех сил спешит к ней на корабле или на поезде; еще часа два-три — и он будет в Париже, а потом, быть может, поспеет в Лаквилль к обеду.
Сильвия не сумела добыть для него комнату в «Вилле дю Лак», но сняла номер в «Пансионе Мальфе».
На открытом воздухе к ней вернулось душевное равновесие, и она сказала себе, что жила в Лаквилле очень счастливо — необычайно, удивительно счастливо…
Разумеется, нередко люди теряют в Казино больше денег, чем могут себе позволить, и это печально, но ведь и в Англии то же самое: бедные, как она слышала, рискуют своими жалкими накоплениями на скачках, а те, кому это по карману, отправляются в Монте-Карло или, оставаясь дома, играют в бридж!
В чем разница, если на то пошло? Но Билл Честер, со своими занудными, старомодными взглядами на жизнь, скажет, разумеется, что разница большая. Без сомнения, он не одобрит того, как она тратит деньги…
Ей пришло в голову — и эта идея позабавила — что Билл Честер и граф де Вирье едва ли будут в восторге друг от друга. Она задумалась: ревновал ли когда-нибудь граф Поль? Склонен ли он вообще к
