— И ты тоже хочешь рекомендовать мне специалиста?
— Нет, что ты, у меня и знакомых нет в этой области хирургии. А что означает твое «тоже»?
— Забудь, мама.
— Я только хотела сказать… — начала Фелиция.
— Я поняла тебя. Ты хотела бы меня видеть прежней.
— Я хотела бы, чтобы ты снова была довольна собой. И если причина твоей хандры всего лишь несколько шрамов на лице, то надо от них избавиться. Хотя, по-моему, они совсем не портят твоей привлекательности.
— Шутишь! — воскликнула Рейчел.
— Ничуть. Я всегда говорила тебе правду, даже если она была неприятной. Кстати, я вспомнила, что весной ты жаловалась мне на усталость от своей профессии, тебе хотелось перемен в своей жизни.
— Было, — нехотя призналась Рейчел. — Только я не ожидала, что за меня все решит случай.
— Вся жизнь состоит из случайностей. В этом и состоит ее закономерность. — Она протянула Рейчел блюдо с печеньем. — Попробуй.
— Нет, — спасибо.
Некоторое время они молча пили кофе.
— Тот мужчина, о котором ты мне говорила, репортер…
— Он звонил?
— У него, кажется, шотландская фамилия. Ты с ним познакомилась в Шотландии?
— Знаешь, ма, у тебя появилась странная привычка. Ты задаешь вопросы, а мои будто не слышишь.
— Неужели? — с притворным испугом спросила Фелиция, широко раскрыв глаза, и лукаво улыбнулась дочери. Рейчел не удержалась и тоже улыбнулась ей. — Этот Джон Маккенон…
— Джеймс Макларен, — поправила ее Рейчел.
— Верно. С каким журналом он связан?
Рейчел пожалела теперь, что вообще упомянула его имя. Но в тот день она была в ужасном состоянии, опасаясь, что Джеймс станет преследовать ее.
— Рейчел, на кого он работает?
— Он свободный журналист.
— Ты встретила его в Шотландии?
— Почему ты так думаешь?
— Наверное, из-за его шотландской фамилии, — пожала плечами Фелиция.
— Да, мы познакомились в Эдинбурге, — призналась Рейчел, чувствуя, что мать не оставит ее в покое, пока не узнает все, что ее интересует.
— Его наняли, чтобы он раздобыл компрометирующие тебя фотографии?
— Ну, не совсем точно.
— Тем не менее ему это удалось, и с тех пор он преследует тебя?
Глаза Рейчел вспыхнули негодованием.
— Что ты придумываешь, мама?! И к чему все эти расспросы? Джеймс звонил?
— Ты сказала — Джеймс? Тебе не кажется странным, что какого-то свободного журналиста, презираемого тобой, ты называешь по имени? — спросила Фелиция, высоко подняв от удивления брови.
— Не забудь, когда он позвонит, сказать ему…
— Что я не знаю, где ты сейчас находишься, — закончила фразу дочери Фелиция.
— Правильно.
— Потому что Джеймс Макларен преследует тебя как свободный журналист.
— Правильно. — Рейчел уныло кивнула.
— А не мужчина, который разыскивает сбежавшую от него женщину.
— Правильно, — механически произнесла Рейчел, но тотчас спохватилась. — Что ты сказала?
— Видишь ли, Брюс предположил, что мистер Макларен дурно обошелся с тобой, — сказала Фелиция с видом полного безразличия. — Я возразила ему, сказав, что настоящая женщина не утратит вкус к жизни только потому…
— Я и словом не обмолвилась о том, что убежала! Откуда такая информация? И я не утратила вкуса к жизни!
— Только плачешь во сне.
— Никогда я не плачу во сне.
— Плачешь, я слышала, — сказала Фелиция, качая головой. — А настоящая женщина не будет страдать только из-за того, что мужчина был с ней жесток. По крайней мере, моя дочь этого делать не стала бы.
Рейчел вскочила на ноги с видом крайнего возмущения.
— Послушай, о чем это ты?!
Фелиция бросила быстрый взгляд на дочь.
— Подробностей я не знаю. Могу только высказать предположение. Если между тобой и мистером Маклареном произошла ссора, а такое случается между любящими друг друга людьми…
— Любящими?! — задохнулась в гневе Рейчел и хлопнула ладонями по бедрам. Глаза у нее горели, подбородок задрался вверх.
Матери хотелось обнять ее, утешить, но так обращаться с Рейчел было небезопасно. Ее старшая дочь не выносит жалости.
— Да, между любящими людьми такое случается, — спокойно повторила Фелиция, настороженно поглядывая на Рейчел. — Ты сбежала от него после ссоры, а теперь жалеешь об этом.
— Ничуть не жалею! Джеймс Макларен эгоистичный, самовлюбленный сукин сын! — выкрикивала Рейчел, нервно расхаживая в беседке. — Видеть его больше не желаю!
— Но почему? — жалобно спросила Фелиция.
— Потому что свет не видывал такого лжеца и обманщика. Потому что он воспользовался мной. Потому что… потому… — Рейчел замолчала, не зная, что еще сказать.
— Потому что ты любишь его и он любит тебя, но никому из двоих не хватило ума вовремя признаться друг другу в своих чувствах, — услышала Рейчел за спиной, резко остановилась и замерла.
Голос был мужской, но не Брюса. Она резко обернулась. У входа в беседку стоял Джеймс. Его темные глаза метали молнии гнева. Вид его был ужасный. Помятый костюм, заросший подбородок, взлохмаченные волосы. В этот момент она любила его так сильно, что сердце готово было разорваться от любви. И это после того, как она неделю твердила себе, что никогда не любила его, что за любовь принимала всего лишь чувство благодарности к Джеймсу. И проклинала тот час, когда согласилась пожить в его замке. А сейчас, когда он с гневом смотрел на нее, поняла, что напрасно старалась. Пусть он причинил ей боль, она все равно продолжает любить его. Кажется, он сказал, что любит ее?
— Да, — мрачно ответил Джеймс на ее вопросительный взгляд. — Я люблю тебя, хотя, будь я проклят, если знаю, почему это случилось со мной. И почему я продолжаю тебя любить после того, как ты сбежала. Ха! Сбежать от меня именно в тот день, когда я собрался наконец сказать тебе, что ты для меня значишь! Сбежать, не предупредив о том, куда ты направляешься! Тебе очень хотелось, чтобы я бросил все дела и бегал как мартовский заяц по всему Нью-Йорку, разыскивая тебя?
Прищурив глаза, он вошел в беседку и медленно направился к Рейчел. Словно сквозь туман она увидела, что, улыбнувшись ей, Фелиция осторожно выскользнула из беседки.
— Ты хоть представляешь, в какой ад ввергла меня на целую неделю? — Джеймс схватил Рейчел за плечи.
— Немного пострадать еще никому не вредило.
— Я бы тебе таких страданий не пожелал. Я люблю тебя, — сказал Джеймс. — Если для тебя мои чувства что-нибудь значат.
— Не верю. — Рейчел напрасно пыталась высвободиться из его рук.
Но Джеймс теперь обхватил ее двумя руками, не собираясь выпускать.
— Не смей так говорить! Вы с матерью, вижу, сделаны из одного теста. Я звонил, говорил ей, что с
