– Я умею, только… только привыкнуть к этому не могу.
– Ладно уж, «привыкнуть», – не зло передразнил Ашока. – Из лука так не стреляют.
Он подошёл ближе и принял из рук мальчика оружие:
– Смотри!
Воин прошёл пальцами тетиву, оценивая её на ощупь. Так, как это делал Гарджа. Потом поставил лук на землю и надавил на него сверху. Древко податливо согнулось. «Сейчас сломает! – вспыхнуло у Индры в голове. – Все труды насмарку!» Но Ашока и не думал ломать драгоценное оружие, а только лишь примечал место перегиба древка. Он сделал надрез костяным ножом в самом сгибе.
– Палец держи ниже, здесь должна находиться стрела. И помни: если твой лук пересохнет, он сломается именно в этом месте. Потому не оставляй его вблизи очага. И от солнца убирай подальше, – Ашока приложил стрелу, соединил её пазок с тугой жилой, скрепив это сращение согнутыми пальцами, – перед тобой три предмета: древко, тетива и стрела. Какой из них главный?
Индра задумался. Ашока умышлял в этом немудрёном вопросе своё тайное коварство. Никто бы и не подумал, что скрывалось здесь за беззаботным детским ответом. Характер!
– Стрела!
– Правильно, – кивнул воин, вдруг почувствовав неожиданное душевное облегчение. Почему-то. Будто от этого зависела судьба мальчишки.
– Правильно, – повторил он. – Хотя большинство говорит: «Древко!» Оно же больше. Или тетива. Сколько сил забрала. Сколько работы! А? Только для того чтобы эта невзрачная тростинка метнулась в сторону врага. Но так и устроена жизнь, что в сторону врага посылают самый простой предмет, оставляя его многотрудную основу у себя в руках.
«Опять наука! – со скукой подумал Индра. – И откуда он берёт эти свои поучения?»
– А насчёт стрелы – правильно, – продолжал Ашока, – ведь именно она вступает в бой. Тот, кто выбирает другое, увлечён только стрельбой, а не самим поражением цели… Дальше. Никогда не начинай выцеливание, растягивая лук. В этот момент оружие к бою ещё не готово. Держи стрелу твердо и обязательно поперёк древка. Ровно поперёк!
Индра не отрываясь смотрел на своего наставника. На его узловатые сухие руки, что будто вросли в ходкую разверть лука, подчинили её своей воле, показав, кто здесь над кем хозяин.
– Твой взгляд должен касаться только наконечника. И ничего другого!
– А как же цель? – возразил Индра.
– Цель нужно видеть не глядя на неё. Пока ты различаешь её не глядя, – дистанция пригодна для стрельбы. Если же цель совершенно сливается с фоном – значит, ты стоишь слишком далеко, – Ашока разжал пальцы, и стрела, прошипев, ударила в плетёный щит.
– Дальше – сам, – воин вернул мальчику оружие и занял наблюдательную позицию. Больше он не сказал ни слова. Индра стрелял, вспоминая и путая все наставления, а Ашока немо взирал на это бесполезное дело.
Вечером Индра был уже твердо уверен, что лук – самая бесполезная вещь на свете. Правда, совесть робко подсказывала мальчику, что только в его руках. Но всё равно. Самая бесполезная.
Следующий день и ещё день, и ещё много дней Индра только тем и занимался, что спорил с противником этой истины, который, по странному недоразумению, отыскался в нём самом. Этот противник всё ещё теребил лук, доводя Индру до исступления. Он звался Сыном Гарджи, или Сыном Воина, и потому мальчик не мог не считаться с ним. И вот однажды, когда Индра уже успокоился и ему было решительно всё равно, Сын Воина взял лук, приложил к нему стрелу и выстрелил. Легко и уверенно. Будто он был Ашокой. Или Гарджой. И стрела так просадила плотину щита, что Индра не мог извлечь её обратно. Сын Воина победил! Правда, потом Индра ещё долго сбивался при стрельбе и бил себя тетивой по руке, и ломал подсадок, и кувыркал стрелу по воздуху, но власть над луком медленно шла к его рукам.
«Никогда не доверяй оружию больше, чем самому себе!» – сказал однажды Гарджа, собираясь брать цену за арийских коров. Но что это значило, Индра так и не понял. Не понимал этих слов он и сейчас, когда спал в обнимку с луком, когда ел кашу, держа его на коленях, когда не выпускал его из рук, отправляясь по своим детским затеям.
Подошёл день обряда. Жрецы-адхварьи омыли Индру, как полагалось по этому случаю. Волосы Индры смазали жиром, отчего они потемнели и выглядели мокрыми. Он заплёл себе в косицу стебель мандрагоры. Наудачу. По совету кумара-риты.
Мальчика подвели к требищу марутов. Седой хотар посмотрел на Индру сдвинув косматые брови.
– Ты видишь тот жертвенный столб? – спросил жрец юного воина. Индра кивнул.
– Когда забьют барабаны судьбы, я смажу его жиром. Как и положено при жертвоприношении. Пока жир не высох, ты должен поймать дичь и принести её сюда. Наша праматерь Варкарья примет твою жертву, и ты станешь кшатрием. Но поспеши, ты должен успеть это сделать, пока не высох жир. Хотар повернулся к столбу и невнятно зашепотал заклинание. Адхварьи поднесли ему чашу. Со свежими подтёками. Старец опустил в неё пальцы, передавая содержимому тревожную зыбь. Потом его пальцы скользнули по столбу, теряя мутные окатыши жира. Индра смотрел замерев. Как заворожённый.
– Ты ещё здесь? – спросил хотар не оборачиваясь. Мальчик попытался ответить, но у него не получилось.
– Поспеши, праматерь уже ждёт.
Все, кто видел маленького охотника, покидавшего Амаравати, все, кто его хоть как-то знал, сейчас находились в предвкушении чего-то скандально необычного. Даже Кутса, долго внушавший себе, что, кроме непуганых горлиц, под стрелу Индры ничего не попадётся. Но Кутса просто завидовал ещё не добытому лесному трофею и надеялся на горлиц. Но его ожидания не оправдались.
Индра пришёл под вечер, волоча за собой ещё сырую, только освежеванную шкуру волка.
– Скажи, хотар, – крикнул мальчик ещё издали, – праматерь возьмёт мою жертву, или мне ещё походить?
