Настиг я его там, где и хотел – на самом водоразделе. Был уже поздний вечер. Солнце вот-вот должно было спрятаться за зазубренным горизонтом. Худосоков сидел и смотрел на солнце, а я смотрел на него и видел его уже готовые к смерти глаза, уже серое, почти трупное лицо. Потом смотрел ему за спину и видел уже приготовившиеся ко сну горы. Лишь верхушки их были освещены солнцем, но и они одна за другой погасали.
– Ну, что, Ленчик, пора нам... – сказал я, помахивая пистолетом. – Тебе туда (кивнул в небо), а мне туда (махнул рукой в сторону Кырк-Шайтана).
Ленчик молчал.
– Ну, скажи что-нибудь напоследок... – предложил я, как ни странно оттягивая... убийство. Да убийство... Стрелять в бою, когда на тебя нападают, или ты нападаешь – это одно, а расстреливать – это другое... Это работа не для любителя Ренуара и Рабле.
– А что говорить? – бесцветно проговорил Худосоков. – Сам скажи что-нибудь напоследок.
– Я так с тобой наговорился, что очень уж не хочется...
Перед тем, как выстрелить, мне захотелось посмотреть на солнце. Оно уже почти скрылось в седловине между двумя высокими пиками.
'Вот спрячется, и выстрелю, – подумал я и уставился в красный, медленно сокращающийся солнечный краешек.
Солнце не успело скрыться, как раздался выстрел. Я посмотрел сначала себе на грудь – она была пробита пулей и сердце мое уже не билось. Потом посмотрел на Худосокова и увидел его сидящим с пистолетом в руках.
– Последняя пуля... – сказал он чуть виновато. – Для себя берег... Прощай, Черный... Ты больше не будешь много говорить...
В глазах Чернова почернело, и он провалился в самую глубокую в мире пропасть.
Я открыл глаза, но ничего не увидел. Кто-то сопел справа от меня, кто-то кряхтел слева. Смутное подозрение охватило меня, и я спросил:
– Где я?
– Где, где, – услышал я голос Баламута. – В КПЗ. Ты там осторожнее у двери, мы там сортир устроили.
И сразу же мне в голову ударил острый запах мочи. И я все понял.
– Отомстил хоть за нас Худосокову? – ехидно спросил Бельмондо, голосом человека, у которого заткнуты ноздри.
– Почти... – ответил я. И сделав паузу, констатировал:
– Опять, значит, глюки...
– Опять, – вздохнула София.
– Просто замечательно, – улыбнулся я. – Просто замечательно сидеть в КПЗ с живыми друзьями и любимой девушкой. А в глюке я жить без вас не хотел...
Когда дверь открылась, мы все вместе накинулись на Шварцнеггера и сопровождавших его охранников. Наверное, они не успели с утра сделать зарядку и восприняли возникшую драку, как легкую разминку. Через три минуты все мы, кроме Вероники, расхлебывали свои нокдауны. Расхлебав, сдались на милость победителям.
3. У него все схвачено, за все заплачено...
Как только исчезла Вероника, Диана Львовна засучила рукава и пошла в милицию. И через день ей сообщили, что из Москвы исчезли также София Баламутова и Ольга Юдолина, и по факту каждого исчезновения заведены уголовные дела. После похищения дочерей Чернова, все дела были объединены в одно производство. Еще через несколько дней Диана Львовна узнала, что следы некоторых пропавших (Ольги и мужчин) обрываются в древнем городе Самарканде. И что все люди, которые с ними сталкивались, в настоящее время либо мертвы, либо помещены в психиатрические лечебницы в состоянии полной невменяемости.
Диана Львовна догадалась, что все эти исчезновения и умопомешательства – дело рук каким-то образом выжившего Худосокова. Она пыталась рассказать следователю о своих подозрениях, но тот, уставившись в ее бархатные тициановские груди, отмахивался – сгорел, мол, ваш Худосоков в своем доме на Клязьме. Отмахивался, пока у дверей одного из московских отделений милиции не был обнаружен дипломат с цветными фотографиями всех пропавших, включая и детей, убитых и изувеченных. На оборотной стороне каждой фотографии рукой Худосокова было выведено: 'Мы квиты! Л. Худосоков' В том же дипломате находились вещи с многочисленными следами крови – блузки, платьица, купальники, колготки. Лабораторные анализы показали, что кровь на них по составу соответствует крови Леночки, Полины, Ольги и Софии. Тщательный анализ фотографий (их было около двух десятков) позволил сделать вывод, что некоторые из них были сделаны, скорее всего, близ небольшого кишлака, располагающегося между Самаркандом и Бухарой. Следственная бригада по соглашению с узбекскими властями выехала в этот измученный солнцем кишлак и скоро нашла двух чабанов, ставших невольными свидетелями расправы над похищенными.
Чабаны рассказали, что в начале июля, поздно вечером они искали близ кишлака потерявшихся баранов и в одном из распадков видели, как убили ножами трех мужчин среднего возраста, трех молодых женщин и двух маленьких девочек, все русские и все изможденные пытками. После казни трупы сфотографировали с разных сторон, затем покидали в бортовой уазик и увезли в пустыню. В милицию чабаны не пошли потому, что убийцы были в милицейской форме. Обследовав указанный им распадок, оперы нашли на камнях следы крови Софии и, с меньшей долей уверенности – Вероники. И дело было положено в дальний ящик.
4. Море шампанского. – Империя Добра, Империя Зла... – Сюрприз Дьявола.
Когда мы сдались (о, Господи, последнее время мы только и делаем, что сдаемся!), нас отвели в столовую и посадили за огромный стол, ломившийся от фруктов и разнообразнейших яств. Увидев его еще от двери, Бельмондо, забыл о разбитых губах и воскликнул:
– Вот это да!
