«Конечно. В этом случае изображение размывается и ты сливаешься с миром в сердце своем».
«Олег… А кто еще?»
«Я знаю только одну. Ее нашел твой брат».
«Та темноволосая красавица?»
«Ее зовут Ксана, и, кроме всего прочего, она дочь ныне царствующего короля».
«Ого! Это для меня новость».
«Думаю, мы все должны были родиться в особенных условиях. Мои родители — маги, Олег — полуэльф, ты — внучка одной из самых сильных волшебниц этой страны. Я уверен, что двое остальных тоже обладают особыми способностями и появятся в ближайшее время. Наступают сроки, и мы скоро соберемся вместе».
«Что мы должны будем делать?»
«Именно это и есть основной вопрос любой жизни. Зачем брошены мы в этот мир? С какой миссией? С какой целью? И мечутся люди от бога к богу, от пророка к пророку. И нет им ответа. Будь уверена только в одном: у тебя есть Великая Миссия, есть Великая Цель. И никто, кроме тебя, ее не выполнит».
«Как мне узнать, что выполнение миссии уже началось?»
«Оно началось с твоим первым вздохом, с первым криком розового мокрого младенца. Как сказал один мудрец с Великого Южного континента: „Каждый ребенок приходит в мир с вестью, что Бог еще не разочаровался в людях“».
«Ты говоришь со мной совсем как старший брат…»
«Прости, но я отвечаю не столько тебе, сколько себе. Ведь мы — носители одной тайны, и меня заботят те же вопросы, что и тебя. Смотри, твой ревнивый бородатый Друг хочет что-то сказать».
Далин с сияющим лицом поджидал их на углу коридора.
— Здесь кончается коридор, сделанный людьми, и начинаются наши, гномьи ходы. Непрошеных гостей тут поджидают некоторые неожиданности, а нас — помощь друзей. — Было видно, что настроение у него резко поднялось и ничего плохого от жизни он уже не ждет. Гномы пошли немного впереди, тактично давая молодым людям побыть вдвоем.
Но Виола не могла радоваться. Ею овладело странное двойственное состояние.
С одной стороны, все ее смутные догадки и предчувствия начали сбываться. Из туманной завесы большого мира появился наконец человек, в душе которого ее образ был окутан восторженным преклонением и нежностью. Он был совсем таким, как ей мечталось. Он был даже лучше, красивее, умнее. Он был рядом, и это было Радостью, было Счастьем.
И все же тень смерти по-прежнему маячила над доброй половиной горизонта. Никуда не ушла сосущая пустота, разверзшаяся на измученной борьбой поляне, залитой кровью и заваленной тушами неразумных, обманутых драков. Сейчас грозные монстры, наводящие ужас на бывалых воинов, представлялись ей наивными, испорченными плохим воспитанием детьми. Умом она понимала, что это не так, что выпусти она их тогда, и ворвались бы они ревущим клином в армию восставших, и тысячи таких же, как они, неразумных и обманутых, оплатили бы своей кровью чью-то неуемную гордыню и желание перестраивать то, что построили другие, и менять то, что создали не они. Но понимание это ничего не могло поделать с тоскующей, скулящей совестью.
«Ты не должна так мучиться! — осторожно вклинился в ее сознание Алекс. — Есть ситуации, когда кто- то должен сделать зло, чтобы предотвратить зло еще большее. Когда лекарь вырезает из тела воина застрявший наконечник стрелы, он причиняет ему боль, но без этого будет еще хуже… Представь себе: разъяренный драк настигает маленькую девочку. Кто осудит рыцаря, вставшего на его пути? Но как можно заставить раскаяться зверя, рожденного в любви к убийству? Только мечом! И в результате одним драком становится меньше, а рыцарь добровольно принимает на себя еще один грех. В этом мире тяжелая Карма образуется непрестанно и, может быть, наша задача — подставлять плечи под тяжкий груз и потом очищать испачканную душу огнем раскаяния и духовных исканий?»
Его мысли были проникнуты таким горячим желанием помочь, уменьшить накал внутренней борьбы, пролить целительный бальзам на измученную совесть, что сердце Виолы дрогнуло теплой волной благодарности.
— Ты мне нравишься, маленький Тэн, — улыбнувшись, вслух сказала она. — Если меня не сожгут на площади, мне будет приятно разговаривать с тобой. О Карме и Искуплении, о Жизни и Смерти и, может быть… — Виола сделала паузу и лукаво посмотрела на юношу, к лицу которого прилила краска, — о Любви, — закончила она одними губами.
Некоторое время они шли молча, и эхо несказанных слов освещало их лица внутренним светом. Когда за очередным поворотом открылся большой круглый зал и гномы восторженно загалдели, Виола прервала затянувшееся молчание:
— Я все время вспоминаю твой рассказ. Как долго ты прожил в пещере Георга?
— Я там не остался. Не забывай, что мне было тогда только двенадцать лет. Постояв положенное время над телом дракона, я завернул волшебное зеркало в пыльный шелковый гобелен и вернулся в замок. Обратная дорога заняла гораздо больше времени: зеркало оказалось очень тяжелым, и мои руки ничего не могли с ним поделать.
Вернувшись, я долго не мог понять, как можно управлять потоком информации, идущей оттуда. Но потом научился. И посвятил все свое время изучению боевого искусства. Я не хотел, чтобы очередное нападение закончилось моей смертью. Я тогда не думал, что уже через три года мне придется применять полученные знания на практике. Нет, это были не рарруги. Просто на страну напали варвары…
Виола почувствовала, что перед ней вновь распахивается пространство чужой памяти, и почти непроизвольно взяла Алекса за руку.
Тяжелые торопливые шаги надвигались снизу, из пропитанного алчностью пространства, сотрясаемого треском ломаемой мебели и звоном бьющейся посуды. Алекс, презирая свои ослабевшие колени, встал с коврика, и волшебное зеркало отразило побелевшие пальцы, сжимающие меч.
Стараясь ступать совершенно бесшумно, мальчик подошел к дверному проему, косо завешенному пыльной истертой занавесью. Гулкий воздух винтовой лестницы бился в штору тревожными толчками, подгоняемый чужими нетерпеливыми шагами. Уже слышалось хриплое, неправильное дыхание. Алекс, не в силах подавить нервную дрожь, в отчаянии вцепился зубами в левую ладонь. Боль помогла сосредоточиться, и, когда заметавшийся в панике ветер попытался приподнять тяжелую занавесь, мальчик запел высоким дрожащим голосом:
— Гр-р-р-р-р… — Рокочущий звук стремительно поплыл вверх, набирая силу.
Неприятно завибрировали кости черепа, и, когда наглая грязная рука сорвала штору, живот Алекса выбросил в гортань резкое «а», переходящее в плавно затухающее носовое «нг». Звук получился.
Огромный медведеподобный варвар с всклокоченной бородой и гнилыми зубами тяжело рухнул на колени. Разгневанно вякнул ударившийся об пол топор, иззубренный и испачканный кровью. Ошалело выпученные глаза грабителя постепенно наливались недоумением и страхом.
Алекс медленно поднес острие фамильного меча к распахнутому вороту грубой кожаной куртки. Сверкающее жало с холодной улыбкой неизбежности уперлось в основание волосатой, немытой шеи.
И вдруг мальчику показалось, что меч обладает собственной волей. Нервно подрагивая, он будто оттягивал тот страшный миг, когда лопнет с глухим треском смуглая кожа и заструится дымящаяся багровая влага по сверкающему мудрым блеском древнему сплаву…
Меч не хотел крови.
И тогда Алекс решительным движением вложил его в ножны и, задержав дыхание, наклонился поближе к всклокоченной гриве грязных волос.
— Храхт! — коротко выдохнул он, и безжалостная судорога скрутила застывшего на коленях варвара. Побелевшее лицо запрокинулось к сводчатому потолку, и с неживым гулким стуком тело рухнуло под ноги милосердному Тэну, вовремя вспомнившему, что он лекарь, а не убийца.
Именно в этот момент Алекс понял, что нужно делать дальше.
Он переступил через мелко дрожащего варвара и, мягко переставляя налившиеся силой ноги, стал подниматься на смотровую площадку. Холодный воздух, пропитанный дождем и ужасом, расступился, пропуская Древнюю силу, рвущуюся из неширокой мальчишечьей груди.
Алекс легко вспрыгнул на парапет, и высота уважительно затихла, с восхищением взирая на
