Оранжевый с алым… Черный. Оранжевый… алый… черный… Лина точно плыла по огненному озеру — яркому… светлому… клокочущему золотыми родниками…
Она купалась в огненных струях, таяла и возрождалась обновленной…бежала по ало-золотым огнистым облакам… набирала полные ладони пламени, и оно льнуло и ластилось к рукам, как ласковый щенок.
..и старалась не оглядываться на черные столбы… холодные и острые, они то тут, то там сталагмитами поднимались со дна и точно решетками отгораживали озеро. От них веяло льдом… смертью… Не хочу.
А со дна уже росли новые. Пока маленькие и острые сосульки, они вырастут… вырастут… И тогда она окончательно потеряет Огонь.
Я не хочу!
Не хочу, не хочу, к дьяволу, убирайтесь!
Она толкнула ближайший «сталагмит», обжегший диким холодом, злой ненавистью, и перед глазами замелькали-пронеслись картинки-осколки… прошлое.
..в тот день она увидела дождь… Не просто увидела, а поняла, что маленькие светлые капли, которые только притворяются холодными, на самом деле отплясывают веселый звенящий танец. Танец лета. Она забыла про скучные дротики, они ведь мертвые и злые, они подождут. А ей куда важнее было другое — стать вот такой же капелькой… веселой, звенящей, легкой! Закружиться в солнечных струйках, затанцевать, заскользить по мокрой плитке тротуара… А потом пришла мама и очень рассердилась. Очень…
..Лина прижала к щекам ладони, заново переживая те пощечины…а в сознание уже проталкивалась острыми колючками-льдинками новая картинка.
Семнадцать. Восемнадцать… Девятнадцать… Как же она ненавидит цифры! Не те, что почти поет мисс Родригес в школе танцев, а те, которые мучают нескончаемыми отжиманиями… километрами бега… от которых дрожь бьет и темнеет в глазах.
— Плохо! — по плечам словно плещет струйка кипятка, и руки невольно подламываются… — Плохо, Лина. Где твоя сосредоточенность? Все сначала.
Я ненавижу… цифры…
И еще, еще…
День, когда, светясь от счастья, она прилетела из Школы танцев к бабушке, торопясь поделиться своей победой на конкурсе… и нарвалась на мать, которая ледяным голосом приказала готовиться к посвящению.
Когда принесла домой щенка…
Когда в первый раз убила… и пришла домой со сломанной рукой… он был колдун, и не из последних, а страховки не было… и нарвалась на разбор ошибок вместо помощи.
Так и вырастали они — маленькие сосульки из ненависти…Ненависти, посеянной чужим холодом. Мама, зачем?..
Я не хочу. Я больше не хочу. Не смейте больше меня трогать, это моя жизнь! Моя!
Огненный вихрь…
Не хочу!
Клубящееся пламя, неистовый жар. И столб черного льда тает и плавится… оплывает… и нет его, нет, нет…
Лина с усилием размыкает ресницы. В теле еще бродил жар, губы были солоны, точно от крови… серые стены пещеры плыли перед глазами. Что такое…
Феникс уже очнулся, окутал крыльями, щедро делясь теплом, подпитывая силами, и в глазах потихоньку прояснялось, но пол еще протаивал и вспухал какими-то уродливыми черными горбами…
Горбом.
Одним. Лина с усилием сглотнула горячий ком — под ногами лежало тело заказчика…
«Так, — сказал внутренний голос на редкость спокойно и рассудительно, — А вот это, похоже, конец…». Вот так. Мать не простит… Тот, кто подрывает репутацию клана, на снисхождение рассчитывать не может..
Лина медленно подняла руки, убирая с лица волосы. Тело работало как-то нечетко, замедленно, словно снова где-то под кожей застрял шип, посылая в кровь отраву… мертвое лицо заказчика слоилось и плыло… рот, глаза… Казалось, он еще усмехается, предвкушая развлечение…
Стоп.
А ну соберись.
Распустилась! Возьми себя в руки. Хладнокровие, Лина, хладнокровие… Спокойно. Она чуть прикрыла глаза и глубоко вдохнула сыроватый воздух с запахом извести. Пять.
Расслабить мускулы, позволить всему лишнему стечь вниз… к ладоням… темным нечетким, но осязаемым комом.
Четыре.
Мягко сблизить-сложить ладони, удерживая свои тревоги там, в жарком плену рук.
Три.
Отрешиться и отпустить сознание на один бесконечный миг… Беззвучная жаркая вспышка огня. И липкий ком испаряется прочь… прочь… оставляя покой и равновесие.
Два.
Я спокойна. И выдох, медленный и плавный, так, чтобы не колыхнулось пламя свечи…
Один.
Я спокойна.
Лина открыла глаза. Прищурилась, рассматривая труп. Присела, чуть повела рукой… Похоже, она обошлась даже без ножей, попросту сломав клиенту шею. Ну, туда ему и дорога, жалеть не стоит.
Даже хорошо, если подумать. Пещерка уединенная, тело сейчас замаскируем, ауру своего присутствия сотрем.
И гадайте, кто приложил руки к его шее…
Конечно, на демонов никто не подумает, у них оружие другое, но ведь и у нас другое… И магию я у него не брала — от некромантки феникс клюв воротил, от этого тем более…
Так что… у меня есть время.
Неизвестно сколько, но есть.
И что будем делать, феникс?
А ничего. Жить… Пока можем.
Ну что ж… Лина рывком распрямилась, уже в другой пещерке, крохотной и совершенно пустой. Молча отступила от скорченного трупа. Карие глаза блеснули отчаянно и зло. Время… Сколько у нее осталось времени?
Сколько б ни осталось — все мое!
Утро она встретила на берегу того самого залива, где накануне Алекс показал ей, как плыть по звездам…
Не потому, что кого-то ждала и не потому, что надеялась увидеть здесь Леша — просто так хотелось. Хотелось сидеть здесь и смотреть на лунную дорожку… на переменчивую цепочку бликов и огоньков. Когда она в последний раз просто сидела и смотрела на море? А никогда.
Она всегда торопилась. Сделать это… Исполнить то. Выполнить раньше срока что-нибудь еще, чтоб осталось несколько лишних минут. Море бодро рокотало прибоем, под спиной медленно остывал камень скалы, и серый предрассветный сумрак стирал одну звезду за другой…
Что с ней было ночью? С чего она вдруг решила отдать себя на суд клана? Для соблюдения законов и традиций? Разве не она ненавидела эти традиции? Разве не она бунтовала против законов, предопределяющих жизнь человека с его рождения?
К черту!
