агенты, а в преподаватели военной истории.
– Ничего. – Махнул рукой тот. – Все равно на этой летающей посудине больше нечего делать. Я уже скучаю по инфо-каналам, по компьютерным играм, по тиру.
Максим указал на колчан с луком и стрелами:
– Вот теперь твой тир.
Олаф сплюнул за борт.
Максим пожал плечами:
– И я того же мнения. Сюда бы хороший «винторез» или «трещотку».
– Лучше бы не их сюда, а нас к ним.
– Это ты верно сказал, Олаф. А как же твоя фея?
Бьорнсен махнул рукой. В этом жесте было все: и смирение с потерей, и расставание с мечтами, и огорчение от невозможности счастья.
Максим постарался изгнать мрачные мысли из головы товарища:
– Диньзиль сказала мне, что многие эльфийки готовы с тобой познакомиться… поближе.
– Возможно. Как-нибудь потом. Не на корабле.
– Да уж, конечно. – Максим улыбнулся. – От твоей энергии эта плетеная корзина может развалиться. Я помню, как в «учебке» вы с Оленькой Тарлиевой погнули металлическую койку.
– Да, были деньки. Но я теперь все чаще задумываюсь о том, что будет с нами дальше.
– Дальше? В каком смысле? Когда мы вернемся на Землю, нас представят ко всем высшим наградам. Мы станем героями. Нам сразу присвоят звания полковников.
– Кончай шутить, Максим. Ты же знаешь, о чем я спросил. Что дальше? Почетная старость, смерть. Все. Мы всю жизнь будем вспоминать это приключение. Будем вспоминать этот мир.
– Почему вспоминать? Мы установим дипломатические отношения с эльфами. Возможно, станем консулами или послами. Будем жить здесь…
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
– Честно?
– Честно.
– Не верю.
– И я тоже.
Олаф замолчал, глядя на Серебристую степь и тонкую, едва заметную черную полоску там, где начиналась Черная Половина. По степи прочь от кораблей мчалось большое стадо длинноногих животных.
Максим с печалью в голосе произнес:
– Если серьезно, я думаю, что о нашем открытии никто не узнает, кроме верхушки военных и ученых. Нас разрежут на кусочки, наши мозги пропустят через ретроспективный гипноз. Нас выжмут и выбросят. Так они делали со всеми инопланетянами, так поступят и с нами.
– Инопланетян не было. – Не слишком уверенно возразил Олаф.
– Ага! – С неожиданным озлоблением крикнул Максим и повел рукой вокруг. – И этого ничего нет. Просто мы лежим в капсулах виртуальной реальности, а Зуйфа Фируллина написала хорошую программу для имитации вымышленного мира. Какого черта, Олаф? Ты сам начал этот разговор. Ведь ты же хочешь остаться здесь. Что, не так?
– Так и не так. Мы обязаны сообщить на Землю все, что узнали. Пусть даже совершенно точно зная, что станем лабораторными крысами, подопытными кроликами.
– Ты думаешь, И-Ван Красин ничего не знает? Я уверен, что на Земле давно известно и о Богах, и о эльфах, и о Срединных Мирах. Сам факт существования «мерцалки» говорит о том, что хоть кто-то это знает.
– А я все же считаю, что это не так. Иначе…
– Что иначе?
– Не знаю. Мы бы не жили так, как живем сейчас.
– Тебе не нравится Очеловеченная Федерация?
– Ты задаешь провокационный вопрос.
– Я знаю. Скажу даже больше: я уверен, что тот, кто изобрел «мерцалку», готов был на все, лишь бы вырваться с Земли. Ему она тоже не нравилась.
Они замолчали. Корабли как раз пролетали над огромным озером, с двух сторон обрамленным горными хребтами, а с третьей стороны покрытым густыми тростниковыми зарослями. Квадратное солнце отражалось в синей воде. Над озером поднялась стая птиц. Точнее, не птиц, а местных летающих существ.
– На Земле не осталось свободы. – Произнес, наконец, Олаф.
– Многим это нравится.
– Мы должны выполнить клятву космических разведчиков – доставить информацию любой ценой. Не ради правительства. Не ради нашего начальства. Ради простых граждан. Они имеют право знать всю
