Так закончился один из полетов «на охоту».
Во многих местах немецкой обороны теперь мы видели пустые окопы, траншеи, артиллерийские позиции. Колонны вражеских автомашин и артиллерии, танки отступали на запад. Надо было не дать уйти захватчикам с кубанской земли и наносить непрерывные удары по отходящим колоннам, по портам на Черном и Азовском морях, откуда фашисты пытались спастись на кораблях.
Получаю приказ, восьмеркой «илов» под прикрытием шести истребителей нанести удар по порту Чайкино, где противник грузит к эвакуации свои войсками технику. Слушая командира, я уже обдумывал, каким путем лучше решить эту сложную задачу. Продолжительное время полет будет проходить над территорией противника, значит, не исключена встреча с его истребителями, а о зенитном огне и говорить нечего. Десятибальная облачность сковывала наш маневр по высоте. Прошу командира полка разрешить мне самому составить боевой расчет. Я назвал семь летчиков. Ведущим второй четверки шел начальник воздушно-стрелковой службы полка лейтенант Евгений Некрасов, он же мой заместитель в группе. Воздушным стрелком летел со мной Семен Кныш.
Близился вечер, надо было до минимума сократить время подготовки к вылету, а мы с командиром все еще обсуждали, какое избрать направление захода на порт.
– Летчики не имеют опыта в полетах над морем. Я думаю, надо обязательно заходить с юга, а после атаки, разворотом над морем вправо, уходить на свою территорию, – аргументировал свое предложение командир полка.
– Товарищ майор, заход с суши с последующим уходом в море крайне невыгоден, больше того, очень рискован, – не согласился я. – Порт наверняка прикрыт мощным зенитным огнем и разворачиваться в сплошном огне да еще на малой высоте – это значит обрекать группу на тяжелые потери. Потом, при заходе с суши все подбитые самолеты будут находиться над морем, вдали от берега, и немцы их будут добивать.
– А что же ты предлагаешь?
– Я предлагаю к порту подойти с моря, севернее, километров на десять от берега. Там же, над морем, вне зоны зенитного огня, развернуться и атаковать с запада. Мы минимальное время будем находиться под обстрелом и, не производя никаких разворотов, уйдем на свою территорию. Пусть летчики не летали над морем. Но все же можно избежать потери пространственной ориентировки: они будут ориентироваться по моему самолету.
Сначала командир полка настаивал на своем решении, но затем согласился со мной.
– Ну что, «везучий», полетим сводить счеты с фрицами еще в море? – и перед посадкой в кабину я несколько раз нежно провел рукой по плоскости своего самолета.
– С кем вы там разговариваете? – застегивая привязные ремни, спросил Кныш.
– Да это я с самолетом беседую, – отвечаю.
– А-а-а, – неопределенно протянул Семен.
Две четверки «илов» взяли курс на порт Чайкино. Через несколько минут шесть «лаггов» заняли свои места: по две пары слева и справа с небольшим превышением над нами, третья пара сзади. Высота 1200 метров, а над нами плотные темные облака. Идем над морем. Горизонта не видно: море, густая дымка, переходящая в облачность, очень ограниченная видимость.
– Сократите дистанции и интервалы. Не выпускайте из поля зрения впереди идущих. Ориентируйтесь по их самолетам, – передаю ведомым. Сам же я доверился пилотажным приборам, только они могли объективно контролировать положение самолета в пространстве. Сейчас от меня зависел полет всех моих товарищей.
Остались позади прикубанские плавни, Перекопская коса. На траверзе полета – порт Чайкино. До порта не менее семи километров, но уже заработали зенитки. С полсотни вспышек одновременно. При такой видимости нельзя определить, какие плавсредства находятся в порту, но уже ясно, что он не пуст. Порт остался далеко позади. Снова к Чайкино мы подходим с северо-запада. Теперь уже четко видны десять больших барж, из них четыре самоходные, семь мотоботов, до десяти рыбачьих лодок. Идет погрузка войск. Перед нами стена зенитных разрывов. Противозенитный маневр бесполезен. Перехожу в крутое пикирование. В порту и на баржах много войск. Бросаю «эрэсы». От резкого снижения заложило уши, стрелки указателя скорости перевалили за цифру 600, самолет весь дрожит, а с консолей плоскостей срываются белые воздушные струи. Сбрасываю бомбы. Продолжая пикирование, беру в прицел одну баржу с пехотой и прошиваю ее несколькими длинными пушечно-пулеметными очередями. Мои товарищи делают то же самое. В три баржи прямое попадание бомб, четвертая загорелась.
– За тебя, Федя!
Я начал выводить самолет из пикирования, и вдруг сильный удар. Сколько раз уже ощущал такие удары… К ним не привыкать. Стрелки приборов запрыгали, двигатель начал «обрезать». С силой жму сектор газа вперед, но мотор не слушается. Иду над самой водой. Приобретенная на пикировании скорость быстро падает, а до берега еще далеко. Да и берег не наш – там враг.
– Кузьма, нас подбили? – слышу голос Кныша.
– Подбили и, кажется, крепко.
– До своих дотяни!
– Будем тянуть, Сеня!
Из прибрежных камышей к самолету устремился клокочущий фейерверк: немцы не хотят допустить нас до берега. А уже нет ни маневренности, ни скорости. Мы с Кнышем превратились в живую мишень. Дорога каждая доля секунды: хватит ли запаса скорости дотянуть до своего берега? Посылаю правую ногу вперед, и самолет «юзом» приближается к берегу. Вот-вот, уже совсем близко, не более двух километров до наших, но самолет дальше лететь не может… Я сажусь на воду.
– Никогда еще не купался в море, – с яростью в голосе говорит Кныш.
Ах, Семен, Семен, он даже сейчас не может обойтись без шутки. Молодец… Быстро расстегиваем привязные ремни, освобождаемся от парашютов, надуваем спасательные резиновые пояса и оставляем самолет.
– Вон катер! – кричит Кныш.
К нам действительно приближается катер, на нем вооруженные люди. Мы переглянулись: радоваться или… Барахтаясь в воде, вытащили из кобур свои пистолеты. Но с катера слышны голоса:
– Не бойтесь, свои!
Совсем рядом водяные столбы – один, другой. Гитлеровцы ведут огонь, но на душе стало легче и спокойней… Наш катер, рассекая волны, быстро шел к берегу.
Я взглянул на тонущий самолет. Пока фюзеляж наполнялся водой, он оставался на поверхности и, казалось, отчаянно сопротивлялся, не хотел идти ко дну. Но нет, не вырваться ему из объятий морской пучины. Белая цифра «13» медленно уходила под воду.
«Эх, друг ты мой дорогой, что же ты подвел меня? Помнишь, я обещал вместе с тобой до Берлина дойти?» – мысленно обращался я к машине номер тринадцать. Мне казалось, что я расстаюсь не с самолетом, а с верным боевым другом.
– Нэмае в нас бильше трынадцятого, – продолжил вслух мои мысли Семен.
Вскоре мы были уже на КП командира стрелковой дивизии. Начальник штаба дивизии распорядился принести нам по стакану наилучшего согревательного средства и большую миску винограда.
– В эту ночь мы готовимся вот здесь, – начальник штаба ткнул острием карандаша в карту, – высадить десант. Как вы, летчики, оцениваете эту местность с точки зрения системы немецкой обороны? – Полковник подошел к Кнышу, ожидая от него ответа. Оба мы были в комбинезонах, и он принял Семена за командира.
– Товарищ полковник, я воздушный стрелок. Командир экипажа – лейтенант Белоконь.
– Товарищ полковник, здесь высаживать десант ни в коем случае нельзя.
Мы с начальником штаба дивизии склонились над картой, и я подробно доложил о системе обороны немцев, расположении огневых средств противника. Эту местность я хорошо знал по предыдущим полетам: интенсивный огонь зениток был лишним подтверждением справедливости моих взглядов.
Внимательно выслушав меня и задав несколько уточняющих вопросов, начальник штаба сразу же направился с докладом к командиру дивизии. А спустя некоторое время мы узнали, что в эту ночь высадка десанта была отменена.
