Коля снова повернулся к Насте, надеясь мимикой и мычанием объяснить ей, что нужно делать: у него созрел план. Но Настины глаза были закрыты, голова висела так, словно шея сделалась тряпичной, и напрасно Коля толкал девушку плечом – она никак не реагировала.
Между тем из душа полился почти крутой кипяток. До Коли долетали только брызги, но и от них его кожа стала покрываться мелкими и частыми волдырями; мальчик начал плакать, даже не осознавая этого. Настя же почти вся превратилась в один расползающийся ожог, словно кто-то шприцем впрыснул ей под кожу несколько литров глицерина. Но хуже всего было даже не это. Нагретая, как в паровом котле, вода заливала девушке лицо, и у Коли возникло подозрение, что Настя уже мертва, захлебнулась кипятком. Мальчик почти позавидовал ей: от вдыхания нестерпимо горячего пара его носоглотка пылала, как будто ее прижигали щипцами для завивки, и перестать дышать казалось очень заманчивой идеей.
Одно лишь останавливало Колю: мысль о мерзавцах, засевших под дверью. Собрав последние силы, мальчик оттолкнулся пятками от Настиной спины и попытался перевалиться через край ванны. Ему это наполовину удалось, но когда он стал отталкиваться вторично, раздался такой тягостный стон, что Коля замер, почти улегшись животом на скругленный – и раскалившийся как печка-буржуйка – борт ванны.
Стонала, конечно же, Настя; скосив на неё глаза, мальчик увидел: его пятки оставили на спине девушки две полосы содранных до мяса волдырей. Но, по счастью – но
Оставаться на раскаленном бортике Коля не мог. Он оттолкнулся в третий раз – и повис с противоположной стороны ванны, удерживаемый одной только веревкой, которая соединяла его с Настей. Жесткие пеньковые волокна вре?зались мальчику в запястья и порвали кожу, но он этого почти не почувствовал. Всё тело его – и снаружи, и изнутри, – вопило от боли, и новая ее порция прошла едва замеченной. Ударяя ногами по внешней стороне ванны, Коля стал раскачиваться на веревках, постепенно опускаясь вниз. Вес его тела, хоть и небольшой, тянул его к полу; одновременно мальчик вытягивал из ванны Настю.
А затем снаружи раздался гулкий и какой-то
Григорий Ильич стоял возле двери ванной комнаты, почти припав к ней ухом, когда из кухни послышалось пронзительное шипение, и тотчас за ним – короткий звук взрыва. За этим звуком последовали пронзительный вопль, матерная брань и громкие, скулящие стоны.
Укушенный чекист, стоявший рядом с Семеновым, посмотрел на него, как бы спрашивая: пойти ли выяснить, в чем дело? Но Григорию Ильичу и так всё было ясно; он бестрепетно произнес:
– Колонку разнесло. И, как видно, плеснуло кипятком в рожу одному из наших. А может, им обоим. – И продолжил вслушиваться в то, что творилось за дверью.
Только что в ванной комнате кто-то застонал, но Григорий Ильич был уверен, что стонала девушка, а не мальчик. Ребенок, оказавшийся бесполезным, наверняка был уже мертв.
– Может, заглянуть, посмотреть – как там
И в этот самый момент в коридор перед ванной комнатой выползли, держась друг за друга, два ошпаренных
– Кто разрешил покинуть
Но, очевидно, расправляться с ними Григорию Ильичу было недосуг; он только махнул на эту парочку рукой, а затем отстранился от двери и на мгновение задумался. Мысль: зайти в ванну и проверить, мертвы ли девка и мальчишка, мелькнула у него в голове и столь же быстро улетучилась. Смысла заходить в раскаленную душегубку явно не было: если они и не умерли до сих пор, это им предстояло сделать очень скоро. Выбраться наружу из запертой ванной у них не осталось шансов; сопляк оказался никчемной пустышкой.
И Григорий Ильич бросил, повернувшись к своим подчиненным:
– Уходим отсюда!
– А с
– Оставим их там, – сказал Григорий Ильич. – Пусть бабка этого мальчишки посмотрит и
«Доктор Моро», у которого шевельнулось в душе скверное предчувствие, хотел было предложить: самому зайти в ванну и прояснить дело с обоими
Из квартиры
9
Если бы Николай стоял, когда Семенов произнес
– Ну, так как? – снова обратился к нему Григорий Ильич. – Продемонстрируешь свои способности? Или эту хреновину ты просто так в доме держал?
– Это не хреновина, это – ауроскоп, и далеко не самый обычный, – возразил Коля.
– И ты, конечно, умеешь им пользоваться? – радостно подхватил комиссар госбезопасности.
– А если умею, то что?
– Вообще-то, я мог бы сказать, что здесь я задаю вопросы. – Семенов, судя по его тону, на дерзкого студента ничуть не рассердился. – Но, так уж и быть, я тебе отвечу: в НКВД есть люди, которые по заданию партии и правительства занимаются изучением
Тут в дверь кабинета постучали (
– Я же сказал – меня не беспокоить! – рявкнул на него Григорий Ильич.
Но парень не стушевался и вместо привычного «
– А, это? – Григорий Ильич, видно, сразу понял, с чем явился визитер. – Ну, давай, давай сюда!
Так же – не произнося ни слова – молодой человек к форме НКВД прошагал через кабинет к Григорию Ильичу, передал ему прямо в руки свернутую бумажку и безмолвно удалился. Комиссар госбезопасности развернул листок, заглянул в него, и явное удовольствие отобразилось на его гладком лице.
– Так что там с этим прибором – с ауроскопом? – вопросил Григорий Ильич, пряча записку в ящик стола.
Скрябин мысленно выдохнул – начиналась главная часть его плана.
– Обычный ауроскоп, – заговорил он, – предназначен для фиксации ауры любого живого существа. А этот, – Николай прикоснулся к медной подзорной трубе, – служит для иных целей: наблюдать ауры тех, кто умер или скоро должен умереть. И кроме того, с его помощью можно отслеживать энергетические отпечатки умерших людей на неодушевленных объектах.
– Ага! – Григорий Ильич явно был доволен. – Так я и думал! Только, скажу тебе честно: сколько я ни смотрел в эту трубу – ничего не увидел.
«И я тоже», – мог бы сказать Скрябин, но вместо этого произнес другое:
– Зато
