Орден Сталина

переодетыми в штатское. И я с помощью этого прибора тотчас вам скажу, кому вскоре предстоит умереть, а кому – нет.

Коля замер, боясь дышать – так сильно он желал, чтобы его враг согласился. Но у Григория Ильича имелись иные задумки.

– Это подождет. Для начала проведем эксперимент попроще.

Поднявшись из-за стола и сделав Скрябину знак следовать за ним, комиссар госбезопасности направился к маленькой дверце, за которой находилась комнатка-склад, знакомая Анне Мельниковой.

– Ауроскоп возьми, – не поворачивая головы, распорядился Григорий Ильич.

В комнате со стеллажами за минувшие полтора месяца прибавилось и картонных коробок, и всех тех заурядных бытовых вещей, которым место было в лавке старьевщика, а никак не на Лубянке. Семенов щелкнул кнопкой выключателя и сделал приглашающий жест рукой.

– Взгляни-ка сюда.

Скрябин взглянул. И его охватила паника: он понял, что ошибся, что ничего не видит, и никакой фальшивый ауроскоп ему, уж конечно, не поможет. Зачем он только давал его Стебелькову?!. Николаю сделалось ясно, что его второй дар исчез в присутствии Семенова точно так же, как исчезал первый.

– Можешь определить, – поинтересовался Григорий Ильич, – какие из этих предметов находились у людей в момент их смерти, а какие – нет?

Николай медленно поднес ауроскоп к правому глазу и спросил – просто для того, чтобы потянуть время:

– А свет здесь можно зажечь?

Семенов как-то странно на него глянул.

– Намекаешь, что мы экономим на электричестве? – проговорил он. – Да, лампочка здесь слабая, но с тебя и такой хватит.

И только тут юноша понял, в чем состояла его ошибка. Он-то решил, что ничего не видит в сумерках кладовки, где Григорий Ильич не включил свет. Но свет-то в ней горел с самого начала, а темнота, которая застлала Коле глаза, вызвана была вовсе не слабостью освещения.

Он увидел всё, как видел обычно – как много лет назад.

10

Падая на пол, шестилетний Коля содрал все волдыри на своей коже, а веревка чуть не оторвала ему кисти рук, но он вытянул-таки за собой привязанную к нему Настю. Девушка, падая, так придавила его к полу, что мальчику показалось, будто весь он сплющился и стал толщиной с книжную страницу. Но, по крайней мере, на полу было не так жарко, и появилась хоть какая-то возможность дышать: прохладный воздух из коридора слегка просачивался сквозь щель под дверью ванной комнаты.

Извиваясь, Коля кое-как выбрался из-под своей няни, которая уже не стонала; она не издала ни звука даже при падении на пол. Однако мальчик не успел об этом подумать: его сбило с мысли нечто, схожее с чудом. То ли от влаги, то ли от Колиных телодвижений, но веревка, которая связывала мальчика и девушку, вдруг сама собой стала распутываться. Так что Коля почти без труда сумел высвободить сначала одну руку, а потом и обе.

Мгновенно он повернулся к Насте и стал развязывать ее, когда снова услышал шаги в коридоре; теперь они явно приближались к двери ванной комнаты.

«Доктор Моро», воротившийся в квартиру Колиной бабушки, подошел к двери ванной, взялся за щеколду и стал ее отодвигать. В первый момент защелка легко поддалась, но затем вдруг дернулась под его пальцами, слегка качнулась в обратном направлении и – застыла намертво. Сколько чекист ни давил на неё, она не двигалась ни вправо, ни влево, как будто ее в одно мгновение сковало ржавчиной.

Укушенный сотрудник ГПУ дергал за щеколду сначала одной рукой, потому пустил в ход другую – обмотанную полотенцем; всё было бесполезно.

– Так вот почему мальчишка не смог отпереть дверь – задвижку заело! – пробормотал «доктор Моро» и собрался уже кликнуть Григория Ильича, чтобы продолжить эксперимент.

И только тут до него дошло, что продолжать-то нечего: и мальчишку, и девку они почти наверняка сварили живьем, а если и нет – долго им после всего случившегося не протянуть.

– Туда им и дорога, – пробормотал он, поправил полотенце на руке и кинулся догонять своих товарищей.

Коля понял, что именно делает мерзавец Моро; и, слава богу, не успел подумать ни о чем – поскольку, если бы подумал, то не решился бы ничего предпринять. А так – мальчик совершил первое, что подсказал ему инстинкт: отыскал взглядом злополучную задвижку и легко, без малейших усилий, затормозил ее движение. При этом крапинки в его нефритовых глазах расширились лишь едва-едва – до размера сахарных крупинок, не более того.

Только потом Коля догадался удивиться: его способности вернулись к нему, словно никогда и не пропадали.

И – едва снаружи донесся хлопок закрываемой входной двери, как задвижка не просто отодвинулась: она с треском вылетела, вырванная вместе с крепленьями. Дверь ванной распахнулась, и оттуда не вышел – выполз Коля, волоком тянувший за собой нечто багровое и безобразное. На этом нечто под Колиными пальцами то и дело разрывались ожоговые пузыри, и открывалась влажная багрово-красная мякоть, похожая на кусок парного мяса. Это была Настя? Мальчик не знал.

Но – он вытащил девушку в коридор и, наконец, извлек кляп у неё изо рта. За всё это время Колина няня даже не шевельнулась. Пытаясь сообразить, что делать с ней дальше, мальчик потянулся к повязке, закрывавшей его собственный рот, и сорвал ее. На миг позабыв обо всем, он полной грудью вдохнул воздух прохладного коридорчика и – понял, что воздух этот по какой-то причине не дошел до его легких, а застрял где-то на полпути: в самой середине его горла.

Ужас – самый сильный за весь этот день – оледенил Колю. Обеими руками мальчик схватился за горло и принялся царапать его, будто пытался разорвать трахею, чтобы открыть доступ воздуху. Но даже не ободрал кожу: Колины ногти были коротко и аккуратно подстрижены.

С выкатившимися глазами, бледный, как всплывший утопленник – только с пунцовыми пятнами ожогов по всему телу, – мальчик повалился набок рядом с Настей, так что его лицо уткнулось в ее плечо. Еще несколько глянцевито поблескивавших волдырей лопнули, и их желтоватое содержимое потекло по щеке Коли вместе с его слезами. Плакал он даже не от боли и не от жалости к себе, а от удушья, причину которого не мог постичь.

Мальчик начисто позабыл об откушенном фрагменте руки «доктора Моро». И абсолютно уверился в том, что дышать ему не дают его собственные и Настины ожоги, от запаха которых он теперь задыхается.

Он успел еще зафиксировать для себя два последних впечатления. Оба были кошмарными, но второе, как это ни удивительно – с оттенком веселья.

Первое: он увидел, как вокруг тела Насти возникает огромное черное пятно, имеющее вид кокона. Причем такого, который вращается, распространяя вокруг себя грязные волокна-флюиды – готовые добраться до самого мальчика.

Но это впечатление длилось недолго: мир померк в Колиных глазах. Однако мальчик мог еще слышать, и вторым – последним – его впечатлением был стук входной двери. Коля подумал: бандиты снова возвращаются – теперь уж точно для того, чтобы добить их с Настей. И напоследок почти рассмеялся безумной мысли: негодяям сделать этого не удастся, поскольку и он сам, и его няня уже умерли.

Веронике Александровне в первый момент показалось, что в квартире был пожар, и теперь ее наполняют густой дым и отвратительный запах раскаленного металла. Лишь пройдя – почти ощупью – несколько шагов по коридору, женщина поняла: то, что она сочла дымом, было на самом деле водяным паром, который продолжал струиться из распахнутой двери ванной комнаты.

Возле этой двери Колина бабушка замерла, как вкопанная, а потом опустилась – практически упала – на колени. Принесенный от аптекаря бумажный сверток она выронила, и из него выпали полотняные мешочки,