Орден Сталина

Анна уже не висела в воздухе: возлежала на холодной безжизненной копии своего собственного тела. Скатившись с самой себя, она оглядела симулякр с некоторой завистью: изумительная кожа, изумительные волосы – так должна была выглядеть она сама, если б не провела последние два месяца в главной тюрьме НКВД.

Коля тоже посмотрел на свое творение – и неожиданно для себя смутился так, как никогда раньше за всю свою жизнь.

– Вам придется переодеться… переодеть simulacre в свою одежду, – слегка сдавленным голосом произнес он. – А потом вы наденете на себя вот это. – Он указал на платье и туфли своей сбежавшей подружки.

– А… всё остальное? – поинтересовалась Анна. – Я имею в виду – белье?

– Белья, к сожалению, нет, – признался Скрябин. – Зато я прихватил кое-что другое.

И он выложил перед Анной (стараясь не глядеть на ее обнаженную копию) полный комплект косметики и белокурый кудрявый парик.

Двумя часами позже, когда в подвале уже улеглась тревога (оба нарушителя спокойствия были мертвы – мертвее не бывает), в столовой НКВД, где перекусывали многочисленные люди в форме, появилась странная парочка. Непонятно было, откуда вообще взялись эти двое.

Мужчина был очень молод, но носил форму сержанта госбезопасности – стало быть, уже успел окончить школу или курсы ГУГБ НКВД или пройти соответствующий стаж работы. Что же касается женщины, которую он держал под руку… Многие, многие из тех, мимо кого она проходила, переставали есть и долго, выворачивая шею, глядели ей вслед.

Ярко накрашенная красотка с колышущейся грудью, явно не стянутой лифчиком, шла, высоко держа белокурую голову. Платье было ей коротковато, и стройные ее ноги были видны всем почти до середины бедра. Глаза ее – цвета кобальтового стекла – как будто излучали свет. Одно только портило дамочку: чересчур темный загар, делавший ее лицо, шею, руки и ноги коричневыми, как едва разбавленный молоком кофе – словно особа эта несколько месяцев кряду провела под палящим солнцем.

В переполненном зале гремела посуда, громко переговаривались между собой люди в форменных гимнастерках цвета хаки, за окнами грохотали трамваи, и потому Скрябин, не боясь быть услышанным, обратился к своей спутнице довольно громким шепотом:

– Ты переборщила с косметикой. – (Так сложилось, что за минувшие два часа они перешли на ты.) – Смотри, как все на тебя глазеют.

– Зато уж точно никто не сможет меня опознать, – заметила Анна.

И оказалась права.

В середине дня, когда она и Скрябин давным-давно уже покинули столовую ведомственного клуба НКВД, расположенного в доме № 11 на площади Дзержинского, здесь объявились-таки представители Григория Ильича Семенова. И долго расспрашивали персонал столовой, не проходила ли здесь бледная рыжеволосая баба в сопровождении рослого мужика? Все честно ответили: нет, не проходила. Тем более что та баба, о которой их спрашивали, явно не могла находиться в компании молодого сержанта госбезопасности, глядевшего на нее ревнивым взором.

6

– И ты вправду это можешь – ну, в смысле, передвигать предметы на расстоянии и всё такое прочее? – спросил Миша осторожно.

Пока Николай рассказывал, они дошли до Александровского сада и сидели теперь на одной из его скамеек. Толпы народу прогуливались здесь субботним вечером, и на двух студентов никто не обращал ни малейшего внимания. Коля чуть-чуть коснулся взглядом летней кепки одного из гуляющих, та сорвалась у него с головы, и колесом покатилась по аллее. Владелец кинулся ее догонять, недоумевая, как подобное происшествие могло приключиться при полном безветрии.

– Ну и дела… – пробормотал Миша. – Хотя, конечно, я всегда подозревал, что с тобой не всё ладно. – Николай при этих его словах слегка поморщился, но возражать не стал; Кедров между тем продолжал: – Но она-то, она… Кто, как ты думаешь, она такая?

– Я не знаю, – сказал Коля.

И это было чистой правдой.

– Из-за этого ты выглядишь так… ну… – Миша помахал рукой у себя перед лицом, словно наводя на него тень – такую, какая лежала на лице его друга с самого момента их сегодняшней встречи в здании НКВД.

Коля покачал головой:

– Нет, не из-за этого. С Анной, я уверен, всё разъяснится рано или поздно. Еще кое-что случилось. После того, как я оставил ее на той квартире, мне надо было позвонить – жене призрака. Ну, ты понимаешь… – Говоря это, Николай помрачнел еще больше.

Его друг неверно это истолковал.

– И ты не стал ей звонить? – спросил он.

– Как я мог? Конечно, я позвонил. – Коля протяжно вздохнул, помедлил, словно собираясь с силами, и проговорил: – В том-то всё и дело… Мне показалось, что я узнал ее голос. Точнее, я был уверен, что узнал. Я назвал ей свое имя, спросил, не она ли… – Он не смог договорить, умолк, а потом, после некоторой паузы, произнес – совсем другим тоном, будничным и деловитым: – Но, конечно, я ошибся. Эта женщина так мне и сказала. Да и как могло быть иначе? Та, другая, умерла двенадцать лет назад. Чудес не бывает.

Скрябин больше ничего не говорил, но Миша некоторое время глядел на него в ожидании, надеясь, что его друг скажет, с кем же он спутал жену несчастного кинооператора? Но Николай, как всегда, не собирался вдаваться в подробности. Даже о том, что произошло между ним и Анной, он поведал Кедрову далеко не всё.

7

Загадочная красавица всё-таки рассказала Коле кое-что о себе – пока они дожидались в подземелье того часа, когда откроется столовая и можно будет беспрепятственно выбраться через неё наружу.

– Мой отец, – сообщила Анна, – был когда-то профессором древней истории в Московском университете. И увлекался коллекционированием старинных книг. Разумеется, с содержанием некоторых из них я ознакомилась.

– А где эти книги теперь? – заинтересовался Коля. – И чем сейчас занимается ваш отец? По-прежнему преподает?

– Увы, нет. – Анна с горечью усмехнулась. – Его преподавательская карьера закончилась еще в 1919 году. А книги… Не знаю, где они находятся в настоящее время.

Скрябин хотел задать вопрос: жив ли ее отец, но не решился. Если одного профессора-историка из МГУ только что расстреляли в лубянском подвале, то кто мог поручить, что подобная участь не постигла Анниного отца?

– И как же вы познакомились с Семеновым? – вместо этого спросил Коля.

– Чистый случай. – Анна передернула плечами: чужое платье ей немного жало; они оба сидели на полу, а неподалеку распластался симулякр, переодетый в Аннину одежду. – Я пришла на Лубянку потому, что мне нужно было переснять несколько кадров из фильма об открытии Беломорканала.

– И вы сообщили Григорию Ильичу, – подхватил Скрябин, – что из-за какого-то неведомого, блуждающего дефекта пленки его лицо в этом фильме всё время выходило размытым.

– Откуда вы знаете? – вскинулась Анна.

Две вещи: слова Коли мне так жаль, обращенные к призраку, и то, что он не стал добивать палача, убедили красавицу, что ее спаситель вовсе не является порученцем Стебелькова, как думала она вначале. Но кем был этот юноша на самом деле – она никак не могла понять.

– Потом расскажу, – сказал Николай; он тоже терзался сомнениями по поводу Анны. – Вам нужно накраситься. Скоро отправляться.

Анна послушно взялась за дело. Свечи пока еще не догорели, а маленькое Колино зеркальце отражало и слегка усиливало их свет. Молодая женщина нанесла на лицо макияж, но этого было недостаточно: ее бледная кожа знойным летом вызвала бы недоумение. А потому с помощью грима из театра МГУ Анна стала превращать себя в загорелую красотку – правда, не приняв в расчет того, что при свете дня цвет ее тела