двери. Класс опустел мгновенно.
— Гады! — крикнул им вслед Японец.
— Предатели! — уныло добавил Пантелеев.
Бунт кончился. Лапти надели все. Шкида преобразилась, заскрипела, зашлепала огромными ногами.
С непривычки ходить в лаптях было тяжело. Ноги зацеплялись одна за другую, задевали за пороги, за косяки. Лица шкидцев украсились многоцветными фонарями от ушибов. Но все же это было лучше, чем босые ноги.
Только Японец и Пантелеев не могли примириться с новой обувью и не брали лаптей.
— Мы живем в век культуры, — ораторствовал Японец на другой день вечером. — Мы стремимся к прогрессу, а нам дают лапти. Презренные лапти!
— Именно! Плевок прошлого, — мычал Пантелеев.
— Бескультурье и косность!
— Дрянь!
— Деревенские отбросы!
— Барахло!
В этот момент в класс вошел Викниксор. Пантелеев юркнул за парту и спрятал ноги, а Японец, растерявшись, остался на средине комнаты. Увидев босые ноги Японца, Викниксор нахмурился.
— Почему без обуви? — строго спросил он. Японец побледнел и испуганно залепетал:
— Я не успел получить…
— Марш в гардеробную, — скомандовал Викниксор и обратился к классу: — Вот что, ребята, бросьте фокусы. Кого увижу босым — накажу. У кого еще нет лаптей? — спросил он, глядя на Пантелеева.
На одну секунду Пантелеев замялся, потом дрогнувшим голосом бодро выкрикнул:
— У всех! Все получили!
После первой прогулки в новой обуви Купец помрачнел и стал задумчив.
— Что с тобой, Купа? — спрашивали ребята. — Лапти жмут?
Купец сперва отмалчивался, потом признался.
— Хреновая обувь! Тепло, ничего не говорю, можно на толкучку ходить, а только если удирать от кого — нипочем не смыться в лаптях.
На другой день перед прогулкой он долго и старательно прилаживал лапти и только тогда успокоился, когда лапти перестали хлябать. Тогда пошел на толкучку.
На базаре ходил по рядам, приценивался к перочинным ножам, к пугачу. После около одного лотка остановился. Копилками залюбовался. Правда, не нужны они Купцу, но больно красивые. Собачки, кошечки, бочонки. А торговец, видя, что парень любуется, товар расхваливать начал:
— Купи, век благодарить будешь. Денег скопишь — трамвай купишь.
Тут кто-то подошел к торговцу, тоже стал копилку выбирать. Купцу бы уйти, а он все на собачку смотрит. И не нужна, а занятная штука. И сам не знает, как, улучив момент, смахнул собачку с лотка и пошел прочь не спеша. Вдруг слышит голос сзади:
— Эй, торговец! Держи мальчишку, собачку он у тебя упер.
Вздрогнул Купец, прыгнул в толпу и побежал, а сзади закричали, засуетились.
— Который? Где? Держи! Вон бежит! Побежал Купец что есть силы, выскочил на набережную — и к мосту. Сзади крики догоняют:
— Лови! Держи!
Несется стрелой Купец, сердце колотится, а сам думает: «На кой собачку брал, только засыпался! Добежать бы до моста, а там спасен». Быстро бежал. Крики тише стали, видно погоня отставала. Обрадовался.
Вдруг что-то в ногах запуталось, чуть не упал. Глянул на ноги — похолодел. Это веревки от лаптей разболтались и по ногам хлещут, а распустившаяся онуча трепыхается сзади, как знамя. Чуть не заплакал. Выскочил на мост, на минутку присел лапоть подвязать, а совсем близко кто-то как рявкнет:
— Ага, попался!
Рванулся Купец вперед без памяти, понесся, как заяц, скачками да зигзагами и чувствует — легко бежать стало и уже погони не слыхать. Тогда забежал в подворотню, отдышался, вздумал лапоть перевязывать, а лаптя нет на ноге. Испугался Купец. Нельзя в школу без лаптя показываться, и ноге холодно. Бросил проклятую гипсовую собачку в угол, онучу кое-как замотал и вышел. А на улице сумерки.
Потихоньку дошел обратно до моста, нигде не видно лаптя, и вдруг смотрит — лапоть валяется посреди дороги на трамвайных рельсах. Обрадовался Купец, что все так благополучно кончается. Бежит к лаптю, но в это время обгоняет Купца трамвай.
Купец даже не успел сообразить, что случилось. Только и видел, как что-то подпрыгнуло под колесами. Прогрохотал мимо трамвай. Подошел Купец поближе, смотрит: лапоть на две половинки ровно разрезан. Поднял, повертел половинки, даже сложил зачем-то, потом, тяжело вздохнув, бросил половинки в речку на лед.
У дверей школы снял и второй лапоть. Бросил его вниз в пролет лестницы. Тихонько открыл окно уборной и полез. Из уборной прокрался в спальню, разделся и лег.
Вечером за ужином дежурный отрапортовал Викниксору, что Кауфман заболел и лежит в кровати.
После Викниксоровой нахлобучки Японец немедленно пошел за лаптями. Но получив лапти, Японец не покорился. Он ругал их при всяком удобном случае, ругал самыми последними словами, изливая на них весь яд презрения и злобы. Он издевался над лаптями, по привычке обобщая и развертывая тему гораздо шире, так что вместе с лаптями доставалось и лапотной Руси, и изобретателю лаптей, и даже догадливому дельцу из Губоно, который надумал снабжать лаптями Шкиду.
И в это роковое утро, едва проснувшись, Японец, зевая, лениво выругался.
— Опять проклятые лапти обувать.
— Издевательство над человеком, — хмуро пробормотал Пантелеев, высовывая из-под одеяла красный нос.
— Тирания, — простонал Японец, садясь на койке.
Вздохнув, он пошарил рукой под кроватью, отыскивая лапти, но лапти под руку не попадались. Нагнулся, поглядел. Около койки лежали грязные портянки, онучи. Лаптей не было.
— Что за черт!
— Ты что? — спросил Пантелеев, удивленно глядя на вытянувшееся лицо Японца.
Японец, не отвечая, спрыгнул на пол и исчез под койкой. Минуты две Пантелеев созерцал синие пятки товарища, потом Японец высунул красное испуганное лицо и заорал:
— Где лапти?
Все торопились одеваться. Никто не обратил внимания на крики Японца, бегавшего по спальне. Только Купец, сидевший на кровати, одевая лапти и завязывая веревки, участливо советовал:
— Ты влезь на печку, может кто забросил… или под кафедрами поищи.
Японец лазал на печку, шарил под кафедрами, обыскал всю спальню — лаптей не было.
К чаю Японец пошел босой. Лапти не нашлись и после чая. На уроках сидел поджав ноги под себя и огрызался на шутки ребят. Ногам было холодно. Привыкшие к теплым обмоткам, они с трудом переносили холод. Потом все пошли гулять, а Японец остался в школе.
Огорченный, он слонялся по школе. На лестнице его встретил Викниксор.
Викниксор спускался вниз и что-то мурлыкал. Вдруг он смолк и остановился.
Японец поднял голову и задрожал. Викниксор грозно глядел на его ноги.
— Каналья упрямая! — гаркнул Викниксор. — Ты возьмешь лапти?..
Японец чуть не заплакал.
— Я взял, — сказал он тихо. — У меня их сперли…
— Чтобы были найдены! А то!..
И, мурлыкая, Викниксор прошел мимо уничтоженного Японца.
Скучные дни наступили для Японца. Завернули морозы. Здание школы отапливалось плохо, и если ребятам в лаптях было сносно, то Японцу стало невтерпеж.
