это тут написано, не разберу… А!… О!… Дальше у нас начинается чес по трудовым коллективам. Сорок четыре встречи наметили, не знаю уж, сколько получится реально. Планируем охватить тысяч тридцать- сорок. С учетом коэффициента семейственности, прямой и косвенный охват составит от восьмидесяти до ста двадцати тысяч.
Кан снова кивнул.
— В середине, примерно, кампании, клеим второй плакат. Классический. С обещаниями. Над обещаниями сейчас работают: провели анализ местной проблематики, по его результатам и фигачим… Попутно распространяем с этими же обещаниями листовки и брошюры с предвыборной программой.
Кан кашлянул:
— Дим! Да кто сейчас программы-то читает? Кому это интересно? Народ не за программу голосует, а за человека…
— Читать не будут, — кивнул Дежнев, — Разве что старушки какие-нибудь, у которых денег на газеты не хватает и почитать нечего. Но во-первых, эти старушки нам тоже не лишние, уж они-то точно на выборы ходят, голосуют. Во-вторых, пусть даже и читать не будут. Но программа должна быть — изданная отдельной брошюркой, чтоб видно было, что человек всерьез к власти готовится. Это, знаешь, весу придает…
Кан подумал и снова кивнул. И снова черкнул в блокноте.
— В этот же период надо подключать раздачу сувенирки с портретами кандидата и слоганом. Планируем традиционный набор: флажки, календари, значки… Но надо еще что-нибудь придумать, эдакое…
— Спички! — предложил Кан, и оба рассмеялись.
В прошлый раз, в Снежном, когда выбирали Денисова, сувенирка получилась хоть куда: красочные настенные календари, почтовые конверты, прочие нужные в хозяйстве вещи. Лучше всего удались спичечные коробки с полноцветным изображением Денисова, внутри которых и спички лежали необычные, с зелеными головками. Спички и в городе вещь не лишняя, а в тундре, в поселках да на стойбищах, тем более. Однако, всю партию пришлось раздать на память по московским знакомым — местный избирком, скупленный прежним губером, запретил распространять в округе вещи сколько-нибудь полезные, сочтя это подкупом избирателей.
— У меня дома еще блоков десять осталось с незабвенным ликом Александра Михайловича, — поделился Дежнев, — Но, кстати, здесь может и пройти. Надо будет попробовать маленькую партию запустить… Мы даже о водке думали с портретом Ларионова на обложке… Ну, это будем посмотреть.
— С телевизором что? — поинтересовался Кан.
— А неизвестно пока. Насчет официальной рекламы будет ясно после регистрации кандидатов и жеребьевки. Пока готовим четыре телевизионных ролика по тому же принципу, что и печатную продукцию: сначала просто представление, потом биография, потом обещания, потом напоминание — голосуйте за Ларионова.
— Да, я сценарии смотрел. Понравилось. Когда готовы будут?
— Тебе видней, — пожал плечами Дежнев, — Я держу телевизионщиков до послезавтра. Ларионова они уже наснимали, сейчас занимаются пейзажами. Через два дня они возвращаются в Москву и начинают монтаж. А когда они этот монтаж закончат — это, Вася, зависит от того, сколько ты им заплатишь…
— С легальными делами ясно, — подытожил Кан, — Теперь давай о нелегальных.
— О нелегальных вот что. Свои привязки в двух крупнейших телекомпаниях у Ларионова есть, и мы их сейчас задействуем. Слава богу, должность у него позволяет хоть каждый день появляться на экране под благовидным предлогам. Что, кстати, сейчас и происходит. Но как только он будет объявлен официальным кандидатом, надо будет придумывать что-то еще. По закону он должен находиться во время выборов в отпуске, и в качестве спикера Заксобрания на экране появляться не может. По меньшей мере, для пяти отзывов его на работу у нас уже повод есть, и каждое его возвращение к председательским обязанностям мы, конечно, осветим. Все прочее зависит о того, как скоро Терских нажмет на телевизионщиков и заставит их показать нам фигу вместо дружеских услуг. Ну и, нарушать закон нежелательно: на Терских хорошие юристы работают, еще впарят нам нарушение предвыборного законодательства и выкинут к черту с дистанции… Придется осторожничать.
— А газета? — спросил Кан.
— А газета, если будем ее делать, должна появиться не позже, чем через две недели после официального начала предвыборной кампании. То есть, если считать с сегодняшнего дня — через три недели. Значит, чтобы успеть ее написать, отправить материалы в Москву, найти издателя, сверстать, напечатать, привезти тираж в Байкальск и распространить его, начинать работу надо не позже, чем в ближайшие пару дней… Это — наш единственный шанс мочить Терских по-настоящему.
— А не «по-настоящему» ты что планируешь сделать? — прищурил Кан и без того узкие глазки.
— Традиционно! — Дежнев развел руками, — В городе — две с половиной тысячи коммунистов и тысяча элдепээровцев.
— Ясно, — ответил Кан.
«Левые» — незаменимая публика на любых выборах. Они всегда в оппозиции действующей власти (если, конечно, дело не происходит в городе «красного пояса»), всегда обижены и готовы мстить. Своих ресурсов у них немного: десяток активистов да раздолбанный письменный стол в закутке при доме культуры. Посему, каждые выборы для этой публики — уникальный шанс временно примкнуть к более обеспеченным противникам власти и за чужой счет с этой властью побороться.
— С ними уже разговаривали? — спросил Кан.
— Сами прибежали к Ларионову — на второй день, как сообщили, что он будет баллотироваться. Предлагали «пятьсот штыков», чтобы устроить митинг против Терских. Эти пятьсот надо делить на пять, а то и на десять. Бойцы… От митинга мы, конечно, отказались. Но вот пару-тройку добровольцев на встречи Терских с избирателям постараемся заслать, пусть помутят воду. Мишка с ними послезавтра будет беседовать. Листовки от их имени раскидаем — думаю, ближе к середине процесса… Сгодятся на что- нибудь, одним словом… Знаешь, какую плату они за свою работу запросили? Ни за что не догадаешься! Я думал — подкинем им баков пятьсот и дело с концом. А они… — Дежнев не выдержал, засмеялся, — Вась! Они две пачки фломастеров попросили! И банку клея — им свои агитки клеить нечем…
Невозмутимый Кан только головой покачал:
— Да, с оппозицией в стране совсем туго стало. Куды котимся? Дума правая, регионы почти все — правые… Нехорошо. Когда врага нет, власть расслабляется, зажирается, начинает интриги плести и промеж себя бороться… Хоть проси начальство что-нибудь капеэрэфу на бедность подкинуть, а то докатится страна до новой политической комы… Ладно, это не наша забота. У вас, я вижу, все пока на мази…
— Так точно, — согласился Дежнев, — Остальное, ты ж знаешь, заранее не распланируешь. Придется реагировать на ситуацию. Уже сейчас — пометь себе, пожалуйста — надо зарезервировать место в центральных газетах вот, примерно, на этот отрезок, — он указал на последнюю треть графика, — По обычной схеме — «Комсомолка», МК, «Аргументы и Факты», в общем, то, что у нас традиционно в провинции читают. По четверти полосы, я думаю. К тому времени найдется, что публиковать, а пока на всякий случай информацию подгребаем — негатив на Терских, ну, и на других заодно…
— Много получается?
Дежнев махнул рукой:
— Чистых у власти не бывает. За каждым какой-нибудь хвост.
— А наш?
— Наш? — удивился Дежнев, — Та чего, Вася? Наш безвинен, аки младенец!… — он рассмеялся, потом посерьезнел, — Нет, правда — на Ларионова компромата нет. Да ты ж сам проверял!
Верно говорил Дежнев — прошлое кандидата Кан проверил лично. И остался доволен — если и были какие грешки, то неподсудные, да и с точки зрения обывательской морали — не самые тяжкие: мимолетная романтическая интрижка, ремонт квартиры за казенный счет, не без этого… На фоне прочих биографий региональных властей Ларионов, действительно, смотрелся невинным младенцем.
— Ладно, — Кан взглянул на часы, — У меня как раз через полчаса встреча с этим младенцем. Ты здесь уже почти местный житель, объясни, как добраться…
17
Газета «Московский богомолец», 14 августа 2000 года, «ЦЫПА МОЖЕТ ВЫЙТИ НА СВОБОДУ»,
