– Да? – почему-то обрадовался Андрей. – Это нам подходит. Даже здорово… А вы нас окрестить не можете? Аня очень просила.
– Этого она просить не могла, Андрей, – мягко возразила игуменья. – В монастырях не крестят, тем более – женщина. Она, наверное, имела в виду духовных восприемников, крестных?
– Ну да, наверное… Я как был невеждой в данном вопросе, так и остался. А крестной-то вы у нас будете?
– Да, это с удовольствием. Но еще и крестного отца надо. Есть у вас кто-то на примете? Только не кровный родственник.
– А… Михал Юрич вас устроит в этом качестве? – неожиданно для себя спросил Андрей.
– Михаил Юрьевич – очень достойный человек, – ответила игуменья, и это можно было считать согласием.
– Что это у вас, матушка, позвольте узнать? Профессиональный зуд одолевает.
Перед игуменьей лежали стопочками распечатанные конверты. Мелькнула мысль – поздравления к каком-то юбилею или празднику. Но Пасха же нескоро?
– Это пожертвования и прошения от верующих и даже неверующих, судя по незнанию элементарных вещей. Просьбы разные. Ну, скажем, отслужить за упокой – за здравие в монастырях редко служат, и еще часто за взыскание.
– Взыскание? – озадачился Андрей, вспомнив по аналогии «взыскание алиментов».
– Есть такой обычай – если хочешь найти пропавшего без вести, разошли по двенадцати монастырям денег, сколько не жалко, хоть по рублю, если больше нет, закажи сорокоуст по пропавшему. Если человек жив, он вскорости объявится, если нет – даст весточку, как и где погиб. Может, во сне явится, может, кто-то от него придет.
– Да? – Андрею в его размягченно-благостном состоянии слушать о таком было неуютно, но это была богатая тема. – И много заказывают?
– Да уж немало – с нашей-то обстановкой.
– Разве? Вроде поспокойнее как-то стало.
– Это как сказать. Если открытой войны нет, не значит, что все хорошо. Очень много людей пропадает. И пропадают чаще других молодые мужчины…
– Неужели? – не смог не перебить Андрей. – И находят их потом?
– Да, хотя далеко не всех. Недавно одного мужчину с Северного Кавказа вернули, еще с той войны родные искали. Другого в больнице сосед случайно нашел – в диспансере соседнего района обнаружил. Тот после аварии память потерял. Могу письма показать.
– Нашим читателям это было бы интересно.
– Пойдемте – если у вас лично ко мне все… Вот, сестра Варвара этим занимается.
Ему кивнула девушка в платке, что-то набивавшая на компьютере.
Варвара отксерила несколько писем на «взыскание пропавших», подарила складничек – картонную гармошку с иконками с одной стороны и молитвами на обороте, и Андрей откланялся.
«Ну, не фонтан я, конечно, наработал, больше личными делами занимался, – думал Андрей по дороге домой. – Но на полосу хватит. Письма Богдановой спихну – с ее фамилией только этим и заниматься. Не справится – выведу за штат. Нечего зря деньги тратить на повременку».
Сильно подозревая, что обеда у Анны он опять не дождется, Андрей заехал в «Макдоналдс» взять что- то «навынос из окошка в стене» и поехал в редакцию.
По дороге на редакционно-коммунальную кухню его перехватил буквально искрящий радостью Борода.
– Ты кушать, сынок? Пойдем – я тебе аппетит подниму, а?
– Да я как бы его отсутствием никогда особо не страдал, – ухмыльнулся Андрей.
– Ага, но все равно. Пойдем, дорогой!
Андрей прикрыл за собой дверь, засунул гамбургер в микроволновку и приготовился слушать новости.
– Ты помнишь тот скандал, который учинил сын нашей благодетельницы?
– Забыл как страшный сон.
– А, это хорошо… Но этот мерзавец все-таки подал в суд – на родную мать, а?
– Это по нашим временам идет за хорошую новость? Какие же тогда плохие?
– Ты слушай!.. Иск у него, представь себе, приняли!
«Хрен редьки не слаще… Издевается Борода, что ли?!»
– Ага! – радостно возгласил Михал Юрич, только руки от восторга не потирая. – И пошлину от него приняли – ох, не маленькую! Иск-то ведь миллионный, да… А когда этот супостат спросил у своего адвоката, какие у них шансы, тот ему – бац! – да никаких почти. Как того «истца» кондрат не хватил – почему!.. зачем тогда за дело брались?!
– Ох, эти адвокаты… Никогда их не любил – по определению.
– Вот, а адвокат ему так, через губу – вы наняли, я и взялся. Это моя работа, и свой гонорар я отработаю, не волнуйтесь, все будет по закону. А дело – если безнадежное по сути, так и есть безнадежное.
– Угощайтесь, Михал Юрич… И чего у нас в сухом остатке?
– Тот кинулся исковое заявление отзывать, а ему – поздно! За три дня можно, но они уже прошли. Дело принято, день-час назначен. Он опять в крик – зачем принимали? Знали ведь, что дело провальное! А секретарь ему так спокойненько: нам же тоже зарабатывать надо. Вы подали иск, мы его приняли. Судитесь на доброе здоровье.
– Ага – «Зачем нужны на свете дураки?»… Чаю попьем?
– За такое и водочки хлопнуть не грех!
– На работе?! Никогда!.. А суд уже был?
– Завтра будет. Но это не имеет значения. Отклонят иск за ничтожностью. Пять минут, и крандец.
– Ага, давайте Стаса туда пошлем. Пусть этот крандец документально зарегистрирует. Информацию ему дадите?
– Да я и сам схожу. Доверишь?
– Вам не по чину, Михал Юрич. Пусть молодняк бегает. Вы потом подправите, если надо будет.
Борода, пыхтя горячим чаем, еще посокрушался над современными нравами, и они разошлись по кабинетам.
– Андрюш, тебе тот дедуля обзвонился – который на медвежьи проказы жаловаться приходил. – Валя подняла на него жалостные глаза. – Ждут тебя очень.
– Ну, ты ему мою ситуацию объяснила? Что я был временно недоступен? Психологически?
– Да, он, конечно, очень сочувствует, но поскольку проблема не снята, даже обостряется, они всем селом очень хотят тебя видеть.
– Ладно, еще будут звонить – скажи, номер очередной сдадим, и я в конце недели приеду, наведу шороху.
Еще не дойдя до кабинета, Андрей придумал – а не взять ли с собой в поход того дядьку, который прикармливал мишек в заповеднике? Он вроде контактен…
Марго Богданова положила ему в папку «Текущий номер», кроме заметок про монастырь и приближающуюся Пасху, еще и сделанный по собственному дамскому разумению «спек»[1] – психологический очерк о теще, которая несколько лет откладывала грошики из пенсии, чтобы «заказать»… собственного зятя. Убивице было за семьдесят, зятю – сорок с лишним, единственный их общий потомок, внук и сын, учился в десятом классе. И тут, наконец, у дамы собралась требуемая сумма… При передаче ее киллеру пенсионерку повязали… Объяснила она свой порыв тем, что зять заел жизнь ее единственной дочери. Пожилой муж заказчицы пребывал в глубокой депрессии, робко предполагал, что «у Юлечки, должно, того… по возрасту… с головой плохо».
«Да что ж такое в мире деется?! – мысленно зарыдал Андрей. – Это что ж за люди-то? То дед столетний с ножом на жену идет, то бабуля киллера для отца единственного внука нанимает… Кто-нибудь кого-нибудь в этом мире искренне любит?!»
По сути, материал-то был неплохой, да и заметки с клироса были совсем не дурны. Непонятно, отчего
