– Я очень старалась, Андрюша, поверь… Как только объявили по радио. Но…
– Ничего не получилось? Передатчик у Ваньки слабенький?
– Не поэтому даже. Не то. Его… уж очень отдавать не хотят… Прямо как облако серое, непроницаемое на нем вижу – не отдам! Ни за что не отдам!
– Да?… – Андрей встал с кухонной табуретки и, хотя ему не сиделось, опять опустился на пластмассовый квадратик – побегать по этой кухоньке вволю ему никогда не удавалось. – И с чем это связано? Мамаша одумалась и уперлась?
– Ну… да. Но не только это. Есть что-то еще. Больше и тяжелее. Я не могу понять… А в милиции что говорят?
– Говорят, что работают. Варианты отсекают – как щупальца у гидры, вжик-вжик, вжик-вжик. А они снова вырастают, только уже другие.
Они помолчали. Ксения Петровна сняла с плиты чайник.
– Извини, что пирожков нет.
– Да я же теперь семейный, особо не страдаю. Но вы мне сообщите, если что-то выяснится? А то я даже в роддоме никакой информации получить не могу – все как сговорились! Вы правы – точно облаком все накрыто.
– Да? – Рука Ксении Петровны зависла над столом. – А вот в отношении этого богоугодного заведения я тебе могу кое-чем помочь…
На эту встречу Андрей захватил дополнительную кассету – внутренний голос подсказал ему, что можно будет получить не только сведения о Ванюшкиной биоматери, но и еще что-то, для последующего опубликования в родной «Крестьянке».
– Да наши места вообще любовными историями всегда славились, – зябко засовывая руки в рукава вязаной кофты, говорила пожилая женщина, с которой Андрея свела Ксения Петровна. – И случалось, руки на себя от неразделенной страсти накладывали или безобразия устраивали. По-всякому. Иной раз такое бывало!..
Андрей понял, что, пока его собеседница не выговорит определенный минимум, спрашивать ее о чем-то конкретном бесполезно. Ну да ладно – полчаса больше, полчаса меньше – не важно. Хотя… Фельдшерице, отработавшей на родильно-абортном поприще сорок лет, есть что рассказать. Мелькнула мысль: надо было послать вместо себя Анну… Или он ей не начальник?! Но было поздно.
– А с близнецами такой случай был – даже на ваш чем-то похож.
– Да? – поднял брови Андрей – это что, тоже местные реалии?
– Да, парнишке одному, тут, из пригорода, сон один сниться упорно начал – будто он двойника своего на улице встречает. Все такое же – лицо, походка, улыбка, даже прическа. Только тот – черненький. Парень оборачивается к матери и говорит – смотри, я брата встретил. А она ему – какого брата? Никакого брата нет… Мальчик тот смотрит – а и правда. Никого, только улица безлюдная. И так из месяца в месяц. Он даже мать стал просить – роди мне братика. Но та женщина в годах, только плакала и говорила – это сон.
– И сколько же это продолжалось? – спросил Андрей, видя, что собеседница смотрит на него с немым вопросом – интересно, нет?
– Да пока не вырос парень этот… А как подошел возраст в армию идти, так на районном призывном пункте встретил того «близнеца» носом к носу. Как на зеркало налетел! Только тот черноглазый и темноволосый. А как стали выяснять – у них и дата рождения одна!.. Имена, отчества, фамилии – все разное, а дата рождения одна. Крути не крути, а они – родные братья-близнецы.
– И как же это все объяснилось? – заерзал в неудобно низком кресле Андрей. – Действительно братьями ребята оказались?
– Ага, точно. Сон не обманул! Цыганка одна согрешила с русским – и родила двойняшек. Один беленький, в русского отца, другой черный, в нее, в цыганское племя. В табор вернуться с таким приплодом она не могла, поплакала-поплакала да и бросила их в роддоме – даже бумагу нужную не подписала, неграмотная была. Это уж те ребята сами узнали, когда из армии вернулись. Беленького мальчика русская семья прямо из больницы взяла. А потом молдавские цыгане, оседлая семья, зажиточная, теплицы у них были, через несколько недель узнала как-то и взяла черненького. Невозможно, сказали, чтобы цыганский ребенок в детдоме рос. Своих было пятеро – и этот не лишний.
– А технически – как они узнали, что такой мальчик вообще существует?
– Ой, – махнула рукой бывшая акушерка. – Это у вас в семье все в порядке – полюбили, поженились, ребеночка завели. А таких семей по моему счету единицы были. А теперь и нет почти… Так что среди тех женщин, которые от бесплодия лечатся и долго, и безрезультатно, сарафанное радио очень хорошо работает. Сразу, если здоровый бесхозный ребеночек появляется, слух проходит…
– И что – много таких случаев, когда так вот без документов детишек берут?
– Да много, – пожала плечами собеседница. – Ведь чем старше детки, тем сложнее их пристроить. Пока органы опеки волокититься будут, он уж школу кончит, сирота этот. А тут – оформили как родного ребенка, один отдал конвертик, другой получил конвертик – только побольше чуть, и все довольны. Ребенок в семье, и врач копейки не считает.
– Вы думаете, это правильно? – спросил Андрей.
– Я думаю, что это так и есть. Не имели права врачи двойняшек разлучать? Да, по закону не имели. А кто б их двоих взял? Ну, может, взяли бы, а может, и нет. А тут – двумя несчастными детдомовцами меньше. Не так?
– Да так… Только неуютно как-то – детей бросают, детей воруют… Детьми торгуют. Нехорошо.
– Вот и напишите об этом.
– Напишу обязательно. На вас, как на авторитет, можно сослаться?
– Ну… Лучше не надо. Ксюша мне обещала, что вы меня не выдадите. Хотя… Сейчас-то еще хуже стало – открыто на органы продают. Своих, единокровных! В наше время хоть этого не было.
– Хорошо, я напишу так – фельдшер-акушер, через руки которого прошло не одно поколение местных жителей.
«Что, кроме материала, да и то неполного, я вынес из этой беседы? – подумал Андрей, выходя из подъезда. – То, что существует развитая индустрия торговли новорожденными, и так известно.
Что Анна, по доброте душевной, ввязалась сама и меня втащила в нелепую историю – тоже факт. Н-да, хорошо погулял… Но где Ванятка-то? Вот этого я и не выяснил. Хотя…»
Припарковавшись у своего дома, Андрей позвонил на мобильный Сереге Павлючку.
– Как дела, спецкор? Купаться ходишь?
– Вы чё, дядь Андрей?! – фыркнул Павлючок. – Колотун же зашибенный!
– Да? А я думал, тебе все нипочем… Скажи, Сереж, а ты поблизости нигде цыганского табора не замечал? Ну, там, шатры, повозки. Не видел?
– Нет, не видел… Погодите, я спрошу у пацанов…
Андрей услыхал отдаленный гомон голосов.
– Нет, никто не видел, но вот один говорит, что у них по дому две цыганки ходили, в квартиры стучали, просили обноски какие-нибудь. А потом все, что им люди надавали, в подъезде побросали – на себя надеть постеснялись.
– Ну ладно, спасибо и за это. Будь хорошим мальчиком.
Павлючок издал что-то вроде сдавленного смешка и отключился.
– Ну, чего интересного узнал? – спросила Анна, забирая у него пакет с продуктами.
По его лицу она не могла не понять, что ничего принципиально нового и радостного он, вероятнее всего, не сообщит, но и не спросить не могла.
– Я подумал, что, может быть, имел место классический вариант – Ванятку украли цыгане.
– Цыгане? – разочарованно произнесла Анна и отвернулась – не захотела, чтобы Андрей видел ее мину.
– Ну да… Ты же сама говоришь – биомать была как бы черненькая… Вот, а эта дама мне поведала, что когда-то давно одна молодая цыганка оставила новорожденного в роддоме, но его нашли такие же цыгане, ну, разве только покультурнее, и усыновили – именно под тем предлогом, что цыганенок должен воспитываться в родной среде.
Рассказывая такое, Андрей и сам поверил в эту теорию. В самом деле – почему нет? Пока он
