преступления. Если бы они нашли то, что хотели, то либо убрали бы за собой, либо устроили пожар. Так избавляются от улик, метод старый, но проверенный.
– Ничего не понимаю… – Царь задумчиво почесал бороду. – Так ведь посол вернется, все увидит, и уж такой шум поднимется… Знаю я его, всех тут перепорет, а виновного найдет.
– Значит, они рассчитывают, что он… не вернется, – неожиданно для себя прозрел я.
– Плохо дело. Вот что, Никита Иваныч, бери подчиненную тебе сотню и объявляй посла в розыск. Здесь нам больше делать нечего. Больного священника я с собой не потащу, люди засмеют. Но стражу у его постели поставлю! Как только оклемается – сразу ко мне на допрос. Присутствовать будешь?
– Нет.
– Вот и молодец. Я сам хотел об этом попросить, а пыр…т… пыртокол я тебе после покажу.
Из немецкой слободы мы уезжали несолоно хлебавши, с извинениями за беспокойство. В плане продвинутости следствия – абсолютный нуль. Человек, которого я планировал арестовать, мечется в горячечном бреду, тащить его в отделение в таком состоянии – и бессмысленно, и преступно. Посол никакой разумной информации наверняка не даст, ему самому сейчас требуется помощь. Вот тут-то я вспомнил, что забыл задать парочку существенных вопросов. Я догнал того стрельца, что ходил к пастору:
– Слушай, молодец, а ты не расслышал, как именно бредил этот немецкий поп? Какие слова он говорил?
– Дык… он же по-немецки больше, – пожал широкими плечами стрелец. – Ниче толком и не разобрать. Хотя… погодь, участковый, вот – вспомнил! Про мух он что-то бормотал!..
На полпути я козырнул Гороху и направил коня в отделение, потом Митька вернет. Всю дорогу эти «мухи» не давали мне покоя, что-то скреблось на самом дне памяти, но что именно? Я не забыл, как стрельцы, сторожившие поруб с отравленными телохранителями, тоже отмечали навязчивое присутствие мух. Но почему? При чем они здесь? Мух, комаров, мошек и прочей насекомой братии в Лукошкине хватало с избытком. Если всерьез загружать себя энтомологическими проблемами – свихнешься и кончишь тараканами в голове.
Баба Яга ждала меня на крыльце вместе с Еремеевым. Это хорошо, не придется искать его по городу.
– Случилось чего, сыскной воевода?
– Да. Собирай своих ребят и срочно прочеши все закоулки – из немецкой слободы посол пропал.
– Вот те раз! Неужто похитили?
– Очень похоже, – кивнул я, – поскольку его телохранителей в слободе не оказалось, можно предположить, что он с ними и исчез. Добровольно или его увезли силой, обманом – мне неизвестно. Куда и зачем – тоже…
– Все понял, Никита Иванович. – Старший стрелец взялся за шапку и шагнул с крыльца на двор. – Сей же час всю сотню подниму под ружье, к вечеру твоего немца где-нибудь да отыщем!
– Что, Никитушка, закрутилось колесо, не остановишь? – Баба Яга подцепила меня под ручку и ввела в дом.
В горнице уже ждал накрытый стол, бабка у меня в этом плане очень обязательная: война войной, а обед – по расписанию. На самом деле есть ни капли не хотелось, а вот выговориться требовалось. Яга слушала, как всегда, внимательно.
– Все сходится, Никитушка… Чуяла я в этом деле чужедальний прицел, заморскую руку, так оно на то и вышло. Подмога нам нужна, сами не управимся.
– Царь дает войска.
– Толку от них… Вон посол немецкий пропал, что они, нашли его? И не найдут.
– Мне непонятно, зачем вообще его было похищать?
– А ты, соколик, так уверен, что его похитили? А ну как он сам почуял запах паленого, да и сбежал? – сощурилась Яга.
Это уже была проверенная система: я строил версию, бабка ее разбивала. В результате мы обычно приходили к единственно правильному решению.
– Если он хотел бы сбежать, то почему в его кабинете все поставлено с ног на голову? Там явно производили неквалифицированный обыск.
– Так, может, он сам все и порушил, чтоб от себя подозрения отвести, а нас на ложный след направить.
– Тогда бы он подбросил нам «следы кровопролитной борьбы», – парировал я. – А мог бы и чей-нибудь труп подложить, потом поджечь все, и мы бы обнаружили лишь обгорелые останки «немецкого посла», а он сам спокойненько удрал бы в нейтральную страну по фальшивому загранпаспорту. Нет, к обыску в собственном доме он явно непричастен… Будем надеяться на еремеевских ребят, у них с этими «телохранителями» свои счеты.
– Дался тебе этот немец! О главном думать надо: о том, какую нечисть иноземную нам в Лукошкино всучить вздумали.
– Я говорил с лешим и водяным, они не знают. Предполагают, что это кто-то очень сильный, но кто именно…
– Да уж эти два старых пня поперед дела и не почешутся! Им зад от сиденья оторвать – так давиться легче. Оба уж плесенью покрылись, а кроме карт ничего путного на уме. Они нам не подмога… Пока их самих напрямую этот демон иноземный в мухоморы носом не ткнет – нипочем вмешиваться не станут!
– Тогда о какой помощи речь? – поинтересовался я.
Яга надолго замолчала.
– Ладно, утро вечера мудренее. Скоро Митька с базара придет. Ты его всерьез увольнять надумал?
– Нет, пожалуй, дам последний шанс и назначу испытательный срок.
– Оно и правильно. Дурак он, конечно, и растяпа, но ведь наш человек. Попривыкли мы к нему, прогоним – самим же скучно станет. Ну, а пока давай-ка поешь…
– Да не хочу я.
– Никитушка-а-а… ну зачем обижаешь меня, старую? Ну если я тебе слово грубое молвила, так прости, не со зла, от возрасту. Покушай хоть чего, не мучай бабушку… А потом уж и делами займемся. Не забыл, чай, кто у нас в порубе сидит?
– Два пленных немца из свиты Шпицрутенберга и скрывающийся от православного гнева богомаз Савва Новичков! Вот его-то, я думаю, давно пора выпустить.
– Правильно, а к злодеям этим я четверых стрельцов подсадила в охрану. Ежели еще и их кто отравить вздумает, так стража не позволит.
– Тогда попросите кого-нибудь, чтобы парня вывели из поруба, пусть перекусит и отправляется домой.
– Нечего тут всяких приваживать, – ворчливо откликнулась Яга, – не хватало еще арестантов из КПЗ прикармливать. Пусть спасибо скажет, что мы его от тумаков избавили.
Новичков оказался высоким сухопарым мужчиной лет на пять старше меня. Волосы рассыпчатые, русые, лицо простое, одет в оригинальное тряпье, но чисто и аккуратно. Я уверен, что богомаз шил на себя сам, и должен признать, кутюрье из него получался неплохой.
– Вы свободны, гражданин. Впредь постарайтесь избегать конфликтов с церковной властью. За что они вас все-таки?
– Иконы я пишу… в новой манере… – скромно помялся художник.
– Странно… Неужели манера настолько новая, что за нее уже бьют? – удивился я.
– А вот не изволите ли глянуть, батюшка сыскной воевода… – Он сунул руку за пазуху и извлек обернутый тряпочкой сверток.
Из него на стол высыпались плоские расписные дощечки размером в тетрадный лист. Да… парень явно поспешил родиться. Тут был такой авангард! Куда там бледному Пикассо в голубовато-розовом периоде… Нет, лично мне очень даже нравилось, но и отца Кондрата я теперь тоже хорошо понимал. Иконописными канонами здесь и не пахло. Богоматерь и младенец из геометрических фигур, у коня Святого Георгия – пять ног, ангел с огненным мечом – многорук, как каракурт, и такого же цвета. Вон моющийся ангелочек в тазике – очень симпатичный получился, я бы даже себе попросил, но неудобно…
– А в установленных традициях творить не пробовали?
