Глава 3. О браке, крещении и серебре короля Этельреда
Король Этельред Нерешительный сидел с несчастным видом в Вестминстере, окруженный советниками, ожидая, когда ему расскажут об итогах переговоров с норманнами. Он собрал вокруг себя всех своих воинов отчасти для того, чтобы защищать его персону в столь опасные времена, отчасти для того, чтобы присматривать за населением Лондона, которое начало о чем-то шептаться после поражения у Мэлдона. Рядом с ним был его архиепископ, чтобы помогать ему и утешать, но тому мало что удавалось в этом смысле, и беспокойство короля настолько усилилось со времени отъезда послов, что он полностью оставил охоту и потерял желание посещать мессу и женщин. Он проводил большую часть времени за битьем мух, в чем был очень искусен.
Однако когда он услышал, что приехали послы, заключив мир с норманнами, он вышел из меланхолического состояния, а когда ему сказали, что прибыли также вожди вместе со своими экипажами, чтобы креститься, его возбуждению не было границ. Он немедленно приказал звонить во все колокола в городе и отдал распоряжение, чтобы чужеземцев роскошно развлекали. Но когда он узнал, что их целых два корабля с многочисленными командами, он вновь стал беспокоен и не мог решить, расценивать ли это как удачу, или как повод для тревоги. Он с серьезным видом скреб свою бороду и совещался со своими священниками и придворными по этому вопросу. В конце концов было решено, что викингам надо разрешить стать лагерем в поле за городом, но в город не пускать, и усилить охрану на стенах. Также надо объявить во всех церквях, что язычники приехали в Лондон, чтобы креститься и получить духовное образование, чтобы все люди, когда услышат это, могли воздать хвалу своему Богу и королю за то, что свершилось такое чудо. На следующее же утро, добавил он, после того как он несколько часов отдохнет и расслабится после беспокойства последних двух недель, послам будет дана аудиенция, и они должны привести с собой вождей, желающих креститься.
Норманны отошли к предназначенному для их лагеря месту, и королевские чиновники поспешили снабдить их всем необходимым, относясь к ним как к королевским гостям. Вскоре воздух наполнился потрескиванием больших костров и мычанием забиваемого скота. Много требовалось хлеба, сыра, меда, яиц, свежей свинины и пива, которое любили пить короли и епископы. Люди Орма были более шумны, чем люди Гудмунда, и более настойчивы в своих требованиях, поскольку считали, что раз они будут креститься, то имеют право на все самое лучше.
Мысли Орма, однако, занимали не желудки своих людей, а стремление посетить вместе с братом Виллибальдом другую часть города. Брата Виллибальда он отказывался отпускать от себя. Он очень беспокоился, не причинили ли какого-либо вреда Йиве, и до сих пор не мог поверить, что застанет ее живой и невредимой, несмотря на все заверения брата Виллибальда. Он был уверен, что она уже пообещала выйти замуж за другого, или что она сбежала, или что ее похитили, или что король, который, по слухам, был большим любителем женщин, заметил ее красоту и взял к себе в наложницы.
Они без помех прошли через городские ворота, поскольку стража не осмелилась задержать чужеземца, идущего вместе со священником, и брат Виллибальд повел его к большому аббатству, где епископ Поппо проживал в качестве гостя аббата. Он только что вернулся с вечерней молитвы и выглядел старше и худее, чем в последний раз, когда Орм видел его при дворе короля Харальда, но его лицо осветилось радостью, когда он увидел брата Виллибальда.
— Благодарение Господу, что ты вернулся невредимым! — сказал он.— Ты долго отсутствовал, и я начал беспокоиться, что с тобой случилось несчастье во время путешествия. Мне много нужно узнать у тебя. Но кто этот человек, которого ты привел с собой?
— Мы сидели за одним столом во дворце короля Харальда,— сказал Орм,— в то время, когда ты рассказывал историю о сыне короля, повешенном на собственных волосах. Но там, кроме меня, было и много других людей, и многое произошло в тот вечер. Меня зовут Орм Тостессон, а в эту страну я прибыл, командуя своим кораблем, под предводительством Торкеля Высокого. А сюда я пришел, чтобы креститься и забрать свою женщину.
— Он раньше был последователем Мохаммеда,— вступил в разговор брат Виллибальд,— но сейчас он хочет отказаться от своей приверженности Дьяволу. Он — тот человек, которого я вылечил после последнего праздника Рождества во дворце короля Харальда, когда они дрались на мечах в обеденном зале перед пьяными королями. Это он и его товарищ угрожали копьями брату Маттиасу, потому что тот старался обучить их христианскому учению. Но сейчас он хочет креститься.
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа! — воскликнул епископ в тревоге.— Этот человек служил Мохаммеду?
— Он был очищен и освящен святой водой епископом Лондонским,— сказал маленький священник успокоительно,— который не нашел в нем злого духа.
— Я приехал за Йивой, дочерью короля Харальда,— в нетерпении сказал Орм,— она была обещана мне, мне обещали и король Харальд, и она сама.
— Король Харальд уже мертв,— сказал маленький священник.— После него язычники передрались между собой в Дании.
— Святой епископ,— сказал Орм,— мне очень хочется немедленно увидеть ее.
— Он приехал в Лондон, чтобы креститься, а с ним — вся его команда, все ради нее,— сказал брат Виллибальд.
— И он служил Мохаммеду? — вскричал епископ.— Это действительно — великое чудо. Господь все еще посылает мне радостные минуты, хотя он и осудил меня на то, чтобы закончить мои дни в изгнании, а работа всей моей жизни уничтожена и сведена к нулю.
Он приказал слуге принести пива и стал расспрашивать о жизни в Дании и обо всем, что произошло при Мэлдоне.
Брат Виллибальд долго отвечал ему, а Орм, несмотря на свое нетерпение, помогал ему, поскольку епископ был мягким и почтенным человеком, и Орм не мог отказать ему в информации, которую тот желал получить.
Когда они рассказали епископу все, что знали, он повернулся к Орму и сказал:
— Итак, ты пришел сюда, чтобы забрать у меня мою крестную дочь Йиву? Это немало, хотеть руки королевской дочери. Но я слышал, как девушка сама высказывалась по данному вопросу, а она, видит Бог, знает, чего хочет!
Он покачал головой и молчаливо заулыбался про себя.
— Она может заставить поспешить к могиле,— продолжал он,— и если ты можешь управлять ею, значит ты мудрее меня или короля Харальда. Но Господь Бог имеет пути неисповедимые, и, поскольку ты крестился, я не встану у тебя на пути. Вообще-то, ее замужество снимет тяжкое бремя с моих плеч.
— Мы давно не виделись с ней,— сказал Орм,— пусти же меня к ней скорее.
Епископ потер нос в раздумье и заметил, что такое рвение понятно в молодом человеке, но сейчас уже поздно, и, может быть, лучше будет отложить встречу до после крещения. В конце концов, однако, он позволил себя уговорить, вызвал одного из своих дьяконов и приказал поднять четырех человек, пойти с ними к леди Эрментруде, поприветствовать ее от имени епископа и попросить ее, несмотря на поздний час, разрешить им отвести к нему дочь короля Харальда.
— Я сделал все, от меня зависящее, чтобы укрыть ее от мужских взглядов,— продолжал он, когда дьякон ушел,— что было необходимо для девушки такой красоты в таком месте, как это, ведь здесь сейчас проживает король, весь его двор и все его солдаты. Она проживает с монахинями блаженной королевы Берты недалеко от этого аббатства. Она оказалась беспокойным гостем, несмотря на то, что все монахини относятся к ней чрезвычайно любезно. Дважды она пыталась убежать, потому что, как она говорит, ей стало скучно, а однажды, совсем недавно, она возбудила желания двух молодых людей из благородных фамилий, которые увидели ее в монастырском саду и смогли обменяться с ней парой слов через стену. Так сильны были их чувства, что они однажды утром перелезли через монастырские стены со своими друзьями и слугами и устроили там дуэль на мечах, чтобы решить, кому она достанется. Они дрались так отчаянно, что в конце концов пришлось уносить обоих со страшными ранами, а она сидела у окна и смеялась над такой забавой. Такого рода поведение невозможно в монастыре, поскольку может заразить души набожных сестер и повредить им. Но мне кажется, что ее поведение — скорее результат легкомыслия, а не злонамеренности. — Они оба умерли? — спросил Орм.
— Нет,— ответил епископ,— они поправились, хотя раны были тяжелые. Я сам молился за них. Я в то время был усталый и больной и мне тяжело было нести такое бремя на своих старых плечах. Я сурово поговорил с ней и просил ее принять предложение одного из этих людей, учитывая, что они оба так упорно дрались из-за нее и их благородное происхождение. Я сказал ей, что мне будет спокойнее умирать, если сначала она выйдет замуж. Но услышав это, она рассвирепела и заявила, что поскольку оба юноши живы, значит их дуэль была несерьезной, и она больше слышать о них не хочет. Она сказала, что предпочитает человека, врагам которого не требуются повязки и молитвы после боя. Именно тогда она упомянула твое имя.
Епископ благожелательно улыбнулся Орму и попросил его не забывать про пиво.
— У меня были и другие заботы в связи с этим делом,— продолжал он,— так как аббатиса, преподобная леди Эрментруда, решила наказать девушку розгами за то, что заставила этих двоих драться. Но учитывая, что моя бедная крестная дочь является только гостьей в монастыре и к тому же королевской дочерью, мне удалось отговорить ее от такого рода крайностей. Это было нелегко, потому что аббатиса обычно не любит слушать советов и имеет невысокое мнение о мудрости мужчин, даже епископов. Однако, в конце концов, она заменила свой приговор на трехдневный пост с молитвами, и мне кажется, это очень удачно, что она это сделала. Правда, преподобная леди Эрментруда — женщина железной воли и большой физической силы, более широкая в кости, чем большинство представительниц ее пола, тем не менее, одному Богу известно, кто из них пострадал бы больше, если бы она попробовала высечь розгой дочь короля Харальда. Моя бедная крестная могла и одержать верх, и тогда стала бы еще дальше от блаженства.
— В первый же раз, когда мы с ней говорили,— сказал Орм,— мне стало ясно, что она никогда не пробовала розги, хотя я и не сомневаюсь, что иногда она ее заслуживала. Но чем больше я узнавал ее, тем меньше это меня беспокоило. Я думаю, что смогу с ней справиться, хотя иногда она бывает упряма.
— Мудрый царь Соломон,— сказал епископ,— заметил, что красивая женщина, не умеющая себя вести, подобна свинье с золотым кольцом в морде. Вполне может быть, поскольку царь Соломон понимал толк в женщинах. И иногда, когда ее поведение доставляло мне хлопоты, я с грустью вспоминал его слова. С другой стороны, и это меня сильно удивляло, мне бывало очень трудно сердиться на нее. Я думаю, что ее поведение отражает всего лишь буйность и необузданность молодости, и может случиться, что, как ты говоришь, тебе удастся обуздать ее, не прибегая к наказанию, даже когда она будет твоей женой.
— Есть еще один момент, достойный рассмотрения,— сказал брат Виллибальд.— Я всегда замечал, что женщины становятся более покладистыми после того, как родят троих-четверых детей. Я слышал, что женатые мужчины говорили, что если бы Бог не устроил так, то состояние брака было бы трудно пере нести.
Орм и епископ выразили свое согласие с таким замечанием. Затем они услышали шаги, приближавшиеся к двери, и вошла Йива. В комнате епископа было темно, потому что лампы еще не зажгли, но она сразу узнала Орма и побежала к нему, возбужденно крича. Епископ, однако, несмотря на свой возраст,