брачную ночь. Потому что в аббатстве комнаты не было, не было и в прилегающих к нему домах, и он не знал в городе ни одного места, где можно было найти пристанище.
— Я пойду с Ормом,— сказала Йива.— Что хорошо для него, будет хорошо и для меня.
— Ты не можешь лежать с ним у костра, среди солдат! — воскликнул епископ в тревоге.
Но Орм сказал:
Брат Виллибальд сопровождал их до ворот города, чтобы убедиться, что стража пропустила их. Там они отделились от него, очень благодарили и пошли к пристани, где стояли корабли. Рапп оставил на борту двоих человек для охраны от воров. Эти люди, предоставленные сами себе, сильно напились, так что их храп был слышен на большом расстоянии. Орм разбудил их и попросил помочь ему вывести корабль на середину реки, что в конце концов им и удалось сделать. Там они бросили якорь, и корабль стоял, покачиваясь на волнах.
— Вы мне сейчас больше не нужны,— сказал он им.
— А как мы доберемся до берега? — спросили они.
— Здесь недалеко плыть для смелого человека,— ответил он.
Оба стали жаловаться, что они пьяны, а вода холодная.
— Я сейчас не в настроении ждать,— сказал Орм и с этими словами схватил одного из них за шею и за пояс и бросил в реку, а другой быстро последовал за ним без лишнего шума. Из темноты донеслись звуки их кашля и фырканья, когда они плыли к берегу.
— Не думаю, что кто-нибудь помешает нам теперь,— сказал Орм.
— На такую брачную постель я не пожалуюсь,— сказала Йива.
В эту ночь они поздно сомкнули глаза, но когда наконец сомкнули, то спали хорошо.
Когда на следующий день послы предстали перед королем Этельредом вместе с Гудмундом и Ормом, они нашли короля в прекрасном настроении. После того как он тепло поприветствовал их, король похвалил вождей за их стремление креститься и спросил, довольны ли они своим пребыванием в Вестминстере. Гудмунд всю ночь участвовал в грандиозной попойке, последствия которой были до сих пор заметны в его речи, так что и он и Орм могли честно сказать, что довольны.
Епископы начали с рассказа о результатах переговоров и о деталях достигнутого с викингами соглашения, и все присутствовавшие внимательно слушали. Король восседал на троне под балдахином, на голове его была корона, в руке он держал скипетр. Орм подумал, что это — новый вид монарха после Аль-Мансура и короля Харальда. Это был человек высокого роста, с величественной внешностью, одетый в бархатный плащ, с бледным лицом, редкой коричневой бородой и большими глазами.
Когда епископы назвали количество серебра, которое они обещали викингам, король Этельред ударил по ручке трона своим скипетром, после чего все собравшиеся в зале поднялись на ноги.
— Смотри! — воскликнул он, обращаясь к архиепископу, сидевшему рядом с ним на более низком кресле.— Одним ударом убил четырех мух! А ведь эта штука неудобна для такой работы.
Архиепископ сказал, что в мире не так много королей, способных на такой подвиг, и что это свидетельствует как о его ловкости, так и о большой удаче. Король покивал с удовольствием, потом послы продолжили свой рассказ, и все вновь стали их слушать.
Когда, наконец, они закончили, король поблагодарил их и похвалил за проявленные мудрость и рвение. Он спросил архиепископа, как он думает, какова будет общая реакция на соглашение, архиепископ ответил, что сумма, названная епископами, будет, несомненно, тяжким бременем для страны, но это, вне всякого сомнения, наилучшее решение трудной ситуации. Король кивком головы показал, что он согласен.
— Более того, очень хорошо,— продолжал архиепископ.— Большая радость для всех христиан и великое удовольствие для Господа Бога, что нашим ревностным посланникам удалось заполучить этих великих вождей и многих их сторонников в армию Христову. Не забудем порадоваться этому.
— Ни в коем случае,— сказал король Этельред. Епископ Лондонский прошептал Гудмунду, что
сейчас его очередь говорить, и Гудмунд с готовностью выступил вперед. Он поблагодарил короля за гостеприимство и щедрость, проявленные по отношению к ним, и сообщил ему, что его имя теперь будет славиться вплоть до самых отдаленных деревень Восточной Гутландии, если не еще дальше. Но, продолжал он, ему очень хочется знать одну вещь: сколько времени пройдет до того, как серебро попадет к ним в руки.
Король внимательно смотрел на него, пока он говорил, и когда он закончил, спросил, что может означать шрам на его лице.
Гудмунд ответил, что это — рана, нанесенная ему медведем, на которого он однажды напал довольно легкомысленно, позволив медведю сломать древко его копья, которое он вонзил ему в грудь. Медведь успел покалечить его своими когтями, пока, наконец, он не свалил его ударом топора.
Лицо короля Этельреда светилось, симпатией, когда он слушал рассказ об этом несчастливом происшествии.
— У нас в стране нет медведей,— сказал он,— к нашему большому сожалению. Но мой брат, король Гуго из Франкии, недавно прислал мне двух медведей, которые умеют танцевать и доставляют нам громадное удовольствие. Мне хотелось бы показать их вам, но, к сожалению, мой лучший дрессировщик ушел с Бир-гнотом и был вами убит в бою. Мне его очень не хватает, потому что, когда другие пытаются заставить их танцевать, они или двигаются неуклюже, или не двигаются совсем.
Гудмунд согласился, что это — большая неудача.
— Но у каждого свои заботы,— сказал он,— и наша забота такова: когда, мы получим свое серебро?
Король Этельред поскреб свою бороду и посмотрел на архиепископа.
— Вы просите значительную сумму,— сказал архиепископ,— и даже великий король Этельред не имеет таких денег в своих сундуках. Мы должны будем разослать гонцов по всей стране, чтобы собрать недостающее. Это может занять два месяца, а то и три.
Гудмунд при этих словах покачал головой:
— Ты должен помочь мне, сканец,— сказал он Орму,— потому что мы не можем ждать так долго, а у меня уже во рту пересохло.
Орм выступил вперед и сказал, что он молод и плохо подготовлен к разговору со столь великим монархом и такой мудрой ассамблеей, но попытается объяснить суть дела, как сможет.
— Это — не маленькое дело,— сказал он,— заставлять вождей и солдат так долго ждать то, что им обещано. Поскольку они — такие люди, которые быстро меняют свои решения и не склонны к застенчивости, а иногда случается, что им надоедает ждать в бездействии, когда они все еще жаждут победы и знают, что хорошая добыча лежит рядом, куда бы они ни направились. Этот Гудмунд, которого вы здесь видите,— мягкий и добродушный человек, пока он доволен тем, как идут дела. Но когда он рассердится, самые смелые вожди Восточного моря боятся его приближения, ни человек, ни медведь не могут противостоять его ярости. А среди его людей есть такие неистовые, которые не менее страшны, чем он.
Все собравшиеся смотрели на Гудмунда, который покраснел и закашлялся. Орм продолжал:
— Торкель и Йостейн — люди такого же пошиба, а их солдаты не менее свирепые, чем солдаты Гудмунда. Поэтому я бы предложил, чтобы половина суммы, положенной нам, была выплачена немедленно. Это позволит нам более терпеливо ждать, пока не будет собрано остальное.
Король кивнул головой, посмотрел на архиепископа, и вновь кивнул.
— И поскольку,— продолжал Орм,— и Бог и ты, король, Считаете причиной для радости то, что так много нас пришло в Вестминстер, чтобы креститься, вероятно, было бы мудро, если бы всем новообращенным позволили получить их долю здесь и сейчас. Если такое произойдет, многие наши товарищи задумаются, не будет ли полезно и для их душ также стать христианами.
Гудмунд объявил громким голосом, что эти слова точно выражают и то, что он думает по этому вопросу.
— Если вы сделаете, как он предлагает,— добавил он,— я могу обещать, что все мои солдаты, которые находятся в лагере, станут христианами одновременно со мной.
Архиепископ сказал, что это хорошие новости, и пообещал, что умелые учителя будут немедленно направлены, чтобы подготовить этих людей к обращению. После этого было согласовано, что все викинги, пришедшие в Лондон, получат свою долю серебра сразу же после крещения, а вся остальная армия в Мэлдоне безотлагательно получит третью часть, а остальное — через шесть недель.
Когда встреча закончилась, они покинули зал и Гудмунд поблагодарил Орма за помощь, оказанную ему.
— Я никогда не слышал более мудрых слов из уст такого молодого человека,— сказал он.— Нет сомнений, что ты — прирожденный вождь. Мне будет очень выгодно получить мое серебро сейчас, поскольку у меня такое чувство, что некоторые из тех, кто будет ждать, могут столкнуться с некоторыми трудностями в получении. Я не могу позволить, чтобы ты остался без награды за свою услугу, поэтому, когда я получу свои деньги — пять марок твои.
— Я заметил,— отвечал Орм,— что несмотря на свою огромную мудрость, ты в некоторых отношениях — чрезвычайно скромный человек. Если бы ты был мелким или обычным вождем, с пятью-шестью кораблями и без имени, пять марок считались бы подходящей суммой, чтобы предложить мне за ту службу, которую я сослужил тебе. Но, учитывая, что твоя слава простирается далеко за границы Швеции, не подобает тебе предлагать мне такую ничтожную сумму, а мне не подобает принимать ее. Потому что, если об этом узнают, пострадает твое доброе имя.
— Возможно, ты и прав,— сказал Гудмунд в сомнении.— А сколько ты бы дал на моем месте?
— Я знавал людей, которые дали бы пятнадцать марок за такую услугу, сказал Орм,— Стирбьорн дал бы не меньше, а Торкель дал бы двенадцать. С другой стороны, я знаю и таких, кто ничего бы не дал. Но я не хочу таким образом влиять на твое решение, и каков бы ни был исход, мы останемся добрыми друзьями.
— Трудно человеку судить, насколько он знаменит,— сказал Гудмунд с сомнением и продолжал путь, подсчитывая что-то в уме.
В следующее воскресенье их всех крестили в большой церкви. Большинство священнослужителей считало, что церемонию надо проводить в реке, как