Мои слова остановили его, но не уменьшили ярость. Раньше я никогда не видел его таким. Он был не в силах справиться с бушующим внутри ураганом. Впервые в жизни он столкнулся с сильными эмоциями. Я с трудом узнавал старого университетского товарища.
— Мой отец, — произнес он с лицом, пылающим от гнева, — мой отец умирает. Ты виноват в этом Макс, ты убил его.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Сядь и начни сначала. Я выслушаю твои упреки, если твоя речь будет более связной.
— Клянусь, Макс, если он умрет, я вернусь и убью тебя своими руками. И мне безразлично, что будет потом. Я убью тебя, клянусь, я сделаю это.
Я потерял терпение и закричал на него, как пьяный фермер кричит на свою собаку, и приказал сесть на стул. Резкий крик ошеломил его — он застыл, раскрыв рот. Я крикнул еще раз, и Чип сел. Я принес из кухни стакан и плеснул в него виски. Он сидел не шевелясь, будто в трансе.
— Выпей для начала, — сказал я, протянув ему стакан. — Потом поговорим.
Он проглотил виски, но алкоголь никак на него не подействовал.
Он был не в себе, и реакции были ненормальные. Тело Чипа было напряжено, как часовая пружина, а мозг был охвачен такой безумной тревогой, что испускал почти ощутимые флюиды. Я понял, что он на грани срыва. Чип был в том же костюме, что и накануне, и небрит. Наверняка ему не удалось нормально поспать за последние сутки.
— Валяй рассказывай, — сказал я. — Когда я вчера расстался с твоим отцом, он выглядел вполне здоровым.
— А теперь нет, — прошептал Чип жалобно. — Он лежит в кислородной камере в Леннокс Хиллз Хоспитал и умирает.
— Прекрати повторять одно и то же, — оборвал я его. — Я знаю, что он умирает, ты уже сказал мне об этом. Расскажи лучше, что произошло.
— Это случилось после твоего ухода. Мы поспорили с ним. Это была ужасная ссора, хуже всех предыдущих. Крики, оскорбления с обеих сторон. В какой-то момент мы немного успокоились, решили уйти из офиса пораньше и сесть на поезд в Вестпорт. В лифте с ним случился сердечный приступ. — Чип остановился и поднял на меня глаза, полные слез. В них читалось такое отчаянье, что я не выдержал и отвернулся.
— Это твоя вина, Макс. Ты не должен был просить меня устроить вашу встречу.
— Из-за чего произошла ссора?
— Я хотел знать правду. Я хотел знать, почему мой отец лгал мне.
— И он сказал тебе правду?
— Частично. Об остальном я догадался сам.
Выговорившись, он слегка расслабился. Ярость сменилась мрачным фатализмом. Когда описываешь события, которые остались в прошлом, они становятся более далекими и не столь ужасными. Их надо принимать как есть, потому что повлиять на них уже нельзя. Я сказал:
— Это ты познакомил Чепмэна с твоим отцом, верно?
Чип качнул головой:
— Я не хотел. Но Джордж настаивал. Ему очень хотелось познакомиться с отцом. Он был очарован властью в любых ее проявлениях и хотел приблизиться к ней. В итоге я уступил и пригласил их обоих поужинать в Вестпорт.
— Джуди тоже была там?
— Нет. У них с Джорджем был тогда не самый хороший период. Они практически не появлялись вместе.
— Ты знал о Брилле в то время?
— И про Брилля, и про других. Джордж доверял мне и любил рассказывать о своей личной жизни.
— Какие чувства он испытывал к Джуди?
— Он ее ненавидел. Причем до такой степени, что иногда, казалось, готов был ее убить. Джордж был моим другом, но я не всегда понимал его. В нем было что-то жестокое, нечеловеческое. Он часто нанимал детективов, чтобы следить за женой и знать, с кем она спит. Это было бы логично, если бы он намеревался развестись, но развод не входил в его планы. Он объяснял, что просто собирает доказательства. Я не слишком хорошо понял, что он имел в виду.
— Что ты думаешь о Джуди?
— Я думаю, она хорошая женщина. Возможно, слишком слабая, но ей приходилось выдерживать много неприятных вещей. Не знаю, как она могла выносить его так долго.
— Считаешь ли ты, что она способна убить Чепмэна?
— Нет. Она никогда не смогла бы это сделать.
Я протянул ему сигарету, но он отказался. Я прикурил и спросил:
— Во время первой встречи Чепмэн и твой отец говорили при тебе о пари?
— Нет. Это был чисто светский ужин. Ничего важного. — Он остановился и в замешательстве посмотрел на меня. — Почему они должны были говорить о пари?
— Твой отец ничего не сказал тебе вчера?
— О чем?
— У меня екнуло сердце — отец Чипа скрыл от него самое существенное. Тогда я выдал ему все, что рассказал Джуди прошлой ночью. Чип воспринял новость гораздо хуже нее. У него буквально отвисла челюсть, когда я объяснил ему смысл пари, заключенного между Чепмэном и старшим Контини. Когда я закончил, он вскочил и зашагал по комнате, не произнося ни слова. Что бы там ни было, но Чип не был подготовлен к такому удару. Я приоткрыл перед ним двери в ад.
— Отец сказал, что речь шла о бизнесе, — сказал он спокойнее, — но я не знал, на что он намекает. — Чип сел на диван, снял очки и спрятал лицо в руках. — Не могу поверить в такое коварство, — повторял он снова и снова, — не могу поверить.
— Под конец, когда Чепмэн отказался платить долг, — продолжал я, — твой отец пригласил его в свой дом в Мильбруке. Разумеется, Джордж туда не доехал. Произошла не авария, а попытка убийства. То, что Чепмэн выжил, ничего не меняет. В любом случае с ним было покончено. И твой отец как истинный джентльмен решил милостиво оставить его в покое. Ведь в конце концов он ничего не потерял.
Это было выше его сил. Его большое грузное тело сотрясали рыдания. Я не пытался его утешать. Он оплакивал отца, оплакивал потерю душевной невинности, слова сейчас не имели смысла. Ему было нужно излить свое горе. Слезы были горьки, но они приносили облегчение. Когда кризис миновал, я отвел его в ванную, дал полотенце и посоветовал умыться холодной водой. Сам же пошел в кухню мыть посуду, оставшуюся от завтрака. Через четверть часа Чип показался в дверном проеме с бледной улыбкой на лице. Я заметил, что он воспользовался моей бритвой, порез на подбородке был заклеен кусочком пластыря.
— Пойдем, — сказал я, — я провожу тебя в больницу.
Мы пошли по Семьдесят второй улице в направлении Центрального парка. Погода была прекрасной — прохладный чистый воздух и солнечный свет, четкие тени на стенах зданий.
В молчании мы дошли до Центрального парка. Чип стыдился, что дал волю чувствам в моем присутствии и подозревал, что я втайне смеюсь над ним за его слабость,
У меня не было желания разубеждать его, пусть догадается сам. Когда мы оказались по ту сторону стены, отделявшей парк от улицы, он вновь обрел голос, как будто трава и деревья представляли для него более благодарную публику. В кожаных туфлях и помятом строгом костюме он был похож на беженца, заблудившегося в стране велосипедистов, игроков в мяч и бегунов. Он не обращал ни на кого внимания. Он говорил об отце. Воспоминания лились беспорядочным потоком, и он лавировал во времени, его захлестывали волны прошлого. От колледжа в Дартмуте его мысли перескочили на лабрадора, которого ему подарили на день рождения в восемь лет, затем вернулись к рождению младшей дочери. Но в каждом эпизоде присутствовал отец. Я не услышал ничего нового — в каком-то смысле воспоминания у всех одинаковые. События могут быть разными, но смысл, который мы в них вкладываем, один. Это наша жизнь, единственная и неповторимая, и мы относимся к ней со священным трепетом и уважением. Чип говорил о щедрости своего отца, о его чувстве юмора и любви к детям. Можно было подумать, что он произносит речь
