чем давать практические советы. Например, что делать с симпатичной девушкой, которая могла бы одолеть тебя трезубцем и произносит слова так, словно лепестки роз падают к твоим ногам?
– В прошлом, может, я и был кем-то, – признался Льешо. – А сейчас лишь один из Рыцарей Богини.
Даже в Фаршо было известно об этих людях: священниках, кавалерах, в общем, сумасшедших – бродивших вдоль и поперек империй, совершая странные рыцарские поступки во имя Богини. Считалось грехом не накормить странствующего всадника, но приглашений ему никто не рассылал и все с облегчением вздыхали, когда он уходил своей дорогой. Каду рассмеялась, как и рассчитывал Льешо, но думать не перестала.
– Спаситель Фибии, – сказала она. – Так называет тебя отец. Мастер Якс советует ему не считать своих червей, а назвать их рыбами.
Льешо опустил голову. С того момента как переодетая крестьянкой жена правителя появилась в оружейной Жемчужного острова, его секреты стали принадлежать посторонним людям. Не всем, конечно.
– Возмездие, – заявил юноша, засунул нож обратно и уверенно посмотрел в ее любопытные глаза. – Никому не говори.
– Клянусь.
Она встала и так быстро ушла, что Льешо даже не заметил, в каком направлении. Вздохнув, он поплелся к домику новичков. К приходу юноши мир все же воцарился. Трое друзей ожидали его в тусклом свете печи.
– Мы разговаривали, – сообщил Бикси.
Льешо усмотрел, что под глазом Хмиши намечался синяк, все четче вырисовываясь с каждой минутой, а через бинты Бикси проступила кровь.
На Льинг не было внешних повреждений, но девушка смотрела на Хмиши решительным взглядом, гласившим, что она не собирается слушать несуразицу мужской половины их компании.
– Мы пришли к выводу, что ты единственное, что у нас есть общего, – сказала она не понравившимся Льешо тоном.
– Я не стану, – начал он, но тут в дверь просунула голову Каду.
Она юркнула внутрь с постельным бельем и маленьким узелком тряпья, издающим что-то вроде приглушенного звона колокольчиков.
– Кто это? – спросил Бикси. Льинг и Хмиши обменялись полными ужаса взглядами, будто их никто в комнате не видит.
– Я Каду, – представилась она, развязывая узел. Она вынула оттуда набор колокольчиков и повесила их на открытое окно. – Решила перебраться к вам.
Ветерок качнул связку, на что она одобрительно кивнула перед тем как расстелить свое белье на полу около двери.
– Предлагаю всем поспать. Утро будет тяжелым для малышей.
Она улыбнулась фибам, обнажив чуть ли не все зубы, но никто не шевельнулся. Они лишь взглянули на Льешо, который в ответ недовольно уставился на них.
– Я устал, – наконец сказал он и свалился на кровать, все больше злясь.
Он этого не просил, он этого не хотел, он не знал, почему с ним это происходит. Однако не собирался позволить подобным мыслям помешать ему заснуть. Он закрыл глаза с твердой решимостью. В итоге Льешо единственный остался бодрствовать, несмотря на желание отдохнуть. Угольки в печке давно превратились в серую золу, когда его тело послушалось командам мозга. Юноша заснул под умиротворенный перезвон колокольчиков, колышущихся от ветра в ночи.
Льешо спал неспокойно, преследуемый духами гарнов, чьи тени скользили по коридорам Дворца Солнца волосами, собранными в хвосты. Во сне юноша с окровавленными руками ходил по тем же комнатам в поисках воды. На каждом шагу он наталкивался на трупы знакомых или любимых людей: отца, мастера Дена, стражника Хри, братьев, – и вставал на колени, пытаясь отмыть пальцы, перепачканные их кровью; получался бесконечный ритуал. Льешо не знал, смывал ли он свои грехи или искупал вину как оставшийся в живых. Добравшись Восточных Врат, он увидел своих друзей: Льинг и Хмиши, Бикси и Каду. Все они были мертвы, раны подсыхали на суровом ветру. Супруга правителя склонилась над ними, в глазах ее горел страшный огонь.
Юноша издал стон и проснулся. Он оглядел товарищей, чтобы удостовериться, что они живы, и увидел их лежащих на своих кроватях в холодном утреннем свете.
– Ты выкрикивал что-то во сне, – сказала Каду. Маленький Братец нашел хозяйку и свернулся на ее руках, наблюдая за Льешо глубокими, темными, обвиняющими глазами.
Бикси проницательно смотрел на него:
– На каком это было языке?
– Не знаю, – ответил недовольно юноша. – Я ведь спал.
– Возвышенный фибский, – сообщила Льинг дрожащим голосом.
Хмиши к тому моменту уже пал на колени, касаясь лбом пола; тихие причитания срывались с его уст. Даже Каду поклонилась, а Бикси смотрел то на одного, то на другого с растущим гневом, всегда переполнявшим его от непонимания происходящего.
– Вы, должно быть, ошиблись, – возразил Льешо, однако фибы не подняли глаз.
Каду изогнула бровь, выражая недоверие. Юноша же говорил правду, насколько ему казалось.
Возвышенный фибский. Язык священников и закона. Язык его фибских богов и пророков. Никто не пользовался им в обычной речи, даже во дворце, хотя его друзьям вряд ли это известно. Льешо полностью забыл его за годы, проведенные на жемчужных плантациях. Льек, может, и продолжил бы обучать его на
