Должно быть, чувства ярко отразились на лице гостя, и гарн-ский принц сумел разглядеть их в сдвинутых бровях и напряженной складке рта, поскольку любопытство его сменилось растерянностью и смущением.
Похожее на извинение легкое пожатие плеч, казалось, еще больше смутило юношу. Льешо словно хотел предупредить, что ни певцы, ни рассказчики никогда не говорят всей правды. Смелость – всего лишь инстинктивный ответ на отчаяние. Некоторые убегают, а другие оборачиваются к преследователю и скалят зубы, пытаясь его отпугнуть. Без подобного опыта жизнь может сложиться гораздо удачнее.
Впрочем, Таючит вряд ли смог бы поверить подобному объяснению, ведь он вырос на историях и военных тренировках. Так же, как и когда-то сам Льешо, наследник бросился бы в бой с воинственным кличем легендарных героев.
Борту не отрываясь смотрела на короля пронзительными темными глазами. Она явно видела больше, чем просто молодое лицо. Понимает ли она мысли гостя? И если понимает, то как к ним относится? Но мать хана молчала, ничем не выдавая собственных чувств. Льешо воспринял непроницаемый взгляд как намек и тоже натянул маску непроницаемости и неумолимой торжественности.
Удивившись внезапной холодности юноши-короля, Таючит перевел взгляд с него на Маленького Братца, словно испугавшись, что в глазах собравшихся подобная компания может дурно его зарекомендовать. Каду тут же почувствовала неловкость и с поклоном взяла зверька из рук принца. Льешо мысленно поблагодарил девушку за дипломатичность – ведь ее действие переключило внимание общества с фибского короля и гарнского принца на симпатичное невинное существо.
– Ты пугаешь меня, священный король Фибии, – заявил Чимбай-хан.
Оказалось, что он совсем не отвлекся.
Среди придворных пробежал смешок, они решили, что хан шутит с чужестранцем. Одним лишь предостерегающим движением руки властитель заставил их замолчать.
– Они просто глупцы, – извинился он, словно обдумывая загадку стоящего перед ним мальчика-короля. – При первой нашей встрече я сказал, что ты ходишь рядом с чудесами. А теперь уже понимаю, что ты и сам принадлежишь к этим чудесам. Суди сам…
Хан поднялся, а госпожа Чауджин вытянула руку, чтобы привлечь внимание мужа.
– Могу я предложить юному гостю угощение, мой хан?
– Пожалуйста, жена, – разрешил властитель, – но только пусть наш шаман даст тебе совет относительно выбора деликатесов, походящих королю, совсем недавно пострадавшему от рук жестокого врага.
Слово «яд» ни разу не прозвучало, однако именно его имел в виду хан, предупреждая жену. Льешо спросил себя, какие явные и тайные интриги предшествовали подобному разъяснению, но ответить на вопрос не успел. Хан подошел к резному деревянному комоду, в котором могла храниться одежда или постельное белье, и указал на бронзовый бюст.
Отец! Льешо изо всех сил пытался сохранить внешнее спокойствие. Нельзя показывать своих чувств, нельзя выдавать себя.
– Откуда у вас это?
Ответ казался простым – налет на Кунгол. Несмотря на все душевные усилия, рука Льешо сама собой потянулась к кинжалу. Все-таки здесь враги.
В огромном шатре замерли все звуки, все движения. Телохранители обоих монархов затаили дыхание, опасаясь, что даже дуновение ветерка может вызвать то несчастье, которого так старались избежать их подопечные.
Ситуация сложилась критическая. В сердце Льешо ожили старые инстинкты, самого малого было вполне достаточно, чтобы игра закончилась трагедией. Казалось, хан кое-что понимает и старается стоять как можно спокойнее, чтобы ни одно неловкое движение не могло быть расценено как попытка атаки.
– Нет, это не твой отец, если он, конечно, не жил снова – через тысячи лет после того, как позировал для бюста. – Слова звучали так осторожно, как будто могли потревожить опасное раненое животное. – В нашем улусе, юный король, ты не найдешь добра, награбленного южанами во время нападения на Кунгол. Я говорю правду, хотя и не могу с уверенностью отвечать за те войны, которые вели наши народы в давние времена.
Но я не показывал тебе эту скульптуру вовсе не потому, что она напоминает твоего отца. Я никогда его не встречал, хотя, глядя на тебя, могу догадываться, как он выглядел. Это твое собственное лицо – то же суровое, сосредоточенное выражение, тот же пристальный взгляд. Даже наклон головы такой же. Вот посмотри сам.
Стараясь двигаться медленно и плавно, хан приподнял руку и показал на висящее неподалеку зеркало. Льешо же ухватился за это простое предложение как за жизненную нить, возможность совершить действие, которое не приведет к немедленному хаосу и трагедии. Когда-то его жизненными нитями были цепи, но сейчас он обернулся, доверяясь согретому отеческим чувством голосу. Из зеркала смотрело лицо, которое он ни за что не признал бы своим собственным. Когда он успел превратиться в этого человека? Кто из далеких предков пришел сюда из глубины веков, чтобы напомнить ему о давно ушедшем прошлом?
– Когда ты впервые пришел ко мне, я не заметил сходства, но теперь ты дорос до собственного прошлого. – Чимбай-хан словно вторил его собственным мыслям. – Не знаю, что это может означать и почему дороги привели тебя к моему шатру. Но твои глаза с молчаливым осуждением смотрели на народ Кубала на протяжении всей моей жизни, жизни моего отца и дальше – до самого первого из ханов. Так что, наверное, просто пришло время расплачиваться за те деяния, которые принесли это бронзовое изваяние в шатер моих далеких предков.
Спокойный, серьезный тон Чимбай-хана успокоил гнев короля, и Льешо постепенно ослабил мертвую хватку и выпустил из руки рукоятку кинжала.
– Много веков назад, когда фибские племена скакали по степям, в стране именем Богини правил король с твоим лицом и характером. Этот король, которого, как и тебя, звали Льешо, держал своих подданных твердой, но легкой рукой. Знаю, что подобное определение звучит как несоответствие, однако легенды
