– Разве госпожа Чауджин не знала? О Мергене и Секхул?
– О Мергене и Секхул нечего знать, – сухо произнес принц Тай.
Собаки гонялись за кроликами в густой траве, а Таючит наблюдал за ними, пока Льешо обдумывал его слова.
Отношения с Секхул означали бы политический союз с кланом Есугея. Однако…
Юноша внезапно подумал – а сколько еще могло быть у Мергена таких «одеяльных» сыновей и дочерей по всему улусу? Какие политические узы якобы не привязывали эти отношения к хану?..
Тай лишь поднял бровь, заметив, как прояснилось лицо Льешо, и закончил свое полное недомолвок объяснение:
– Тинглут-хан прислал дочь весной. С самого начала Кубал понравился ей не больше, чем наши собаки. Чимбай-хан не доверял ей, а мысли Мергена нелегко разгадать даже близким родственникам.
Так. Госпожа Чауджин не теряла времени даром и тут же свела в могилу мать Тая, соперницу по дворцовому шатру… Значит, она хорошо понимала политическую подоплеку своего брака. Потом, наверное, долго гадала, почему хан не дал Мергену жены, и пришла к единственно правдоподобному выводу…
Борту, однако, подсказала ответ, когда славила своего живого сына – мудрейшего, как она сказала. Чимбай скорее всего тоже знал острый ум брата. Используя тайные связи Мергена в улусе, покойный хан следил, чтобы у него не появился сначала законный наследник, а потом и мысль закрепить династию за собой. Братья действительно были привязаны друг к другу, но в предосторожности Чимбай-хана госпожа Чауджин увидела слабость, решила, что он позволил брату пренебречь семейными обязательствами в угоду сердечному влечению. Она просто мало разбиралась в дворцовой политике.
Однако скрытое обвинение госпожи Чауджин в любом случае имело смысл, пусть даже она и не подозревала об этом. Чимбай-хан любил брата, но боялся его амбиций до такой степени, что не позволил ни жениться, ни объявить наследника. Будучи ханом, он отослал анда Мергена на опасное задание, что свело на нет все политические маневры Очигина. Теперь сам Чимбай-хан умер, а его брат, ничего крамольного не замышлявший, взошел на помост дворцового шатра. Сын Чимбая стал наследником Мергена, а не ханом, но надолго ли? Его дядя теперь волен жениться или объявить наследником одного из своих внебрачных сыновей. Отречется ли тогда он от принца Таючита – или просто прикажет избавиться от человека, угрожающего его правлению?
Все, чего боялся Чимбай, похоже, случилось.
Эти мысли не давали Льешо уснуть, пока Великая Луна взбиралась по небосклону. Болгай, конечно же, знал ответы на трудные вопросы, но вряд ли стал бы делиться с чужаком. Мастер Ден тоже мог кое-что объяснить, но для гарнского народа мошенник богом не являлся. И вообще, судя по его представлениям об идеальной паре для императора Шу, вряд ли Чи-Чу разбирался в порывах королевского сердца. Однако сам Шу, пожилой смертный, разбирался в политике дворца и спальни. Ему это положено знать – как императору и человеческому любовнику смертной богини войны.
Льешо почувствовал, что начинает проваливаться в мир грез. Он учился действовать во сне и до шамана. Ташек показал ему, как путешествовать по сновидениям – подобное гораздо приятнее делать в призрачном свете Великой Луны Лан.
Принц едва успел подумать об этом, как глаза его закрылись, руки и ноги налились тяжестью.
Сон привел его во дворец правителя, в Дарнэг. Льешо огляделся, однако никого не увидел. Внезапно юноша почувствовал опасность: он уже приготовился к нападению, когда рядом сверкнуло серебро. Свин, черный, как сама ночь, за исключением серебряных цепей, опутавших его тело, восседал на кресле с таким видом, будто ждал Льешо.
– Почему ты не в постели? – спросил джинн. – Завтра трудный день, тебе надо поспать.
– День ожидания, – проворчал Льешо.
Он расслабился, как только узнал своего проводника в мире сновидений, но после внезапного приступа страха ответил на издевку довольно резко:
– Мерген-хан отказался от соглашений, которые мы заключили с его братом. Он хочет подумать, прежде чем решить, помогать нам или нет, но в любом случае и слушать ничего не станет, пока не закончит с пленниками, которых взял в сражении с Цу-таном. Мерген до сих пор злится, что Льинг убила охотника на ведьм и не дала его допросить.
Свин махнул воображаемой метлой.
– Хозяин Цу-тана позаботился бы о смерти своего миньона раньше, зато ты не спас бы Льинг и брата.
Цу-тан, что называется, сорвался с цепи; он сошел с ума, он метался, как крыса в ловушке: с одной стороны ему грозил хозяин, с другой – вражеские войска. Даже Марко к тому времени не контролировал убийственные инстинкты своего лакея. Льешо ни капли не жалел о поступке Льинг, но Мерген подозревал, что они просто убрали основного свидетеля, чтобы скрыть что-то от гарнских союзников.
Принцу оставалось только сидеть сложа руки, пока брат Чимбай-хана что-то решал.
– Так что мы все ждем, – закончил Льешо.
С многообещающей ухмылкой джинн поднял свои поросячьи брови:
– Спрашивай, молодой король.
– Вот еще, – улыбнулся Льешо их старинной шутке. – Так легко меня не проведешь, старина джинн.
Джинн может делать что угодно с человеком, чье желание выполнил. Принц не думал, что Свин захлопнет ловушку, даже если он туда угодит. Они оба служили Великой Богине, и джинн никогда не стал бы рисковать местом в ее саду. Для них это было делом чести, борьбой равноценных умов. Льешо предпочел понять шутку и остаться со своим проводником в дружеских отношениях.
Он склонил голову набок и сделал первый ход: