поднимавшийся над землей. Это было похоже на громадную простыню, подвешенную над поверхностью земли, на простыню или на снежное поле. Я различала лодки и парусники. Они парили или, вернее, возвышались на пелене тумана. Воздушная глубь сияла ласковой белизной. На всем лежала печать непорочности и какого-то волшебства, отчего окружающие предметы делались как будто ближе и не таили в себе никакой опасности. Но казались при этом расплывчатыми, неясными. А может, мои глаза плохо приспосабливались к внешнему миру. Сны, должно быть, черпали свои образы в этом белесом покрове, прорезанном голубыми лучами.
Стояла осень. На мне была мужская джеллаба из толстой жесткой шерсти. Волосы я повязала красивым ярким платком. Я подкрасила губы и подвела глаза. Взглянула на себя в зеркальце. На лицо мое медленно возвращались краски. Оно светилось изнутри. Я чувствовала себя счастливой, ощущая удивительную легкость. В джеллабе, которая вполне подошла бы водителю грузовика, я выглядела смешно и нелепо. Не очнувшиеся хорошенько от сна пассажиры бросали на меня обеспокоенные взгляды. Я отвечала им улыбкой. Они опускали глаза. Мужчины у нас не выносят, когда на них смотрят женщины. Сами-то они любят смотреть и разглядывать, но всегда исподтишка.
Автобусный вокзал находился в этом городе у самого моря. Достаточно было перешагнуть через низенькую ограду, чтобы очутиться на песке. Я медленно шла вдоль пустынного пляжа. Двигалась в тумане. Дальше нескольких метров я ничего не видела. А когда оглянулась, мне почудилось, что со всех сторон меня плотным кольцом окружает туман, будто кто-то набросил белое покрывало, отгородившее меня от остального мира. Я была совсем одна, в замкнутом пространстве того счастливого одиночества, которое обычно предшествует великому событию. Я сняла бабуши. Песок оказался влажным. Я ощутила, как прилетевший издалека легкий, свежий ветерок подталкивает меня. И отдалась на его волю, словно листок, готовый лететь куда угодно. Внезапно яркий, почти невыносимый свет упал с небес. Это было так неожиданно, что мне привиделся висящий в воздухе шар, источник этого света. Свет разогнал туман. Я почувствовала себя обнаженной. Ничто уже не окутывало меня и не защищало. Прямо, напротив, у самого горизонта, приблизившегося чудесным образом, появился сиявший белизной дом. Он стоял на утесе. Взбираясь по камням, я добралась до вершины. Предо мной расстилалось море. Позади меня — пески. Дом оказался не заперт. Двери в нем почему-то не было.
Внутри — одна-единственная необычайно просторная комната. И никакой мебели. Пол был застелен потертыми циновками. Подвесные керосиновые лампы слабо освещали помещение. В одном углу — мужчины. Некоторые из них спали, остальные молча молились. В другом углу — женщины и дети. Но молилась одна лишь старая дама. Я подошла к ней и внимательно пригляделась. Поглощенная своими молитвами, она меня не заметила. Я села возле нее. Сделала вид, что молюсь, но выдала себя неверным движением. Это привлекло ее внимание. Она была удивительно похожа на Сидящую. Не такая тучная, но с теми же повадками, даже садилась так же, как она. Я перестала молиться и с беспокойством уставилась на нее. Пальцы ее перебирали четки, губы едва шевелились. Взгляды наши встретились, затем через какое-то время она наклонилась ко мне и сказала, по-прежнему перебирая четки:
— Вот и ты — наконец-то!
Это и в самом деле была она! Сидящая! Голос ее ничуть не изменился. На лице прибавилось несколько морщин, зато оно посветлело, стало более человечным.
Невольно отпрянув, я сказала не раздумывая:
— Да, это я!
Я чувствовала себя во власти какого-то волшебства. Собиралась сказать еще что-то, но она схватила меня за руку.
— Говори тише, не то разбудишь Святого!
Все прояснилось в моем сознании. Я поняла, что между жизнью и смертью лежит тонкий слой тумана или мрака, что ложь плетет свои сети между реальной действительностью и ее видимостью, а время — это всего лишь иллюзия, отражение наших тревог.
Святой проснулся позже всех. Он появился в дверях, расположенных в самой глубине. Одет он был во все белое, лицо закрыто, да еще темные очки. Мужчины и женщины с почтением бросились целовать ему руку. Иногда какой - нибудь мужчина задерживался возле него, должно быть, поверял ему на ухо какой-то секрет. Святой качал головой, затем успокаивал его, словно благославляя.
Я тоже поднялась и встала в очередь вместе с женщинами. Потом, передумав, присоединилась к мужчинам. В своей джеллабе я могла сойти и за мужчину тоже. Представ перед Святым, я опустилась на колени, взяла протянутую руку и, вместо того чтобы поцеловать ее, стала лизать, обсасывая каждый палец. Святой попытался было отнять свою руку, но я крепко держала ее. Мужчина заволновался. Я встала и шепнула ему:
— Давно уже ни один мужчина не гладил моего лица… Ну-ка, поглядите на меня своими пальцами, тихонько, вот так, ладонью вашей руки.
Он наклонился ко мне и сказал:
— Вот и вы — наконец-то!
Примечания
1
Плащ из плотной шерстяной материи с капюшоном (примеч. пер.).
2
Смесь табака и гашиша (примеч. пер.).
3
Длинное одеяние в странах Северной Африки (примеч. пер.).
4
Синие люди — так называют туарегов, представителей берберского народа, живущих в южных районах Северной Африки; мужчины там носят синее покрывало, которым закрывают лицо (примеч. пер.).
5
Абу-ль-Ала аль-Маарри (973-1057 или 1058) — арабский поэт и мыслитель. Автор сборника философско-гуманистических стихов «Обязательность необязательного», трактатов «Послание о прощении» и «Послание об ангелах» (примеч. пер.).
