Барбара Бенедикт
До конца своих дней
Часть Первая
Глава 1
Еще чуть-чуть.
В ноздри Гиневры Элизабет Маклауд ударил запах морской воды, и она впервые за много дней улыбнулась. Еще несколько шагов вверх, и она будет на палубе. Подняться по крутым трапам наверх из своей дешевой каюты прямо над трюмом, да еще с саквояжем в руках было нелегко, но после пяти лет жизни в Бостоне и нескольких недель на пароходе Гинни твердо решила не пропустить минуты, когда они войдут в устье Миссисипи и на горизонте покажется Новый Орлеан.
Она уже почти дома.
При мысли о возвращении в отцовский дом у нее радостно замирало сердце, и она дала себе твердый зарок больше никогда оттуда не уезжать. Чего бы это ей ни стоило, даже если придется собрать все свое упрямство и непокорность или даже закатить сцену, которые так сердили маму, Гинни все равно докажет им, что Розленд не просто ее дом. Это ее мечта, ее Камелот[1], где она собирается остаться навсегда.
Полная радостного предвкушения, она полной грудью вдохнула воздух и ступила на палубу. Но берега не было видно – его заволокло густым влажным туманом. Кое-где туман завихрился, прохладный утренний бриз, видимо, пытался его разогнать, но это у него не получалось. Зато он сумел сдуть набок шляпку Гинни и разлохматить ее старательно причесанные кудри.
Она огорченно поставила на палубу саквояж и принялась приводить волосы в порядок. Она потратила на них столько времени, чтобы сойти с корабля в самом лучшем виде! Неизвестно, кто придет ее встречать, но Гинни надеялась, больше того, молила Бога, чтобы папа прислал Ланса.
При мысли о красавце соседе у нее забилось сердце. Ланс и Розленд в ее воспоминаниях были неразделимы. Ей казалось, что Ланс был в ее жизни всегда – сначала как прелестный мальчик, ее рыцарь и защитник, потом как красавец – юноша, поклявшийся ей в вечной любви.
Гинни наклонилась, чтобы поднять саквояж. На губах ее играла полуулыбка. Какие это были счастливые дни! Она с Лансом и другими детьми окрестных плантаторов тогда играли в двор короля Артура. Это был их особый мир. Белокурая Гинни, естественно, была королевой Гиневрой. Другие роли она распределяла сама в зависимости от настроения, но Ланс всегда был сэром Ланцелотом, знаменитым рыцарем Круглого стола. Когда надо было выиграть битву, убить дракона или победить недруга, ей было достаточно только взглянуть на своего верного рыцаря.
Остался ли Ланс ей верен? Гинни подошла к парапету. Столько всего случилось за эти пять лет, столько всего изменилось – может быть, она и его потеряла? Столько сомнений, столько вопросов, на которые она не знает ответа... Если бы волшебник Мерлин[2] приоткрыл завесу над ее будущим! Пока оно скрыто в таком же густом тумане, как тот, что лежит над морем.
Гинни стояла у парапета, плохо себе представляя, сколько еще осталось до берега. В тумане вдруг возникла призрачная тень стройной мачты, но так быстро исчезла, что, может быть, она просто привиделась Гинни. Все звуки были не похожи на обычные – даже крик чайки и плеск воды о борт корабля. Запахи тоже казались незнакомыми. Ей представилось – у Гинни было богатое воображение, – что она пляшет одна в лодке по воле волн и сейчас приближается к какому-то незнакомому, чужому берегу.
Я в доброй старой Англии, с улыбкой подумала она, вспомнив, как они, бывало, утром играли в таком же тумане, воображая, что в нем скрывается замок короля Артура. Заколдованная страна, страна, где осуществляются мечты, – так они называли свое воображаемое королевство. В те далекие годы Гинни стоило только закрыть глаза, и она оказывалась в этом волшебном мире.
– Лодка, отвези меня в Камелот, – прошептала она.
И вдруг как по мановению волшебной палочки Мерлина налетел порыв ветра и вихрем закружился вокруг нее. Гинни схватилась за шляпку. В облаках на секунду проглянуло солнце, проступила линия побережья, и наконец она увидела вдали поднимающийся из тумана город.
Унесенная мечтами в сказочный мир, Гинни вообразила, что перед ней предстанет средневековый английский город с башнями и крепостными стенами, и реальность разочаровала ее. Нет, это был не Камелот. Это был европейского облика город с красивыми зданиями и решетками из узорного чугуна. И тут Гинни поняла, как она соскучилась по Новому Орлеану. На авеню Святого Карла она впервые была представлена на балу, на Кенел-стрит они пели и танцевали во время карнавала Марди-Грас, а под дубами в Сити-парке ей сделали первое в ее жизни предложение.
Гинни вспомнила тот счастливый день, и у нее кольнуло на сердце. Как радостно она бежала домой рассказать родителям эту замечательную новость, ни на минуту не предполагая, что они воспрепятствуют осуществлению ее сокровенной мечты. Она же была их драгоценным ребенком, и ей никогда ни в чем не было отказа.
Но они не согласились на ее брак с Лансом, и через несколько часов волшебная сказка превратилась в кошмар. Как могло случиться, что все ее надежды и мечты кончились таким горем?
Гинни вдруг осознала, что мертвой хваткой держится за перила, и выпустила их, чтобы пригладить дорожное платье. Ничего, решительно сказала она себе. Что было, то прошло. Лучше все это забыть.
– А, вот ты где, Принцесса!
Гинни отнюдь не обрадовалась, услышав громкий голос Элеоноры Тиббс, своей соседки по каюте, которую она не предполагала с кем-нибудь делить. Высокая грузная женщина с седыми волосами и одетая тоже во все серое, Элеонора была похожа на дредноут, прокладывающий путь среди людских волн по направлению к Гинни. Девушка торопливо посмотрела направо и налево – нельзя ли сбежать?
– Подожди! – гаркнула миссис Тиббс, хватая ее за руку. – Нам надо выяснить отношения. По-моему, ты все еще на нас дуешься, Принцесса.
Гинни ненавидела это прозвище, которое благодаря миссис Тиббс прилипло к ней на пароходе.
Теперь с большим запозданием Гинни поняла, что в тот первый день, когда пароход вышел в рейс, ей не следовало требовать свежее постельное белье, но она была в шоке, увидев, какую маленькую ей отвели каюту. Она провела детство на плантации отца, а последние пять лет жила в особняке тети Агаты на Бикон-Хилл в Бостоне и привыкла пользоваться всеми благами жизни. Откуда ей было знать, что на пароходе никогда не меняют белье и что свежее белье, как и свежая еда, считается на нем неслыханной роскошью.
Возможно, она тогда слишком уж расшумелась, но кто бы на ее месте не поднял шум? Она привыкла, что ей полагаются определенные удобства, а на этом пароходе их и в помине не было. Так что нечего было капитану и всей команде насмехаться над ее требованиями, а пассажирам прозывать ее «Принцессой».
– Меня зовут Гиневра Элизабет, – в сотый раз сказала она миссис Тиббс. – И, пожалуйста, дайте мне спокойно полюбоваться Новым Орлеаном.
– Много ты в этом тумане увидишь! И у меня к тебе разговор на две минуты. Надо же нам договориться о Лиле Сэмпсон.
Гинни сердито вспыхнула. Тетя Агата наняла робкую Лилу Сэмпсон в Бостоне ей в горничные, но миссис Тиббс с самого начала стала пользоваться ее услугами. В течение всего плавания Гинни приходилось без конца напоминать своей соседке по каюте, что Лила – ее горничная, однако этим утром миссис Тиббс заявила, что Лила после высадки на берег поступит в услужение к ней, Элеоноре Тиббс.
– Не вижу, о чем тут договариваться, – проговорила Гинни, стараясь не выдать обиды. Ее не очень удивила бесцеремонность миссис Тиббс, но измена Лилы ранила ее до глубины души. Что же это ее все покидают?
– Как будто ты не сможешь найти себе другую горничную, – продолжала миссис Тиббс, притворившись, что не слышала слов Гинни. – И я могу тебе в этом помочь. Я вовсе не хочу оставлять тебя одну, когда тебя и так ждут тяжелые испытания.
– Честное слово, миссис Тиббс, я не могу понять, почему вы упорно твердите о каких-то испытаниях. Я
