– Ребята!
Ответа не было. В доме тоже никого не было. Пропустить обед – это на них не похоже.
Обеспокоенный всерьез, он сошел с крыльца и пошел за дом, бормоча: «Куда они все подевались?» Завернув за угол, он натолкнулся на Гинни.
Ахнув, она отшатнулась, словно ей было невыносимо само прикосновение к нему. Он вполне мог это понять – в конце концов, он ее связал и привез сюда силой. Но все же ее реакция его задела.
Еще больше его задело, что она вся дрожала и что ее лицо залила краска. В чем дело? Ей так противно видеть его в рабочей одежде? Да пусть посмотрит на себя, волосы спутаны, а голубое платье Жаннет насквозь промокло. Она что, не знает, что, когда мокрая ткань облегает ее формы...
– Что еще у вас тут случилось? – спросил он, пресекая мысли о ее формах.
– Только не вздумайте опять назвать меня мокрой крысой! – вызывающе бросила она.
Значит, его сравнение ее обидело? А он-то думал, что она не обращает внимания на его слова.
Странным образом, она ему нравилась больше, когда забывала о том, что она леди. Мокрая и всклокоченная, она казалась привлекательнее и, во всяком случае, доступнее.
Напомнив себе, что у него есть дела поважнее, он оторвал глаза от соблазнительной фигуры, вырисовывавшейся под мокрым платьем.
– Где дети? – спросил он резким тоном, хотя собирался обращаться с нею помягче. – И что делает на дне протоки посуда?
– Посуда? Это я ее туда бросила.
Заметив, что он недоуменно нахмурился, она объяснила:
– Не осталось ни одной чистой тарелки, а мальчики отказывались мыть посуду. Вот я и решила принять меры. По крайней мере вся эта грязь больше не загромождает кухню.
– А вам не пришло в голову самой вымыть посуду? Она была явно поражена.
– Но я... не умею.
Ну конечно, откуда ей уметь! Да ей и в голову не придет научиться. Такая работа не для властной мисс Маклауд. Раф все больше раскаивался, что привез к себе домой эту избалованную женщину.
– Послушайте, мистер Латур, что вы так на меня смотрите? Велика важность посуда!
– На этой посуде были остатки пищи, и их запах привлечет птиц, а вслед за ними появятся аллигаторы. Я провел много часов с винтовкой, чтобы отучить этих тварей являться к нам в гости. Так что уж извините, но ваш фокус с посудой меня несколько обескуражил.
– Аллигаторы? – спросила Гинни, оглядываясь через плечо и заметно бледнея. – Здесь?
– Это, между прочим, дельта, а в ней водятся аллигаторы.
– Ой... я и не думала... – Она дрожала – не то от страха, не то от того, что была в мокром платье, в котором четко вырисовывались все ее округлости.
– Это ваша обычная проблема, моя прекрасная дама, – рявкнул Раф, разозленный не поддающимся контролю поведением своего тела. – Вы никогда не думаете. Вернее, думаете только о себе, а до другого вам нет дела.
– Это неправда! Дети...
– Так где же дети? Гинни заметно смутилась.
– Они... эээ... убежали в болото. У нас возник конфликт...
– Опять из-за этого вашего медальона?
– Нет. Из-за того, какое пробуждение они мне организовали сегодня утром.
– Ну и что они такого сделали? Не подали вам завтрак в постель?
– Они... – Гинни осеклась. Она же говорила Кристоферу, что не будет ябедничать. – Скажем, они поступили не очень хорошо.
На этом месте у не выспавшегося и уставшего после долгого трудного утра Рафа лопнуло терпение.
– Эти мальчики привыкли вставать вместе с солнцем, и им, наверно, трудно понять, как можно спать до полудня. А также как можно закатить такую истерику из-за посуды.
– До полудня? – негодующе проговорила Гинни. – Истерику?
– Это вам не Камелот, леди Гиневра, и вы больше не королева. Никто не собирается вас обслуживать. Мы вместе делаем все необходимые дела по дому.
– Я...
– Неужели так трудно обращаться с детьми по-хорошему? Неужели надо довести их до того, чтобы они сбежали из дома?
– Да как у вас хватает наглости! Как вы смеете так со мной разговаривать? Вы понятия не имеете, что здесь происходит. – Гинни подошла к нему и ткнула его пальцем в грудь. – Да ваши собственные дети говорят, что вы дьявол. Вам это известно?
Он был ошеломлен.
– Дьявол?
– Они сказали, что мать назвала их именами святых, чтобы защитить их от вас. Они вас так боятся, что не смеют вам рассказывать о том, что тут делается. И неудивительно, если вспомнить, как вы с ними обращаетесь.
– Я сроду не тронул ни одного из них пальцем. Глаза Гинни сверкнули голубым пламенем.
– Не обязательно бить детей! Достаточно бросить их на произвол судьбы. И как вам не стыдно бросать их здесь одних, заставлять самим готовить, убирать дом и вообще заботиться о себе, пока вы где-то там забавляетесь?
– Забавляюсь?
– Да. А тем временем с Джуди происходит Бог знает что. Да какой вы отец, если даже не знаете, что ваш родной сын вовсе не мальчик, а девочка!
Раф схватил ее за руку. – Что вы несете?
– Она от всех это скрывала. Я бы тоже не узнала, если бы не решила, что надо отмыть с детей грязь. А Джуди оказалась под рукой. Она сопротивлялась изо всех сил, но я все-таки затолкала ее в лохань.
Раф потерял дар речи. Как это, Джуд, их Джуд – вовсе не мальчик, а девочка, Джуди? Но если вдуматься, он мог бы об этом догадаться. Она всегда командовала всеми, а маленьким была вроде матери. И эти частые смены настроения! Да, Джуди – типичная женщина.
Тогда почему же Жаннет или сама Джуди не сказали ему правду?
– И не смейте обвинять меня в том, что я плохо обращаюсь с вашими детьми, – продолжала Гинни, – Надо было совершить что-то ужасное, чтобы ваша жена скрыла от вас факт рождения дочери.
Раф вынужден был защищаться:
– У меня никогда не было жены, и Джуди вовсе не моя дочь.
Уперев руки в бока, Гинни бросила на него презрительный взгляд.
– Какая прелесть! Мало того, что вы не заботитесь об этих бедных детях, вы еще и отрицаете, что они ваши! – Ничего я не отрицаю. Это дети моей сестры. Я даже не знал об их существовании до прошлого года, когда после долгого отсутствия вернулся домой. Но к тому времени Жаннет уже умерла.
– Да? А я думала...
– Что вы думали, мне ясно. – Раф не хотел показывать, как его расстроили ее обвинения. – Может, я и дьявол, но, уверяю вас, я никогда не обижал своих племянников. И племянницу.
– Дайте же мне договорить! Я извиняюсь за то, что неправильно все истолковала. Могу только сказать в свое оправдание, что они очень на вас похожи. Мне же никто не объяснил, что вы им не отец.
– А вы спросили? Вы вообще хоть о чем-нибудь разговаривали с детьми?
– Когда это у меня было время с ними разговаривать? Утром, когда я просыпаюсь, их уже нет, и они возвращаются только после того, как я лягу спать. Им дела нет до того, что я буду есть и как защищаться от змей, заползающих в вашу лачугу.
– Это не лачуга. Это дом.
Гинни дернула головой: не все ли равно, как ее назвать?
– И что в этом удивительного – они только следуют примеру своего дядюшки. С чего это они будут рассказывать мне про себя или заботиться о моих нуждах, когда они видят, что вы меня полностью игнорируете, что вы не доводите со мной до конца ни одного разговора, а просто без всяких объяснений
