гудки, и понимает, что меня опять нет дома, что я опять где-то далеко, что я работаю, и в конце концов ей становится все равно — а может быть, даже немножечко больно, — и она решает никогда больше мне не звонить и уходит куда-то в тундру с бородатым геологом с гитарой за плечами… а может, и не с гитарой, а с киркой или теодолитом, и они идут, обнявшись, потихоньку растворяясь в голубом просторе, а я сижу у себя в лоджии, смотрю на вечернее небо и размышляю о возвышенном…
— Ладно, — сказал я телефону. — Живи пока.
Я открыл холодильник и достал бутылку «Пепси-колы». Насчет «Туборга» я Косталевичу не соврал, но то была последняя банка, завалявшаяся у меня еще с дня рождения, и допил я ее как раз перед Сашкиным звонком. С бутылкой я вернулся в лоджию, сбил пробку о металлическое ограждение и уселся в кресло- качалку.
Был душный июньский вечер, и было приятно сидеть на свежем воздухе, потягивая ледяную пепси- колу, и слушать, как шуршат тяжелые кроны деревьев где-то внизу. Я рассчитывал посидеть так еще с полчасика, а потом приняться, наконец, за Хэммета — «Кровавая жатва», для которой я уже месяц не мог выкроить время, ждала меня на журнальном столике.
Зазвонил телефон.
«Если это не Наташа, — подумал я, — я его отключу». Поставил бутылку под кресло и решительно шагнул в кухню.
Это была не Наташа. Это был мой бывший однокурсник Димка Лопухин (не звонил мне уже года два).
— Привет, — сказал он. — Не узнал, наверное?
— Отчего же, — любезно ответствовал я. — Дмитрий Дмитриевич Лопухин, краса и гордость группы ДМ-1.
— Потрясающе,— засмеялся Дмитрий Дмитриевич. — Как твоя мужественная жизнь?
— Регулярно, — сообщил я. Я не люблю этих обязательных формальностей. Может быть, поэтому большинство моих бывших однокашников считали меня человеком несветским.
— Рад за тебя, — сказала гордость группы. — Ты знаешь, у меня к тебе дело…
— Э, нет, Димочка, — я старался выдерживать все тот же любезный тон. — Никаких дел до сентября. Это принципиально.— Тут меня осенило, и я начал быстренько прикидывать, какое же дело может быть ко мне у Д.Д. Лопухина, человека, насколько я помнил, глубоко благополучного и, в отличие от меня, пошедшего по стезе большой науки.
— Это не совсем обычное дело, — замялся ДД. — Но очень спешное и, по-моему, чертовски интересное… Кстати говоря, Ким, ты по-прежнему интересуешься своими доколумбовыми индейцами?
— А что, есть связь? — автоматически спросил я.
— Есть, — коротко ответил он и замолчал.
Я мысленно закряхтел и зачесал в затылке. Д.Д. Лопухин заинтриговал, а уж упоминание об индейцах и вовсе походило на запрещенный прием — если у меня и остались какие-нибудь склонности к научным штудиям со времен Университета, то лишь в этой области. Причем здесь я опускался до оголтелого фанатства, и ДД это, кажется, знал.
— Хорошо, — сказал я. — Я с удовольствием тебя выслушаю…
Тут я замялся, потому что стал соображать, в какой же день можно безболезненно уделить часок старому однокурснику, но он опередил меня.
— Если ты не возражаешь, я подъеду к тебе сейчас. Это удобно? — быстро спросил он и повторил: — Дело очень срочное.
Мой Хэммет накрылся медным тазом, понял я. И сказал:
— Ты помнишь адрес?
— Да, — обрадовался Лопухин. — Я подъеду через час, хорошо?
— О'кей, — обреченно отозвался я и повесил трубку.
Несмотря на внешнюю хамоватость, развившуюся у меня за последнюю пару лет вращения в псевдоделовых кругах, я очень мягкий и подверженный чужому влиянию человек. Тряпка, одним словом. Дюдя, как ласково называла меня одна подруга из порта Находка. Я могу отшить навязчивого Косталевича, но объяснить интеллигентному Д.Д. Лопухину, почему я не хотел бы с ним сегодня встречаться (да что там с ним — вообще ни с кем, кроме Наташи), я не в состоянии. Врать про неотложные дела я не хочу — не люблю вообще обманывать людей, а уж по таким мелочам — тем более. Объяснять про Хэммета смешно, ДД подобной литературы не признает, мне он почему-то запомнился задумчиво сидящим на самой верхотуре аудитории номер 6 с изящно потертым томиком «Au recherches du temps perdu» Пруста. И потом, было все же интересно, какие дела могут быть у меня с такими людьми, как Д.Д. Лопухин.
Он приехал ровно через час. Я наблюдал из лоджии, как он аккуратно паркует свою элегантную серую «девятку» у детского городка, вылезает, хлопнув дверцей, тощий, похожий на журавля в очках, и движется к подъезду. Поскольку мне редко доводилось рассматривать его сверху, я удивился, заметив на голове ДД небольшую плешь. Все-таки лысеть в неполные двадцать семь –это пижонство.
До моего восьмого этажа он добирался минут десять. Как это обычно бывает у нас в доме, не работал ни один лифт, и бедняге ДД, не привыкшему, вероятно, к физическим нагрузкам, пришлось туго. Когда я открыл ему дверь, он стоически улыбался, но мой опытный глаз без труда углядел невытертые капельки пота на мастерски подбритых висках.
Мы пожали друг другу руки и обменялись парой банальных фраз о происшедших с нами за последние два года изменениях. Я не удержался и брякнул что-то вроде «а ты, брат, лысеешь». Это вызвало у ДД некоторое удивление, что, принимая во внимание довольно существенную разницу в росте (180 см у меня и 197 у него) было вполне нормальной реакцией. Он пробормотал какую-то несуразицу о кислотных дождях и радиационном фоне, а я подумал, что это, наверное. мозги лезут наружу от усиленного умственного труда, но вслух, к счастью, не произнес.
— Великолепно! — воскликнул ДД, когда мы прошли в комнату. Собственно, он был у меня только на новоселье и видел лишь голые стены да подушки на полу вместо стульев. — Сколько воздуха! Простор! Ты по-прежнему один живешь?
Я кивнул. За те два года, что я здесь живу, у меня еще ни разу не возникало желания поселить в моей уютной квартирке кого-либо еще. За исключением Наташи — ну, да это и не исключение вовсе, тем более, что селиться здесь не хотела она.
— Компьютер? — удивился ДД, проходя в дальний конец комнаты, где стоял мой рабочий стол. — Э- э… какой модели?
Только дурак бы не понял, что он собирался спросить, зачем мне вообще компьютер, но вовремя спохватился. Я подыграл ему и сделал вид, что я и есть тот самый дурак.
— 386 IBM. Очень неплохая машинка.
Вопросов по компьютеру больше не последовало. ДД повернулся к стеллажам и некоторое время рыскал взглядом по книжным корешкам, надеясь что-то отыскать. В конце концов он нашел искомое, и лицо его приобрело довольно глуповатый вид (а может, это мне от зависти показалось: я всегда комплексовал, сравнивая наши с ним интеллектуальные весовые категории).
— Да, вот, — сказал он удовлетворенно. — Инки.
У меня там, действительно, была целая полка с книгами по доколумбовым цивилизациям Америки, и на этой полке действительно немало книг по инкам. Взгляд ДД был столь плотояден, что я на всякий случай сказал:
— Не продается.
— Неплохая подборочка, а? — спросил он лукаво. Я кивнул, глядя на него с легким недоумением. Тут он повернулся ко мне и с ловкостью провинциального фокусника извлек из кармана пиджака твердую фотографическую карточку.
— Ты можешь определить, что это такое?
Логической связи в его словах я не заметил, но это было неважно. Чертовски приятно, когда с таким вопросом к тебе обращается гордость нашей науки, действительный член Союза Молодых Историков (даже, кажется, секретарь), кандидат исторических наук (и, наверное, в близком будущем доктор), специалист по истории древнего мира, бывший лучший студент курса Д.Д. Лопухин.
Я взял фотографию и сказал:
