– И кто он?
– Да так. Аспирант истфака МГУ, собирает тусовки у себя иногда.
– И все?
– А что вы хотите знать? Я лично про него ничего не знаю. Так себе человечек. Много о себе думает.
– Похоже, вы его не очень-то жалуете?
– А что мне его жаловать? Он мне не друг, не брат, не сват.
Пустые глаза майора встретились с Костиными, и Косте стоило больших усилий выдержать встречу с этой зияющей пустотой.
– А Гремлин? – попробовал он зайти с другого края.
– А что Гремлин? Ну, имеется и такой зверь в нашем зоопарке. Он и есть убийца Оганесяна. Плюс- минус.
– Плюс или минус? – раздраженно переспросил Костя.
Майор рассмеялся, поняв, что присказка его в данном случае оказалось не совсем к месту.
– Плюс, плюс, – сказал он. – Без минусов.
– Откуда такая уверенность?
– А что вас смущает? Да тут к гадалке не ходи. На весь район он и его кореша – основные головорезы. Они, собственно, это и не скрывают. Думаю, дай им волю – любого нерусского с полпинка на перо поставят.
– А что ж вы его не возьмете? – язвительно усмехнулся Костя.
– А то вы сами не знаете. Там же нет ни одного свидетеля. Точнее, куча, только все в пользу Гремлина.
– Причем все свидетели говорят одно и то же, как под копирку.
– И что? – пожал плечами Хлыстов и потер заслезившийся от дыма правый глаз. Косте показалось, что он не потер, а протер глаз, как протирают помутневшие окулярные стекла.
– Как это «что»? – удивился Костя, чувствуя, что еще немного и сойдет с ума от здешней логики.
– Да разве вашу контору когда-то смущало отсутствие свидетелей?
Хлыстов засмеялся, правда на этот раз как-то не очень уверенно – видимо, не хотел задевать «контору».
– Значит, вы понимаете, что показания – липа, неправда?
«Какого хрена я пытаюсь припереть его к стенке? – начал злиться про себя Костя. – У него ж по тузу в каждом рукаве».
Слово «неправда» вызвало у Хлыстова очередной приступ смеха.
– Неправда! Ха-ха! А говорить, что русский народ – самый интернациональный в мире, – это правда? А говорить, что у нас нет проблем с мигрантами, – это правда? А говорить, что все мы только мечтаем жить по соседству с чурками, хачами, китаезами и так далее, – это правда? Да неправда, неправда. Дальше-то что? Берите тогда всех ваших лжесвидетелей за жабры и закрывайте дело – у меня от него и так уже голова болит.
– Что ж вы их сами не взяли?
Неожиданно доброжелательность схлынула с лица майора.
– Слушайте, вы дело у нас забрали? Забрали. Вы – ребята серьезные. Ну так берите Гремлина, и дело с концом. Чего вы хотите от меня-то? У нас здесь тихо и спокойно. Плюс-минус.
– Вот именно, что плюс-минус. Оганесяну, например, сейчас очень спокойно.
– Дался вам этот Оганесян! – вдруг потерял терпение Хлыстов, и Косте на секунду показалось, что в глазах майора мелькнуло что-то живое, хотя и не очень приятное. А может, просто свет так упал. – А зачем ему вообще было сюда соваться? А вы знаете, что он здесь форменную камеру пыток устроил? Он же расследовал поджоги, так? Так вот, он разослал сотню повесток людям от шестнадцати до двадцати пяти. И по очереди пытался выбить из них показания по факту поджогов – кому в глаз, кого лицом об стол, кому просто угрожал, а кому и пряники обещал. А ведь поджогов было от силы десяток. И каждый, кто так или иначе пострадал от поджогов, – все это были люди, которым уже не первый месяц предлагали отсюда уехать.
– Предлагали или угрожали?
– Да какая разница?!
– А вы, конечно, считаете, что никакой?
Хлыстов с усмешкой повел головой, как будто потерял всякую надежду что-то втолковать собеседнику.
– А протоколы допросов Оганесян вел? – спросил Костя, чувствуя, что снова утыкается в очередную стену.
– Ага, – усмехнулся Хлыстов. – Щассс. Я же говорю, он здесь настоящий беспредел устроил.
Костя промолчал, подавленный логикой и аргументами собеседника.
– А хотите, я вам цифры приведу? – неожиданно оживился Хлыстов, и Костя исподлобья посмотрел на майора.
– Ну.
– В соседнем отделении милиции за последние два месяца произошло два изнасилования и три попытки изнасилования. Во всех случаях виновные – гастарбайтеры из солнечных республик. Было зарегистрировано четырнадцать угонов личного автотранспорта – за всеми, по оперативным сведениям, стоит преступная этническая группировка, возглавляемая неким Муратом. Кстати, Мурат на свободе – у него хорошие связи наверху. Свои, видать, помогают. А вот еще. Три убийства с попыткой ограбления – снова гастарбайтеры. И десяток грабежей – четыре раскрыто, в трех из четырех случаев, группой руководил гастролер с Кавказа Левон Галикян. И только в одном случае – наш, да и то украинец, тоже гастролер. Я уже молчу про многочисленные драки в этом их гадюшнике-ресторане. В соседнем районе люди вообще на улицы не выходят, девушек по вечерам встречают и провожают, как под конвоем, про местные кафе можете забыть – там полным-полно всякой нечисти. Впору комендантский час вводить. А в нашем районе за то же время – девять поджогов. Все – личного автотранспорта и один поджог киоска. Причем заявления только по ларьку и одной машине. То есть, считай, всего два. И одно убийство. Убийцу, кстати, я вам на блюдечке поднести готов. И всё. У нас район по показателям лучший в Москве, а то и во всей России. Но, конечно! Оганесяна убили, так теперь все ФСБ сюда слетелось. Беда! Драма! Страшный район! Не ходите, дети, в Африку гулять.
– А сотни людей, вынужденных поменять квартиры и переехать в другие районы, причем с потерей денег? А бизнес, который был брошен? А дороги, которые ваши тимуровцы блокируют так, что трасса, по которой шло сообщение в северо-восточном направлении, практически пустует?
– Ай, – махнул с досадой Хлыстов. – Что за бред? Никто ничего не блокирует, люди слухи распускают и едут в объезд – их проблемы. А насчет уехавших, обменявших свои квартиры и так далее я так скажу. Состава преступления здесь нет, никто из переехавших заявления не подавал. А вот если бы они не уехали.
– То что?
– То тогда бы… возможно, наш район по показателям не лучший, а худший бы был.
– Ага. Значит, остались только белые и пушистые, а черные и злые уехали.
– Ну зачем так-то? У нас просто все на виду. Камеры слежения, вон, на каждом доме висят.
– Кстати, о камерах, – перебил майора Костя. – Это чья инициатива?
– Людей, – удивленно развел руками Хлыстов. – У нас все дома в районе на самоуправлении – их право.
– Ну хорошо. Если на каждом доме висит по нескольку видеокамер, они должны были что-то зафиксировать. Движение Оганесяна по району, подтверждение или опровержение слов свидетелей и так далее. Но к делу эти съемки не приобщены. Почему?
– Мы пытались, – несколько театрально развел руками Хлыстов, – но оказалось, что через три дня все пленки уже были стерты. Они не хранят видеозаписи больше двух дней. Ну плюс-минус.
– Кто это «они»?
– Люди.
