станет известна, жизнь Порции будет разрушена. Хетти не могла этого допустить, не могла допустить скандала и бесчестья.
«И кстати, – шептал едва слышный голосок изнутри, – что будет с вами, фройляйн Хетти?»
И это тоже была правда. Она не молодеет. Скоро придется уступить место кому-нибудь более расторопному. Какой-нибудь современной пигалице, лучше разбирающейся в изменчивом мире, в котором живет Порция. А потому Хетти знала, что ей следует подумать о себе и о грядущей отставке. Она не расценивала нынешний свой шаг как предательство, а смотрела на него как на практическое решение.
Домоправительница Гиллингемов узнала Хетти и не посмела отослать ее прочь. Оставив Хетти на минуту в кухне, она вскоре вернулась и сообщила:
– Миссис Гиллингем примет тебя.
– Но я хотела поговорить с мистером Гиллингемом, – возразила Хетти.
– Ничего не могу сделать. Его нет. Миссис Гиллингем сказала, что она поговорит с тобой. Давай, решай. Уже поздно, я хочу спать.
Хетти поняла, что у нее нет выбора.
Лара Гиллингем была одета в желто-зеленое жаккардовое платье с глубоким вырезом и кружевной отделкой на рукавах. На шее сверкало колье, а в волосы были вплетены нити жемчуга. Хетти заметила, что глаза женщины блестят особенно ярко. «Выпила лишнего», – с некоторым презрением подумала она, но, продолжая вести себя крайне почтительно, сделала книксен.
– Ты от леди Эллерсли, Хетти? Почему она сама не пришла? Она ведь здорова? Случай в Грин-парке был неделю назад. Я думала, она уже совсем оправилась.
– Да, мадам. Она оправилась. Дело не в этом.
– А в чем тогда, Хетти?
Хетти кусала губы, что выглядело крайне нелепо. Это была, конечно, игра, но она заранее придумала, как сыграть свою роль в разговоре с мистером Арнольдом, а ей пришлось иметь дело с Ларой и убедить ее.
– Мадам, я беспокоюсь за леди Эллерсли. Не знаю, что делать. Вот я и подумала: может быть, вы поможете?
Лара тотчас насторожилась и подалась вперед.
– Что такое?
– Миледи все любят, мадам. Будет ужасно, если она сделает что-нибудь такое, что будет угрожать этой любви.
– Зачем ей это? Господи, да зачем ей рисковать своим положением? Хетти, ну-ка говори, в чем дело?
Хетти состроила грустную мину.
– Она очень одинока. А в таком положении каждая женщина может стать жертвой хитрого мужчины…
– Так у Порции кто-то есть! – взвизгнула Лара и тут же прикрыла рот рукой.
Хетти уже пожалела, что пришла сюда, но было поздно. Теперь оставалось только извлечь максимальную пользу из положения и все же попытаться помочь хозяйке. Хуже, чем сейчас, Порции быть не может.
– Я очень боюсь, что миледи попала под влияние этого человека, – продолжала Хетти, придерживаясь первоначального плана. – Если он заставит ее забыть о своем положении, а ее семья и друзья ничем ей не помогут, тогда пострадает не только ее репутация, ведь так, миссис Гиллингем?
Лара внимательно смотрела на Хетти.
– Значит, надо ее остановить. Немедленно! До того, как пятно ляжет на всех нас.
– Конечно, – Хетти вздохнула с облегчением.
– И никто не должен знать. О Боже! А если узнает королева?!
Хетти понимала, что этот вопрос не требовал ответа. Лара Гиллингем полностью осознала опасность положения.
– Где Порция сейчас? – спросила она, нацелив на Хетти острые глазки.
– Встречается с ним, мадам. Но скоро вернется домой. Она всегда ночует дома, кроме… – Хетти прикусила язык, почувствовав, что лучше промолчать про Сен-Тристан. Это только осложнит дело.
К счастью, Лара как будто не заметила ее оговорки.
– Благодарю тебя, Хетти. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Я этого не забуду. Я, как и мой отец, вознаграждаю верность. И ничего никому не говори. Особенно леди Эллерсли. Теперь я сама займусь этим делом.
– Спасибо вам, мадам. Но ведь вы ей не скажете, что это я вам…
Лара с сарказмом ответила:
– Хетти, я буду настолько сдержанной, насколько это потребуется.
Это «да» или «нет»? У Хетти не хватило смелости спросить еще раз. Ей оставалось надеяться, что Лара расскажет Арнольду, а тот сам разберется, что делать. Хетти ведь добивалась именно такого исхода.
Покидая резиденцию Гиллингемов, Хетти говорила себе, что испытывает облегчение от того, что теперь другие будут заниматься этой историей. На самом деле никакого облегчения она не испытывала. Ее
