объяснить их почти мгновенно возникшее взаимопонимание. Казалось, они каким-то образом чувствуют друг друга.
Они изучали информацию об ортопедах, пытаясь сузить ее до одного-двух вариантов, но вот так сразу ничего не получалось. Когда они проработали с час, Кристина откинулась в кресле и потерла лоб.
— Нет пациента Зеро, нет ортопеда, нет донора гена.
— Уверена, последнего нужно поискать где-нибудь еще, — сказала Джейни. — Нужно хорошенько подумать. Я знаю, мы упускаем из виду что-то очень важное. Нужно проглядеть все, что нам известно о мальчиках, и тогда мы найдем это.
— Все они в основном из Нью-Йорка. Все одного возраста. Все прошли через один и тот же летний лагерь.
— У всех предки — европейские евреи.
— Если от одного из найденных вами людей осталось хоть что-то — молочные зубы, прядь волос, следы пота, остриженные ногти, — несущее на себе след их ДНК… Господи, если даже и осталось, как объяснить родным…
— Постойте-ка, — сказала Джейни. — Повторите, что вы сказали. Самую суть.
— Нужно найти что-то со следами их ДНК.
— Или со следами ДНК другого человека с неискаженным геном. — Джейни, просветлев, выпрямилась в кресле. — О господи! Сама не верю тому, что мне пришло в голову.
Она вытащила мобильник и набрала номер хранилища еврейских книг.
Двадцать пять
Рано утром Элизабет вызвала к себе в комнату слугу мужа и, дожидаясь его, отослала собственных служанок. Это было необычное приглашение, поскольку тот, кто прислуживал исключительно джентльмену, редко попадал в царство леди, со всеми его чисто женскими принадлежностями и украшениями. Он, конечно, счел за честь, что его призвали, и был заинтригован тем, что увидит, но даже представить себе не мог, какое у графини может быть к нему дело.
— Я буду краткой, — сказала она. — Чем меньше злые языки станут болтать о том, подобает ли жене закрываться в собственной спальне со слугой ее мужа, тем лучше. Де Шальяк, через моего собственного лекаря доктора Эрнандеса, передал мне кое-какие предостережения относительно здоровья принца Лайонела.
Слуга встревоженно нахмурился, и Элизабет поспешила добавить:
— О, непосредственная опасность ему не угрожает. Однако эти доктора, люди мудрые и знающие, не раз осматривали моего мужа. По их мнению, чтобы избежать нового скопления загрязненной жидкости в его многострадальном большом пальце ноги, нужно предпринять определенные меры.
— Назовите их, мадам, и я тут же все сделаю.
— Хорошо. Я знала, что могу рассчитывать на твою помощь. И на твою осмотрительность. Трудности с его здоровьем сильно осложняют наш брак, и исправить положение может лишь заметное улучшение его состояния. В любом случае, первое и самое важное — он должен больше бывать на свежем воздухе. На этом лекари в особенности настаивали. С этой целью я приказала конюху сегодня вскоре после полудня вывести его любимого коня и второго, для тебя. Поезжай с ним и проследи, чтобы он совершил прогулку верхом вдоль реки и чтобы она продолжалась по крайней мере часа два-три. Мне тоже требуется свежий воздух, но не в таких количествах, скажем, час или чуть больше. Поэтому я просто погуляю в саду одной из своих придворных дам, с сопровождающими, разумеется.
— Мадам, он наверняка будет возражать ввиду вашей беззащитности.
— Я не буду без защиты. И он вряд ли будет возражать. Это же строжайший приказ его лекаря, относительно нас обоих. Дальше. Новости я сообщу ему сама, но мне показалось разумным сначала поговорить с тобой, чтобы эта конная прогулка не стала для тебя сюрпризом. Лучшие часы дня после полудня, по словам наших лекарей. Он должен в полной мере использовать их. И позаботься, чтобы вас сопровождал один из его самых отважных рыцарей — на случай возможного нападения. В наши дни в Париже всякое случается.
Утром произошло душераздирающее прощание с Марией, которая стала для Кэт почти сестрой. Они крепко обнялись, признались во взаимной привязанности, пообещали, что никогда друг друга не забудут. Глядя, как Кэт и Гильом уходят через ту же подвальную дверь, через которую они впервые появились, Мария перебирала монеты, которые рыжеволосый француз дал ей — возмещая стоимость простыни, разорванной на узкие полоски, и нескольких кусков веревки, — и думала, что такую сестру, как Кэт, могла бы пожелать и принцесса.
Они снова несли на себе все свои пожитки, а потому передвигались по парижским улицам довольно медленно. Когда день закончится и если все пойдет хорошо, они покинут город и займутся поисками места, могущего послужить штаб-квартирой для разработки планов предстоящего сражения. Шаг за шагом, бок о бок, они шли вперед, связанные новой клятвой, полные надежды и тревоги.
Алехандро рассовал все, что возможно, по карманам и прорезям своей одежды, чтобы сумка, в которую он собирался положить только рукопись Авраама, не привлекала ненужного внимания. Всю ночь он боролся с собой, понимая, что это риск — брать рукопись такого размера, с тяжелой обложкой. Сам по себе папирус весил очень мало; может даже, вообще ничего. Чтобы отвлечься, Алехандро некоторое время всерьез обдумывал эту идею и в результате пришел к выводу, что любой предмет имеет вес. И продолжил собирать вещи, твердо веря, что бросить рукопись было бы кощунством по отношению к Аврааму и всем тем, кто ушел до него.
За час до полудня послышался звук, которого он с волнением ожидал, — звон дверного колокольчика, разнесшийся по всему дому. Спустя некоторое время на лестнице послышались тяжелые шаги де Шальяка, раздраженного очередным ненужным, пустяковым вызовом. Француз вошел, даже не потрудившись постучаться, и тяжело плюхнулся в кресло.
— У нее снова бледность. Неужели вы не в состоянии вернуть цвет щекам этой женщины, чтобы она хоть день дала нам спокойно поработать?
— Я знаю лишь один способ сделать это: щипать собственными ногтями щеки. Однако вряд ли ей понравится такой совет. Она пожалуется дофину. Я при этом не пострадаю, другое дело вы.
— Будь проклят тот день, когда я пригласил Чосера отужинать с нами!
— О, будьте снисходительны, де Шальяк. Никто не убивает посланцев.
— Однако желание убить конкретно этого посланца вполне оправданно.
— Тогда мир потеряет очень умного молодого человека.
— Он всего лишь паж. Мир не будет горевать по нему. А я из-за него в последние дни лишился покоя. Она требует нас к себе немедленно. Чосер ждет в вестибюле, чтобы сопровождать к миледи.
Алехандро вытер перо и бережно закрыл книгу.
— Тогда перед отъездом мне нужно привести себя в порядок. Скажите ему, что я сейчас спущусь.
Де Шальяк медленно поднялся, точно у него ныли все кости, и впервые Алехандро заметил на его лбу глубокие складки.
— Жду вас в вестибюле, — бросил француз, выходя.
Быстро и спокойно Алехандро начал собираться. Если он сунет книгу в сумку, то бутылка с серой туда уж точно не войдет; не помещалась она и ни в одном из его карманов, а больше класть ее было некуда. С большой неохотой он был вынужден отказаться от бутылки и засунул ее глубоко в ящик стола. Затолкал рукопись в сумку, затянул тесемку, бросил последний взгляд сквозь заколоченное окно и покинул комнату, молясь, чтобы никогда больше здесь не оказаться.
