— Чтобы у вас даже мысли не возникало о бегстве, — сурово объяснил он.
Это предостережение, однако, никак не повлияло на настроение Алехандро. Он не собирался предпринимать попытку бегства именно во время этой поездки, поскольку чувствовал уверенность, что, если она пройдет успешно, перед ним откроются и другие возможности. В конце концов, де Шальяк может убрать охранников, и вот тогда… Однако случится это не сегодня, без сомнения.
Так приятно было снова скакать на коне, хотя этот жеребец был меньше его собственного и имел другой шаг, более медленный, тяжелый. Алехандро не знал, как среагирует этот конь, если придется хлестнуть его поводьями и сжать пятками бока, пытаясь пустить галопом. Сумка Алехандро была приторочена у него за спиной, и по пути он чувствовал ее давление на поясницу; ощущение, ставшее привычным почти за десять лет скитаний.
Однако больше всего во время этой скачки ему недоставало присутствия рядом девочки, теперь уже женщины, к которой он так успел привыкнуть.
Дофин, которому предстояло когда-нибудь занять трон Франции, если все пойдет в соответствии с планами его отца, короля Иоанна, занимал гораздо более величественный особняк, чем тот, который принадлежал де Шальяку. Однако, оказавшись внутри, Алехандро тут же вспомнил замок Виндзор — из-за обстановки, гораздо более заурядной, чем в доме де Шальяка. Возможно, предположил он, ради удобства Лайонела послали за его собственной мебелью и другими вещами; если уж держать принца в заложниках, разумно постараться доставить ему удовольствие, окружив тем, к чему он привык.
Джеффри Чосер отвел их в спальню, большую комнату с высокими окнами и богато украшенной мебелью. У одной стены стояла массивная постель на высоких столбиках, с тяжелым балдахином; по обеим сторонам от нее висели красочные гобелены с изображениями святых, творящих те чудеса, за которые они были канонизированы. На постели под меховым покрывалом лежал принц Лайонел, в позе, свидетельствующей о том, что ему нехорошо. Он со стоном повернул голову, когда они вошли.
Рядом сидела графиня Элизабет Ольстерская, его жена. Молодая женщина выглядела встревоженной и была необычайно бледна, даже на фоне белой вуали, свисающей с ее головного убора.
«Такая уж сейчас мода», — напомнил себе Алехандро.
Ни одна женщина королевского происхождения не позволит себе выглядеть так, словно работала на жарком солнце. Он словно воочию увидел кожу Адели, розоватую, с оттенком слоновой кости, и то, как она накидывает капюшон плаща, чтобы уберечь лицо от солнца.
Элизабет была не намного старше Адели тех времен, когда Алехандро любил ее. И цвет волос юной графини… такой похожий, что у него защемило сердце.
Она сжимала руку мужа, как будто боялась, что он может ускользнуть от нее, и нашептывала ему что-то успокаивающее. Увидев вошедших, она нежно похлопала принца по руке и встала, шурша шелком платья.
— Ах! — воскликнула она, пересекая комнату. — Де Шальяк! Я так рада, что вы пришли! Когда Джеффри сказал, что есть подозрение на иную болезнь, мне стало дурно от беспокойства. — Она повернулась к принцу. — Правда же, дорогой?
Лайонел очень убедительно застонал из-под своего мехового покрывала.
Услышав эти трагические стенания, Алехандро подумал: «Вот человек, который так сильно пристрастился к опию, что ради него готов заставить жену переживать».
— Видите? — продолжала Элизабет. — Он мучается! Вы должны облегчить его страдания.
Де Шальяк опустился на одно колено и склонил голову; Алехандро сделал то же самое.
«Я забыл все их дурацкие ритуалы, — подумал он, снова поднявшись; ему не приходилось кланяться почти десять лет. — Мне они и тогда не сильно нравились, а теперь еще меньше».
— Конечно, как только выяснилось, что ситуация серьезная, мы тут же отправились в путь, — сказал де Шальяк.
— Дорогой де Шальяк, мы знаем, что вы исключительно преданы нам, — откликнулась Элизабет и переключила внимание на Алехандро.
Сначала она разглядывала его критически, как будто просто оценивая, но потом в ее взгляде вспыхнул неподдельный интерес, природу которого он не понимал. Она подошла к нему и протянула руку.
— Это, должно быть, ваш коллега из Испании, о которой так высоко отзывался Джеффри. Приветствую вас и благодарю за то, что пришли.
Она все еще пристально разглядывала его, хотя и приветливо улыбаясь.
Ее искренний, неприкрытый интерес вызывал у Алехандро чувство некоторой неловкости. Тем не менее он смело шагнул вперед, взял протянутую руку и поднес ее к губам, задержав чуть-чуть дольше, чем, может быть, следовало. Молодая женщина вспыхнула и поднесла другую руку ко рту.
— Это у вас на родине такой обычай? — спросила она. По-моему, это восхитительно.
В ее французской речи чувствовалась присущая ирландцам мелодичность, гораздо более приятная для слуха, чем гортанные модуляции, привносимые в этот язык англичанами. На Элизабет было светло- зеленое платье, красиво оттеняющее ее бледность; рукава и корсаж украшали вышитые золотом узоры в кельтском стиле.
«Она всего на несколько лет старше Кэт».
— Да, — ответил Алехандро, постаравшись изобразить соблазнительную улыбку, — целовать руку — наш обычай. Однако ревностно оберегаемый, предназначенный исключительно для самых прекрасных дам.
— Ох, мсье, от ваших речей у меня вся кровь вскипит, и что потом?
— Потом я буду счастлив излечить вас от этой болезни.
— И, не сомневаюсь, успешно.
Не выпуская руки Алехандро, она снова обратила внимание на де Шальяка, с хмурым неодобрением наблюдавшего за происходящим.
— Вам следует и дальше приводить к нам своих коллег, де Шальяк, не дожидаясь приглашения. В особенности если все они таковы, как этот джентльмен.
Кровь прихлынула к лицу де Шальяка. Слегка сжав руку графини, Алехандро мягко освободил свою. Бросив на него сердитый взгляд, француз вежливо улыбнулся Элизабет.
— Непременно, мадам. А теперь могли бы мы осмотреть вашего мужа?
На какое-то время принц Лайонел был почти забыт.
— Ох, пожалуйста! — воскликнула она. — Я так хочу, чтобы он снова стал здоров и бодр.
— Мы сделаем все, что в наших силах. Де Шальяк посмотрел на Алехандро с улыбкой, сильно смахивающей на презрительную усмешку.
— С чего начнем, коллега?
— С сердца, я думаю. — Алехандро открыл свою сумку, достал оттуда пергамент и скатал его в трубку. — Вам придется расстегнуть рубашку, милорд, чтобы я мог послушать сердцебиение.
— Какое отношение мое сердцебиение имеет к пульсирующей боли в большом пальце ноги? — удивился принц.
— Вслушиваясь, как течет кровь, можно многое узнать о здоровье в целом.
Алехандро потянул на себя покрывало, сделанное из меха норки или куницы и отороченное нежнейшим шелком, но потом остановился и поднял взгляд на графиню.
— Это у вас так принято — спать под меховым покрывалом, мадам?
— Иногда. Поскольку муж болен, я подумала, что лучше держать его в тепле.
— Ах! Понимаю. — Алехандро помолчал. — Прежде чем мы продолжим, могу ли я осмелиться высказать свое первое замечание?
— Конечно.
— А потом совет.
— Возможно, мы последуем ему — если решим, что он полезен, — ответила графиня.
«Возможно, — подумал он. — Конечно, когда речь идет о советах особам королевских кровей, это всегда будет только 'возможно'».
— Тщательно изучая течение «черной смерти», я пришел к выводу, что ее разносят крысы, — сказал он.
