— Я хорошо это вижу. Главное не возбудить опасений. Ты ходишь на рынок раз в два дня, как мне кажется. Для меня специально выходить не надо. Сегодня твоя очередь?
— Нет, — сказала Бесси, — завтра в десять часов.
— Хорошо, подождем до завтра. Впрочем, мне вообще некуда торопиться, так как я не могу выйти раньше понедельника. А пока будем говорить о других вещах.
Ночь Аннабель провела довольно хорошо. На другой день, часов в девять, Бесси кинула на нее вопросительный взгляд.
— Я сойду вниз, приготовлю все, чтобы пойти на рынок.
— Хорошо, — сказала Аннабель.
И прибавила, спокойно глядя на нее:
— Ведь рынок недалеко от почтовой гостиницы, не правда ли?
— Совсем близко.
— Так вот надо зайти в почтовую гостиницу и постараться, по возможности секретно, узнать: все ли еще стоит в Сидер-Уэлли первый эскадрон 2-го драгунского полка?
— Первый эскадрон, — начала Бесси, раскрыв глаза от изумления.
— Да, — сказала Аннабель. — В этом нет ничего удивительного. Ты знаешь, что, когда федеральная армия покинула 2 июня Соленое Озеро, она расположилась на квартиры в Сидер-Уэлли. Но с тех пор отношения между вашингтонским правительством и мормонами настолько улучшились, что большинство оккупационных войск было отозвано. Теперь, повторяю тебе, надо узнать, остался ли стоять в Сидер-Уэлли первый эскадрон 2-го драгунского полка? В гостинице тебе легко дадут эти сведения, потому что через ее посредство идет корреспонденция, предназначенная для экспедиционного корпуса. Ты только не забудь: первый эскадрон 2-го драгунского полка.
— Не забуду.
— Ну так иди. Я буду ждать тебя.
Бесси вернулась через два часа.
— Ну что? — спросила, немного побледнев, Аннабель.
— Первый эскадрон все еще стоит в Сидер-Уэлли, — сказала Бесси. — Я видела ящик с шампанским, который отправляли туда на имя командира эскадрона.
— А! — шепнула молодая женщина, приложив руку к сердцу.
И она отрывисто сказала:
— Я забыла попросить тебя, чтобы ты узнала, в котором часу уходит туда почта.
— Я знаю, — ответила Бесси. — В шесть часов вечера уезжает курьер. Он едет медленно и приезжает только на другой день утром. Курьер отправляется каждый день, кроме воскресенья.
— Хорошо, — сказала Аннабель. — Теперь, вот что: можешь ты, не обратив ничьего внимания, принести мне сюда перо и чернила?
Через несколько минут явилась Бесси и принесла то, что у нее просили.
— Спасибо. Оставь меня; не приходи раньше трех часов.
В три часа Бесси опять была в комнате Аннабель.
— Ах! — вскричала она, схватив Аннабель за руку. — Вот у вас опять жар.
— Ничего, ничего, — отвечала та.
Глаза ее блестели. Она ходила взад и вперед по комнате.
— Сделай так, чтобы тебе сейчас можно было выйти, Бесси. Можешь ты так устроить, чтобы никому это в глаза не бросилось?
— Да. — Мне даже нужно выйти: Саре понадобился перец, а он весь вышел.
— Вот и отлично.
Аннабель вытащила письмо из-под подушки.
— Ты пойдешь сперва в почтовую гостиницу, Бесси, и сдашь там письмо. Надо, чтобы оно ушло сегодня в шесть часов.
Бесси стояла посреди комнаты с письмом в руках.
— Разве ты не слышала? О, можешь прочесть адрес.
— Не в том дело, госпожа.
— А в чем же?
— Я бы хотела узнать... — смиренно начала Бесси.
— Говори!
— Нет ли в этом письме чего-нибудь такого, что могло бы повредить ему?..
Аннабель насмешливо смотрела на нее.
— Ты дура, — сухо сказала Аннабель. — И я не обязана давать тебе отчет.
— Я знаю это, — сказала робкая женщина, — но...
Аннабель топнула ногою.
— Дай мне письмо. Я сама пойду.
— Вам выйти! — вскричала Бесси. — В этом состоянии!.. Разве вы не видите? Снег идет.
— В таком случае, иди ты! — сказала Аннабель. — Время проходит.
И когда бедное создание молча подошло, уже к двери, Аннабель подбежала к ней, обняла и поцеловала.
— Госпожа, ах госпожа! — взволнованным голосом бормотала Бесси.
Бесси вошла в мрачную кухню и взяла там корзинку. Затем отворила дверь. В дом ворвался целый вихрь снежинок.
Надев прочно корзинку на руку, она заперла за собой дверь. Внезапно у ней сердце захолонуло: кто-то схватил ее за руку.
— Бесси, Бесси, дорогая моя, одно словечко, пожалуйста.
То был Гуинетт.
В то же время дверь закрылась. Бесси опять очутилась в темном коридоре. Она не видела Гуинетта, но чувствовала, что он опустил ей на плечи руки.
— Бесси, дорогая, выйти! И так легко одетою!
И он прибавил с иронией, которая довела ужас несчастной до предела.
— Разве вы не видите? Снег идет.
— Я... — начала было она.
Вдруг она, охваченная ужасом, замолчала. Рука Гуинетта проникла к ней за корсаж.
— Во имя Всевышнего, Бесси, возлюбленная моя, не дрожите так! Вы отлично видите, что я прав и что смешно в таком легком одеянии выходить в такую суровую погоду. Я дотронулся до вашей груди, сестра моя, и, сознайтесь, что хотя бы с точки зрения приличия лучше было бы плотнее закутаться. Та-та-та! Что это, скажите, пожалуйста?
Он нашел письмо.
— Сделайте мне удовольствие, зайдите-ка на кухню, — приказал он.
Она повиновалась. Он зажег лампу.
— Письмо, в самом деле. Как это странно, дорогая Бесси. А я думал, что вы писать не умеете!
Говоря таким образом, он увлек ее к темной кладовой, находившейся в конце кухни. Туда он втолкнул ее и запер дверь на ключ.
Там она оставалась с полчаса. К концу этого времени ключ в замке повернулся. Гуинетт стоял там, улыбающийся, с перекинутым через одну руку плащом и с письмом в другой руке.
— Возвращаю вам ваше добро, дорогая Бесси. Сделайте мне одолжение, накиньте на себя этот плащ. Снег идет теперь еще сильнее, а вам нужно торопиться. Уже пробило пять часов, а курьер в шесть уезжает.
Она тупо на него взглянула. Он опять улыбнулся.
— Держу, впрочем, пари, что вы, дорогая ветреница, забыли, что оплата письма стоит десять центов. Десять центов, Бесси! У вас их нет, не правда ли? Вот они.
И он протянул ей серебряную монетку.
— Веселой прогулки! — сказал он. — И помните, прошу вас, что лучше и для вас, и для дорогой Анны, чтобы никто, слышите ли, никто не знал о нашем маленьком разговоре.
