Юлиан.
Эти задачи были невероятно сложны, и неудивительно, что ему приходилось посвящать их решению не только дни, но и часть ночей. Когда последние ночные прохожие, жившие на берегах Сены, возвращались к себе и видели издалека освещенное окно Юлиана, они спрашивали себя, что заставляет его бодрствовать в столь поздний час. Они не могли знать, что Юлиан уже давно встал с постели и читал сообщения своих префектов, изучал донесения и готовил приказы на завтра. Кроме того, он работал над трактатом об осадных машинах, писал сочинение о видах силлогизмов, а еще письма друзьям — Либанию, Евагрию, Евмену, Алипию, Приску, Орибасию, — это если перечислить только тех, письма к которым дошли до наших дней. Все это заставило одного из его корреспондентов написать следующие слова: «Ты сражаешься так, как если бы тебе было нечего больше делать, и живешь среди книг, как если бы ты находился в тысяче лиг от полей сражений»56.
Как только всходило солнце, Юлиан, хлопнув в ладоши, призывал своих секретарей и диктовал приказы префектам, инструкции военным командирам, рекомендации казначеям, поучения магистратам, директивы смотрителям мостов и дорог. Он диктовал и диктовал без конца, почти не оставляя себе времени на еду, потому что хотел знать и контролировать все лично, перегружая секретарей работой и не давая себе передышки до тех пор, пока закатные сумерки не начинали клубиться вокруг Сите.
Да, задача была не из легких, но сколь она была увлекательна! Каждое утро Юлиан продолжал работу с того места, на котором останавливался предыдущим вечером. Казалось, он ничуть не уставал и с каждым днем получал от своей деятельности все большее удовольствие. Повсеместное восстановление мира казалось ему достойной задачей для цезаря-философа. Он был уверен, что сумеет выполнить эту задачу — разумеется, при условии, что Констанций даст ему на это время…
XI
Пытаясь таким образом вторгнуться в святая святых юстиции и финансов, Юлиан не мог не вызвать к себе враждебного отношения чиновников администрации, в особенности же — префекта Галлии Флоренция, которого Констанций в свое время уверил, что новый цезарь не будет иметь права контролировать его деятельность. Конфликт между Юлианом и Флоренцием, несколько отсроченный победоносными походами 357 года, разразился в начале 358 года.
Подушная подать составляла в то время 25 золотых денариев. Флоренций заявил, что существует значительный дефицит бюджета и его следует возместить за счет введения дополнительного налога. Юлиан же, напротив, считал, что налоги не платят потому, что они слишком высоки. Расчетам префекта он противопоставил свои собственные расчеты. Он показал Флоренцию, что налоги поступали бы в избытке, если бы общественными деньгами распоряжались более умело и если бы администрация положила конец их разбазариванию. Разозлившись, Флоренций заявил, что причиной всего являются огромные расходы, связанные с военными походами Юлиана, и пожаловался Констанцию. Он не собирался позволять этому двадцатисемилетнему мальчишке давать ему уроки по управлению финансами! Констанций, естественно, целиком встал на сторону Флоренция. Юлиан язвительно ответил, что «надо еще радоваться, если после стольких опустошений жители провинции как-то умудряются платить обычный налог и что нет худшего мучительства, нежели обложение несостоятельного населения избыточными налогами». После этого он доказал префекту, что тот абсолютно ошибается в отношении его военных расходов. Уязвленный Флоренций уехал во Вьенну. Юлиан запретил введение каких бы то ни было новых податей и приказал уменьшить подушный налог. Правильно проведенная реформа подтвердила его предположения. Налогоплательщики, которые до того изнемогали под бременем податей, вновь с усердием принялись за работу, и золото опять стало поступать в государственную казну. Два года спустя подушная подать была снижена с 25 до 7 золотых денариев, и общественные службы от этого ничуть не пострадали57.
Конфликт вновь обострился через несколько недель. Салические франки, осевшие в Токсандрии58, и хамавы, жившие в низовьях Рейна59, взбунтовались и блокировали движение судов по реке. Это угрожало разорением внутренних земель Галлии, процветание которых зависело от бесперебойного функционирования речного транспорта. Юлиан решил навести порядок с помощью оружия. Флоренций попытался воспрепятствовать ему под предлогом того, что военные операции будут стоить слишком дорого. Он предлагал купить право продвижения по реке у батавов и франков, выплатив им крупное вознаграждение. (Без сомнения, добрую часть этой суммы он намеревался присвоить себе.) Юлиан восстал против этой политики слабости и попустительства. Он отправился в поход в мае 358 года, даже не дождавшись прибытия обоза с провизией, шедшего из Аквитании. Стремительно двинувшись в сторону салических франков, он внезапно напал на них и разбил их под Тонгре, после чего заставил заключить договор, согласно которому они признавали свое подчинение империи и обязывались уважать свободу передвижения по всем судоходным рекам, протекавшим по их территории. Затем он переправился через Маас, вошел в страну хамавов, также нанес им поражение и заставил их принять те же условия. Когда он прибыл к слиянию Мааса и Рейна, его взору предстало печальное зрелище: в порту разрушалось двести кораблей римского флота, носившего имя «classis Britannica» («британский флот»), потому что его назначением была доставка зерна из Британии покупщикам, жившим вдоль Рейна и Мааса. Юлиан приказал немедленно привести суда в порядок, построить дополнительно четыреста кораблей, чтобы довести таким образом численность флота до шестисот судов.
Все эти операции были проведены с необычайной быстротой. До наступления зимы Юлиан решил воспользоваться еще несколькими неделями хорошей погоды для того, чтобы ускорить возвращение последних галльских пленников, которых до сих пор удерживали германцы. Поскольку вожди варваров продолжали упорствовать, он вновь решительно переправился через Рейн, чтобы наказать их. На этот раз войска последовали за ним без колебаний. Юлиан сначала атаковал алеманского царя Суомара, который сдался без боя. Затем он направился к землям, где правил другой алеманнский вождь Хортар, отказывавшийся повиноваться Риму. Юлиан опустошил его земли и принудил Хортара к подчинению.
Прежде чем увести армию на зимние квартиры, Юлиан присутствовал при отплытии восстановленного по его приказу флота. Под звуки труб и позвякивание штандартов корабли проплывали мимо жителей побережья, собравшихся, чтобы поприветствовать их, ибо ничто не могло быть более верным знаком возвращения благополучия.
На этот раз результаты действий Юлиана были очень значительны и закреплены надолго. Был обеспечен мир на несколько поколений. Вновь соединились осколки «разбитой провинции, и Галлия вступала в новую эпоху процветания». Более того: «Весь Запад был приведен в лоно империи»60.
Жители Галлии были в восторге и, «веря, что их вновь ожидает счастье, сравнивали своего цезаря с солнцем, разливающим свет по небу и рассеивающим долгие и ужасные сумерки»61.
XII
В то время как Юлиан, ведя войну в Галлии, отобрал у варваров более 40 крепостей, Констанцию пришлось встретиться со все возрастающими трудностями. Весной 357 года он отдыхал в Риме в окружении императрицы Евсевии, своей сестры Елены62 и сводного брата Шапура парфянского принца Ормизда, нашедшего прибежище при константинопольском дворе и принявшего там христианство63. Именно в это время гонцы принесли императору тревожные вести: свевы совершили опустошительный набег на Рецию, квады вторглись в Валерию64, а сарматы в большом числе появились в Паннонии и Мезии. Это означало, что граница по Альпам и Дунаю прорвана. Если бы варвары продолжили свое движение на юг, то под угрозой оказались бы Греция, а может быть и сам Константинополь.
Прервав свое путешествие, Констанций срочно отправился в Сирмий65. К счастью для него, сообщения оказались преувеличенными. После нескольких незначительных вылазок сарматы убрались за Дунай, где Констанций и не думал их преследовать. Что до свевов и квадов, то император получил от их
