здоровьем супруга, сколько его решимостью ехать вместе с ней.
— Нет, но я нуждаюсь в покое. Семейство герцога возвращается в Пале-Рояль, а там, как вы знаете, всем нам тесновато. И потом, у вас так вкусно кормят!
Не отличаясь возвышенностью, Адемар отличался хотя бы искренностью. Хотя...
Супружеская пара разделилась для прощального реверанса, и Шарлотта отложила на утро попытку развеять или подтвердить возникшее у нее подозрение... Год завершился шумными и радостными пожеланиями и возгласами. Все устремились к окнам, чтобы полюбоваться фейерверком, играющим разноцветными огнями над каскадом водоемов и Большим каналом. Супруги расстались. В этот вечер Шарлотта больше не видела Адемара.
На следующий день придворные собрались на церемонию королевских поздравлений, во время которой королевское семейство обменивалось подарками. Первенство осталось за мадам де Монтеспан, подарившей отцу своих детей самую роскошную в мире книгу — томик, оправленный в золото с узором из драгоценных камней, с миниатюрами городов Голландии, завоеванных в 1672-м, пояснения к которым написали Буало и Расин. Обошелся он в четыре тысячи пистолей, и, увидев его, все ахнули от восхищения. Король принял подарок с живейшим удовольствием. Царственная фаворитка была в этот день в центре внимания, все кружились вокруг нее, осыпая комплиментами, и на миг показалось, будто ее былая слава может возродиться снова...
Но времена изменились безвозвратно.
Несколько дней спустя версальский дворец содрогнулся от невиданного гнева мадам де Монтеспан. Под каким-то ничтожным предлогом у нее отобрали роскошные апартаменты и переселили в помещение, служившее ванными комнатами, которые должны были перестроить и отделать под жилье. Будущие покои были гораздо меньше и располагались как раз над теми, которых ее лишали. Впрочем, буря бушевала недолго, оскорбленная маркиза села в свою карету и уехала в Кланьи.
— Я боюсь, — с грустью сказала герцогиня Орлеанская, — что это первый шаг к отдалению, если не к немилости, которую старая ведьма готовит давно и исподтишка.
— А я надеюсь, что до такой крайности дело все-таки не дойдет, — запротестовала Шарлотта. — Разве может король обойтись так с матерью своих детей, которых он так любит?
— Детей, которые прекрасно понимают, с какой стороны их бутерброд намазан маслом, и давно отдают предпочтение своей бывшей гувернантке. Только последний, маленький граф Тулузский, пока еще привязан к матери, потому что рос у нее на глазах. А остальные, боюсь, уже стали маленькими лицемерными ханжами. Я считаю большой удачей, что дофина способна рожать детей. Иначе французы увидели бы на троне хромого и злого графа Мэнского. Поверьте мне, Шарлотта, я не ошиблась, когда сказала, что со смертью королевы закончились счастливые дни.
— Я согласна с вами, смерть королевы — невозвратимая потеря.
— Хуже, Шарлотта, это катастрофа. Конечно, кажется, что «король-солнце» освещает всю Европу, но посмотрите внимательно, что творится в нашем королевстве! Королева была набожна, но при этом она не была ханжой, каким вскоре станет король и весь двор вместе с ним. Теперь для всех самое главное — причаститься на Страстной неделе, а иначе на тебя будут косо смотреть. Вы же видите, где оказалась я, только потому, что, возможно, слишком любила шутки и смех. Я в немилости, тогда как чудовища вроде шевалье де Лоррена с друзьями, на чьей совести смерть мадам Генриетты Английской, процветают. А что будет с Францией, если католичество станет господствующей религией? Посмотрите, что терпят протестанты на нашем юге! Пока их не уничтожают, но уже подвергают лишениям и всячески притесняют. До меня дошли ужасные слухи, что король намерен отменить Нантский эдикт [29], изданный его дедом Генрихом IV. Если эдикт будет отменен, гугеноты, отказываясь от перехода в католичество, побегут из страны, спасаясь от казни или галер. Когда я думаю, что настраивает короля на все эти низости та, что сама родилась в семье гугенотов, то я ее ненавижу всей душой! Все идет к тому, что однажды между Францией и моей родной страной начнется война! Я останусь одна и буду кричать от боли и безысходности.
На глазах герцогини Елизаветы блестели слезы. Шарлотта опустилась на колени подле ее кресла.
— Никогда мадам не останется в одиночестве. Как ни гнусен шевалье де Лоррен, он не отнимет у нее любви ее детей и почтительной привязанности друзей, среди которых главный друг мадам — дофина. Никогда Ментенон не будет носить короны, и когда король угаснет, таков удел всех смертных, а он уже не молод, королевой станет дофина. Ментенон и незаконные дети короля исчезнут, как дурной сон, а к герцогине Елизавете вернется радость жизни!
Рискуя испортить прическу, принцесса привлекла к себе Шарлотту и поцеловала.
— До тех пор, пока со мной будут сердца, подобные вашему, я и в самом деле не вправе отчаиваться. Но сейчас я вас освобождаю. Однако не забывайте меня и возвращайтесь. А я постараюсь собраться с силами, чтобы достойно принять моих близких, которые приедут из-за Рейна.
На следующее утро Шарлотта уехала из Версаля в Сен-Жермен, воспользовавшись тем, что герцог Орлеанский с «друзьями» отправились на целую неделю во Фромон, в гости к Филиппу де Лоррену. Она не забыла, что ее супруг выразил желание вновь пожить у нее в доме, объявив, что «зимой это самый приятный дом на свете», и не удивилась бы, увидев его у себя в ближайшие дни. Но она хотела предоставить себе небольшую передышку.
По дороге она заехала в Кланьи, чтобы поприветствовать мадам де Монтеспан, и нашла ее в гораздо более мирном настроении, чем ожидала. Прекрасная Атенаис была довольна тем, что сумела совладать с собой и не побежала к королю, чтобы высказаться относительно своих, чужих и прочих покоев...
— По счастью, со мной была мадам де Тианж, моя сестра, она запретила мне идти к королю, и поэтому он не услышал моих справедливых упреков. «Начав с упреков, — сказала мне сестра, — ты рискуешь сказать много лишнего. Ты можешь совершить непоправимое, а этим поспешат воспользоваться твои недруги. Поедем в Кланьи, успокоимся и будем ждать». Моя сестра оказалась совершенно права.
— И чего же вы дождались?
— Все было так, как предсказывала сестра. Король приехал ко мне на следующее утро. Он был весел и обходителен... Сказал, что нуждается в моих покоях, потому что хочет увеличить число приемных залов. А те комнаты, которые он отвел мне теперь, будут совершенно очаровательными, как только в них закончат ремонт и отделку. И мы с ним будем жить так же близко, как и прежде... Чем можно ответить на подобную щедрость?
— Только благодарностью, если ее сопровождают такие сладкие слова.
— Да, только благодарностью. Поезжайте спокойно, дорогое дитя, маркиза де Монтеспан не из тех, кого можно похоронить в одну минуту.
Шарлотта с радостью возвращалась к себе домой, и дом показался ей самым уютным местом на свете. Мало того, что были устранены все следы летнего грабежа, но совместными усилиями мадемуазель Леони и господина Исидора на своих местах оказались почти все книги. Страстный библиофил Сенфуэн де Булюа задумал составить каталог библиотеки барона, что позволило ему задержаться в гостях. Мадемуазель Леони ничуть не возражала против его намерения и даже, наоборот, приветствовала его.
Когда Шарлотта вернулась, они оба трудились над каталогом. Стоя среди аккуратно разложенных на полу стопок книг, Исидор тщательно протирал том за томом, называя автора и название, а мадемуазель Леони, сидя за письменным столом, записывала их в толстую тетрадь. После чего Исидор отдавал книгу Жане, шустрому мальчишке, который влезал на табуретку и ставил томик на чистую и натертую воском полку.
Слуги приветствовали вернувшуюся хозяйку радостными поздравлениями, она тоже поздравила их и всех одарила деньгами — всех, кроме Матильды. Матильде, которая очень боялась холода, Шарлотта купила красивую синюю накидку из пиренейской шерсти. Мадемуазель Леони получила великолепный чепец из алансонских кружев, а их гость — книгу под названием «Путешествие по Испании» некоего Брюлара де Мизери с прелестными, полными юмора иллюстрациями, от которых господин Исидор пришел в восторг.
— Вы боитесь, как бы я не позабыл эту чертову страну? Благодаря вам и мадемуазель де Невиль она
