крошечной девчонкой! Пойду искать сам и, клянусь, если что-то можно узнать, то узнаю! А вы, мадам Лаура, дайте знать капитану Кренну. Надо весь город прочесать, от последнего камня на мостовых и до самого верха крепостных стен!
— Я с вами!
Он сначала отрицательно покачал головой, но, взглянув на ее искаженное горем лицо, понял, что, маясь дома, она совсем исстрадается, и, не говоря ни слова, взял ее под руку.
— А я побегу к Кренну! — крикнула Лали.
Несколько часов подряд они вместе с подоспевшими жандармами искали, расспрашивали, так и не сумев отыскать ни малейшего следа маленькой девочки,
одетой в голубой бархат, отороченный белым мехом… Никто ничего не слышал и не видел.
К вечеру они так и не нашли Элизабет и даже ничего не узнали. Лаура уже была на грани отчаяния: такое неожиданное и бесследное исчезновение говорило о том, что девочку явно похитили, что это вовсе не была детская шалость, проделка, желание поиграть, спрятаться… Такие «прятки» обычно заканчивались через несколько часов слезами счастья и громкими шлепками, но тут было совсем другое… Несмотря на свой природный оптимизм, сам Кренн, знавший в городе каждый закоулок и прочесавший их все вместе со своими людьми, залезая с оружием наготове в каждую сомнительную нору, каких полно в любом порту, даже он не скрывал тревоги, а Жуан — своих подозрений:
— Здесь может быть замешана та сумасшедшая старуха, которая являлась к нам с воплями искать господина де ла Фужерея. Что может быть проще: накрыть такую маленькую девочку накидкой и увести!
— Только не Элизабет! — возражала, всхлипывая, Бина. — Она не пойдет с чужим, а если б закричала, мы бы услышали!
— Это в рыбных-то рядах в базарный день, да еще во время драки? Не уверен! — засомневался Кренн, становясь мрачнее тучи. — Жуан прав: мы должны отработать каждый след, и если к завтрашнему утру Элизабет не отыщется, я сам поеду в Планкоэ, свяжусь там со своими коллегами, и мы вместе навестим этих девиц Вильне.
— Никогда мадемуазель Луиза не согласилась бы на такое ужасное дело, — вздохнула Лаура. — Она бы не позволила сестре пойти на преступление.
— Та могла просто ее не спросить.
— Одной такое дело не провернуть, — возразил капитан.
Тут Лаура вспомнила женщину, с которой о чем-то так оживленно переговаривалась Леони позади собора. Ей тогда вроде бы почудилось, что где-то эту фигуру она уже видела, хотя лица этой женщины она не смогла хорошенько рассмотреть. Что-то в ее манере держаться показалось Лауре знакомым, но тогда она не стала над этим задумываться, а теперь вот вспомнила. Однако, по ее разумению, это воспоминание никак не могло повлиять на разрешение ситуации. Хотя когда она поделилась своими подозрениями с Жуаном, тот, с пропажей девочки превратившийся в яростную ищейку, обрушил на нее шквал вопросов.
— Перестаньте меня мучить! — закричала она наконец. — Неужели вы считаете, что у меня были причины хоть что-то скрывать?
— Извините. Я просто стараюсь подстегнуть вашу память. Иногда достаточно мелкого штриха, чтобы восстановилась вся картина…
— Ты мог бы стать отличным полицейским, — лукаво проговорил капитан Кренн, — но допросу надо подвергать не мадам де Лодрен. Все дело в этой Леони, и на заре мы поедем к ней, но сегодня ночью мои люди еще раз прочешут весь город. Мэр дал нам зеленую улицу.
— Спасибо ему! — воскликнула Лали, привлекая к себе Лауру. — Вам надо отдохнуть, дитя мое. Возможно, нас ждет долгое ожидание, и вы просто обязаны поберечь силы.
— Вы хотите, чтобы я пошла к себе? Но зачем же, ради бога? Я же там изведусь, места себе не найду! Лучше уж побуду здесь. Поверьте, я не хуже отдохну в кресле у очага.
— Ну, как хотите! Тогда и я с вами. Я ведь тоже не высижу у себя одна.
Ночь показалась им невыносимо долгой. Все четыре женщины этого дома провели ее в большом зале, беспрестанно молясь, думая лишь о пропавшей малышке и тревожно прислушиваясь к малейшему шуму. Сама Лаура не могла ни молиться, ни думать, а только тщилась представить себе, где в этот момент могли находиться люди, которые всю ночь искали ее маленькое сокровище. Она изо всех сил старалась отогнать от себя мысли о том, где сейчас может оказаться девочка и что переживает она в данную минуту. Если предположить, что она вообще еще жива… Безмерная тревога, охватывающее ее порой почти непреодолимое желание завыть, как волчица, свидетельствовали о силе ее неподдельной любви. Если Элизабет не приведут к ней живой и здоровой, то остановится и ее жизнь. И никакой Жан Батц уже не помешает ей свести счеты с жизнью.
На заре появился капитан Кренн узнать, нет ли в доме каких-либо новостей. Он зашел еще и для того, чтобы проститься перед отъездом в Планкоэ и рассказать о своей новой идее:
— Мы съездим за господином де ла Фужереем. Если его так называемая невеста замешана в этой трагедии, то он был бы нам чрезвычайно полезен.
— Если кто и сможет урезонить Леони де Вильне, так только он, — поддержал капитана Жуан. — Я тоже поеду с вами.
— Нет, лучше ты побудь здесь. Нельзя оставлять этот дом без охраны.
— Так откомандируй сюда пару жандармов! Пусть они побудут здесь, а я хочу поехать. Элизабет меня знает и, кажется, любит. А ваши мундиры могут только нагнать на нее страх.
— Ну ладно! Так и сделаем.
В доме появились два жандарма. Они с видимым удовольствием расквартировались на кухне у Матюрины, где витали упоительные запахи, и оба любителя посидеть у камелька радовались возможности не мотаться по дорогам, а побыть в уютной атмосфере. Вскоре на улице затих перестук копыт, и дом погрузился в тишину.
Прошло почти два часа после отъезда мужчин, когда появилось письмо…
Обнаружила его Лали на мощеном дворе у ворот, проходя в направлении конторы; письмо, судя по всему, просунули снизу в щель. Оно было адресовано Лауре и содержало всего несколько фраз, написанных на простой бумаге крупным корявым почерком, но смысл его был устрашающим:
«Коли желаете увидеть свою дочь живой, приезжайте завтра вечером в трактир в Гильдо. Одна (это слово было подчеркнуто двумя жирными чертами). А скажете кому — найдете только труп».
Молодая женщина пошатнулась и стала белее мела, но все же особенно не удивилась: она хоть и неосознанно, но ожидала чего-нибудь подобного. Это гнусное письмо уже тем было хорошо, что оно положило конец невыносимой неизвестности. Она протянула послание Лали, подождала, пока та прочтет, и потом ровным голосом объявила:
— Завтра выезжаю в кабриолете. Править им легко, а дорогу я хорошо знаю.
— Лаура, Лаура! — вскричала в ужасе графиня. — Вы попадете прямо в пасть к волку! Этот человек, а я думаю, что речь идет о вашем муже, не успокоится, пока не погубит вас, клянусь!
— Вы наверняка правы, но я ведь не сказала, что собираюсь преподнести ему себя со всеми потрохами. Я поеду на эту встречу, потому что это единственная возможность спасти Элизабет, но только в письме ничего не говорится об оружии, так что будьте уверены, я поеду вооруженной… и уж позабочусь о том, чтобы выстрелить первой.
— Но что вы задумали?
— Все очень просто: я убью этого сына Сатаны, как только увижу, потому что иначе он меня убьет. Так что или он, или я, а на переговоры я не пойду.
Высказавшись, Лаура поднялась в комнату, где ее отец издавна хранил оружие: ружья, пистолеты, шпаги, сабли и кинжалы. Она выбрала кинжал с выточенным в Толедо лезвием, в ножнах, обтянутых черной кожей. Еще взяла пару пистолетов, из которых мать иногда постреливала в саду Лодренэ, чтобы не потерять навык и потренировать глаз. Мария хорошо знала, что ей, как главе такого большого предприятия, нужно уметь защитить себя. Лаура тоже умела обращаться с пистолетом, но ее этой науке обучил Батц. С холодной решимостью она проверила оружие, великолепные дуэльные пистолеты, казавшиеся ей наиболее подходящими для этого случая. Она тщательно вычистила их, зарядила, а пороховницу и пули взяла с
