Жюльетта Бенцони
Ночные тайны королев
1. Мессалина – распутная императрица
Осенним вечером 43 года преторианская стража заметила двух девиц, выскользнувших из ворот императорского дворца на Палатинском холме. Солдаты приняли их за спешащих домой служанок и проводили обычными грубыми шуточками, нисколько не удивившись, что ответа не последовало.
И велико было бы изумление стражников, узнай они, что эти молодые женщины – не кто иные, как всемогущая императрица Мессалина, третья жена божественного Клавдия, и ее служанка Мирталия, облеченная особым доверием своей госпожи!
Незадолго до полуночи Мессалина вышла из бальнеума – роскошной мраморной ванны, – вытерлась льняной простыней и открыла дверь в свою новую спальню, расположенную в северном крыле дворца. Совсем недавно Клавдий разрешил ей переехать в это крыло, удовлетворив просьбу жены, опасавшейся вновь забеременеть.
В комнате было жарко и душно – в окно врывалось горячее дыхание римской ночи.
Остановившись перед овальным зеркалом из полированного металла, юная императрица сбросила простыню и принялась разглядывать себя.
Она была среднего роста, с тонкой талией и пышной грудью. На обрамленном смоляно-черными волосами смуглом лице, сохранявшем мягкое, немного задумчивое выражение, сияли огромные изумрудные глаза и ярким пятном выделялись влажные, пухлые и слегка вывернутые губы.
Мессалина осталась довольна собой: она была не только красива, но и обаятельна и знала, что нравится мужчинам.
– Подай мне светлый парик, – велела она служанке.
– Который, о божественная? – тихо спросила Мирталия, словно тень возникшая на пороге спальни.
– С косами на темени… Или нет, лучше с хвостом, – решила Мессалина. – И принеси духи, – напомнила она.
Из большого сундука Мирталия достала светлый парик и подала его Мессалине, а затем, отойдя в сторону, принялась перебирать флаконы в подвесном шкафчике. Выбрав пузырек тонкого синего стекла в форме птички, служанка отломила кончик длинного хвоста и опрыскала свою госпожу драгоценной эссенцией.
– Ох, мои любимые, – прошептала Мессалина, с наслаждением вдыхая аромат мускуса. Она не могла, да и не хотела отказывать себе в удовольствии использовать дорогие благовония даже в те дни, когда отправлялась в непотребные заведения в Субуре…
Первое время преданная служанка дрожала от страха, но вскоре привыкла к тому, что по вечерам супруга императора все чаще надевала яркие юбки и светлый парик продажной женщины, сделанный из волос рабынь, вешала на грудь сверкающие янтарные ожерелья, покрывала лицо толстым слоем белил, а соски – золотой краской и, приказав Мирталии сопровождать ее, через потайную дверцу покидала дворец на Палатине.
Набросив на голову тонкое покрывало, никем не узнаваемая, Мессалина пешком пересекала ночной город, оставляя за собой храмы и виллы римской знати, торговые улицы с лавками сапожников и суконщиков.
С наступлением сумерек жизнь в Риме не затихала: по мощенным камнем улицам грохотали повозки, которым только в ночные часы разрешалось двигаться по городу, плавно катили изящные дорожные экипажи, скрипели подводы, груженные мясом и овощами. Царившую на узких улочках кромешную тьму время от времени рассеивало пляшущее пламя факелов. Ничего не стоило попасть под колеса! Но самая большая неприятность угрожала тем незадачливым прохожим, кто слишком приблизился к стенам домов: как только темнело, из окон прямо на улицу лились помои и нечистоты, летели черепки битой посуды…
Виллы патрициев и дома зажиточных горожан давно остались позади, уступив место жалким лачугам, тянувшимся вдоль Тибра до самой пристани. Это и была Субура.
Здесь хозяйничали попрошайки, собирались воры, грабители, падшие женщины и всякое отребье. В тамошние притоны любили заглядывать гладиаторы и лодочники с реки. Весь этот сброд неплохо себя чувствовал даже по соседству с римскими палачами, селившимися тут с незапамятных времен. И никого не пугал вид окровавленных бичей, вывешенных для просушки у дверей их домов.
Восемнадцатилетняя императрица, по праву считавшаяся первой римской красавицей, спешила в Субмеммиум – грязную и тесную улицу проституток и беглых рабов. В огромных окнах притонов хозяева выставляли напоказ свой товар. Средняя цена мальчика или девочки не превышала двух ассов, столько же стоили две чаши простого вина. Но если товар был уж очень хорош, могли потребовать и двадцать ассов…
Мессалина уверенно шагала вперед, она прекрасно знала эти места. Между притонами ютились крохотные мастерские ремесленников, стояли тележки зеленщиков. Бойкая торговля не прекращалась и ночью.
Но выгоднее всего было держать харчевню. В кабаках не переводились посетители. В нижнем этаже пили и играли в кости, а потом гости поднимались наверх или отправлялись в дальние, выходящие в сад комнаты. У входа в такого рода заведение рядом с вывеской нередко красовалось изображение фаллоса, якобы предохранявшее от сглаза, на самом же деле прозрачно намекавшее на побочный источник доходов предприимчивого хозяина…
Но что же привело в эти злачные места божественную императрицу? Неужели болезненное любопытство, которое обуревало многих патрицианок, жаждавших увидеть грязные простыни и женщин с набеленными лицами, услышать ругань недовольных клиентов, почувствовать запах прогорклого масла?..
О том, что влекло в Субуру Мессалину, можно только догадываться. Проституткой позволялось стать любой женщине, и некоторые знатные римские матроны вносили свои имена в официальные списки продажных женщин, чтобы спасти свою жизнь, ибо согласно закону семейного права супружеская неверность каралась смертью. Статус проститутки спасал легкомысленных жен, поскольку речь уже шла не о прелюбодеянии, а о профессии, разрешенной законом.
А Мессалина? Она тоже боялась разоблачения? Вряд ли… Скорее всего ею владело желание прикоснуться к пороку, узнать цену самой себе – она хотела, чтобы ее покупали те, кто видел в ней женщину, а не императрицу.
Когда она впервые попала в Субуру, перед дверью какого-то кабака происходила обычная для этих мест ссора. Толстяк с потной физиономией и размалеванная девица спорили, не стесняясь в выражениях. Оба пронзительно визжали, и Мессалина не сразу догадалась, чем был вызван скандал. Оказалось, что девица, торговавшая собой в ближайшем притоне, вознамерилась навсегда распрощаться с грубияном-хозяином. Причина у нее была более чем уважительная: нелегким трудом она скопила необходимую для выкупа сумму и собиралась отныне работать самостоятельно. Однако хозяин, с которым она уже расплатилась, требовал, чтобы девица отработала ночь до конца, и грозил ей побоями за неповиновение. Она пользовалась в притоне наибольшим успехом, и сейчас ее дожидались шестеро ценителей платной любви, которые, не получив обещанного, наверняка бы разнесли кабак и избили хозяина.
Ссора непременно переросла бы в потасовку с участием многочисленных зевак, если бы в дело не вмешалась Мессалина.
– Оставь ее в покое, – обратилась она к содержателю притона. – Если хочешь, я заменю ее.
Верную Мирталию охватил ужас: императрица в непотребном доме! Что будет, если эта неслыханная весть достигнет чужих ушей! Судьба самой Мирталии не вызывала сомнений… Бледная как полотно, служанка застыла на месте, не сводя со своей госпожи широко раскрытых глаз.
Хозяин притона с изумлением уставился на юную особу, готовую занять освободившееся место продажной девицы.
– Кто ты? – спросил он. – Я тебя не знаю.
– Меня зовут Лициска, – ответила Мессалина. – Я родом из Греции.
Ограничившись внешним осмотром, хозяин поспешно заключил сделку и пригласил женщину в кабак. Мирталии, назвавшейся недужной сестрой гречанки Лициски, он приказал подождать в углу и побаловаться дешевым вином. Тем временем Мессалина уже исчезла в тесной каморке, отгороженной от общего зала
