понтонным мостом. Отслужив благодарственный молебен за победу, отправили вестника на «Королеву», полагая, что дамы не заставят себя ждать и вскоре высадятся на берег.
Ночь была тихой. Приготовили пищу, поужинали, и воцарившуюся тишину нарушал только скрип шагов сторожевого отряда и голоса перекликающихся часовых. А как была хороша эта ночь! Удивительная африканская ночь с мириадами звезд, крупнее которых не бывает на свете! Они отражались в водах нильского рукава, утыканного тонкими пиками невиданного растения, которое здесь называли папирусом. На морском просторе фонари кораблей, стоящих на якоре, помогали нести службу небесным ночникам.
Пришло утро, и удивительна была мертвая тишина города. Ни один муэдзин не поднялся на верхушку устремленного к небу минарета и не позвал мусульман совершить намаз, как это было вечером. На стене не было видно ни единого часового, доспехи не заиграли в лучах восходящего солнца.
Людовик IX, оглядев внимательно стены, решил послать к ним отряд разведчиков, как вдруг в лагере появился человек, которого крестоносцы по его одежде и смуглому лицу приняли сначала за сарацина, но он оказался христианином-коптом. Копт принес поразительную весть. По его словам, в Дамьетте, кроме его собратьев-христиан и узников крепости, больше никого не осталось. Даже страшные воинственные арабы сбежали вместе с остальными жителями вверх по течению Нила. Ворота Дамьетты открыты.
Весть была столь невероятна, что король отказался ей верить. Поддержал его и папский легат, Эд де Шатору, предположив, что крестоносцев хотят заманить в ловушку. Но вестник настаивал:
– Если я вас обманываю, вы можете меня убить. Можете отомстить и всем моим соплеменникам, но я не боюсь, я спокойно пойду вместе с вами.
– Так чего же мы ждем?! – вскричал Робер д’Артуа. – Я со своими рыцарями скачу вперед и…
– Не спешите, брат мой, – остановил его король. – Войти в город первым следует мне.
Король отдал приказ выступить и, оставив в лагере надежную охрану, занял место во главе своих баронов. Крестоносцы направились к понтонному мосту, миновали его и въехали в город, который и впрямь был пуст. Ни один человек не встал на его защиту. Более того, беглецы оставили здесь все, чем владели. Не забрали они оружие и боеприпасы, оставили провиант и всю домашнюю утварь. Дома стояли открытыми, словно их владельцы отлучились на рынок или пошли погулять. Единственным проявлением враждебности горожан был пожар, бушевавший на базаре, но его, хоть и с трудом, удалось потушить. Город без боя сдался крестоносцам, и прежде всех других дел нужно было воздать хвалу Господу. Король с легатом выбрали для этого мечеть, которая изначально была церковью, освященной Жаном де Бриенном во имя Девы Марии, церковь вновь освятили, и мощный хор грянул «Тебя, Бога, хвалим…».
Людовик про себя не уставал удивляться столь скорой и полной победе. День, один только день понадобился ему, чтобы богатый и сильный город оказался в его руках, тогда как Жан де Бриенн потратил целых полтора года, чтобы завоевать его. Как не увидеть в такой победе Господней воли? Он наслал страх на опытных воинов противника, и они бежали с поля боя.
Когда крестоносцы убедились, что в городе и на самом деле осталась лишь горстка коптов, живших неподалеку от своей церкви, и еще несколько узников, которых тут же поспешили освободить, и те с радостью предложили свои услуги новым хозяевам, король отправил нескольких знатных сеньоров за королевой, принцессами и их придворными дамами.
Разместить их было решено во дворце султана, так как в каждом крупном городе у султана был дворец. Дворец Дамьетты был невелик, но хорошо защищен, представляя собой небольшую крепость, его и заняла королевская семья. Когда спала дневная жара, королева вместе с другими дамами под приветственные клики всего войска прошествовала по мосту и вошла в Дамьетту. Француженки с изумлением рассматривали невиданный город с домами, беленными известью, чью ослепительную белизну подчеркивала темная зелень пальм. Дивились они высоким минаретам и узким улочкам, вдыхали непривычные запахи: то пряностей – перца и корицы, то нежный аромат нильских лотосов, то кипящего масла, то рыбы, когда вяленой, а когда и подгнившей, и еще чего-то неведомого для западных людей. Прохлада дворца, куда вошла Маргарита, обрадовала ее, а внутренний дворик с пальмами и розовыми лотосами в бассейне очаровал. Но больше всего она наслаждалась твердой почвой под ногами. Постоянное покачивание корабля и зловоние, которое ощущалось на нем, потому что не всегда его мог развеять морской ветер, были мучительны для нее: она вновь была беременна. Усталость обострила тонкие черты Маргариты, и Рено с тревогой отметил эту перемену, когда королева проходила мимо него. Быть может, он обеспокоился бы еще больше, но, по счастью, видел, как королеву поддержала Герсанда, когда маленькие ножки Маргариты в красных туфельках ступили с корабельных сходней на землю. Увидел Рено и Флору и на ее торжествующую улыбку ответил недовольным пожатием плеч. И отправился искать дом, где устроился на постой сир Робер со своими воинами.
Каждый из знатных сеньоров разместился по своему вкусу, но все они были людьми военными, привычными к переменам, и без всякого огорчения один день спали на голой земле в лагере, другой – в мраморном дворце, третий – на песке или глиняном полу, если это было необходимо. Большая часть воинов по-прежнему осталась в лагере. Легат вместе со священниками и слугами занял дом по соседству со вновь освященной церковью Девы Марии. Король Кипра расположился в богатом доме сбежавшего купца. Принц де Мори и герцог Бургундский устроились в караван-сарае, он приглянулся им просторным двором и обилием припасов. Не остались без крова и знатные бароны: каждый нашел себе по удобному, красивому дому. В лагере остались коннетабль Умбер де Божо, тамплиеры, госпитальеры и не слишком знатные сеньоры и рыцари, которым принцы доверили охрану своих шатров.
Рено изъявил готовность охранять шатер Робера д’Артуа в надежде наконец-то встретиться с Ронселином де Фосом. Но Робер воспротивился, он не желал отпускать от себя Рено ни на шаг.
– Я боюсь, что какая-нибудь дурная случайность разлучит нас с тобой, – заявил Робер. – А без тебя я не буду знать, где искать Крест, когда мы вернем себе Палестину.
Рено нечего было возразить. Надо сказать, молодой человек дорожил предпочтением, какое оказывал ему господин. Он и сам привязался к нему, полюбив за бесшабашную храбрость, щедрость, веселый нрав, прямоту, которая подчас бывала опасной, и даже за вспыльчивость и гневливость, чреватые самыми неожиданными последствиями. Сир де Жуанвиль, сенешаль Шампанский, тот самый чудак, который не постеснялся попросить у короля денег, а потом бросился на помощь потерпевшей кораблекрушение императрице, рассказал Рено вот какую историю о юном Робере. В те времена Роберу было лет тринадцать, и он водрузил на голову великого графа Тибо Шампанского головку жидкого вонючего сыра, сочтя его предателем, так как тот дерзнул поднять оружие против его матери Бланки, которая была тогда регентшей… Такие случаи не были редкостью, они нанизывались, как четки, знаменуя приступы праведного гнева принца. Рено искренне полюбил Робера, и мечта о том, что в один прекрасный день они вдвоем отправятся на поиски Креста, стала для него заветной… И тогда он отгонял от себя воспоминание о той епитимье, которую наложил на него Иннокентий. У него еще будет время подумать, как ему поступить с обещанием, данным папе, сначала нужно отыскать Крест!
И Рено поселился вместе с Робером в огромном доме, который теперь именовался «дворцом».
На следующий день вечером, ища прохлады, Рено добрел до берега Нила, где неожиданно встретил Рауля де Куси. Барон, привыкнув на Кипре к лагерной жизни, не пожелал оставить лагерь и теперь.
– Я ищу вас со вчерашнего дня! – с раздражением начал барон дрожащим от злобы голосом. – Вас невозможно найти!
– Очевидно, вы плохо искали, сир. Мессира Робера трудно не заметить, а я всегда нахожусь подле него.
– Как вы удобно устроились! Но мне это не помешает потребовать от вас объяснений!
– Я тотчас же объяснюсь, как только вы скажете, в чем дело.
– Вы сами прекрасно знаете, – проскрежетал де Куси. – Под фальшивым именем, назвав своей кузиной, вы посмели ввести в окружение королевы презренную Флору д’Эркри! Эту ведьму, эту убийцу, эту…
– Женщину, которую вы искренно любили и продолжаете любить. Иначе вы не стали бы спасать ее от костра! – спокойно закончил Рено фразу барона, и его спокойствие несколько отрезвило де Куси.
– Я вижу, вы немало знаете обо мне, и хотел бы выяснить, по какому праву! Разве что по праву ее любовника… Не таитесь! Она ваша любовница, и вы устроили ее, чтобы возить за собой. Но приготовьтесь – я вас убью! – и барон положил руку на рукоять меча, собираясь вытащить его из ножен.
Рено равнодушно пожал плечами.
